"Фантастика 2024-41". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Прогрессор поднес к глазам окуляры.
— Старший Брат чудит что-то. Жаль не слышно ничего…
Пришедшее в себя монахи строились в две цепочки и, спустя несколько минут, из конца в конец поплыло первое ведро с водой.
— Пожар где-то? — забеспокоился Джо. — Горим? Они что, дворец подожгли?
Ведра быстро сновали из конца в конец цепочки. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Монахи черпали воду из фонтана, там же кто-то из Средних Братьев окунал в ведро фигурку Второго
— Думаешь, поможет?
— Думаю. Это же опять вода…
— Он же сказал, что не было его в кувшине.
Старший Брат отмахнулся.
— Колдунам веры нет! Пропал же он куда-то, после этого?
Старший Брат попытался подняться, и у него получилось. С ненавистью посмотрев на место, на котором только что лежал он сбросил с плеча грязный плащ и объяснил.
— Ни одно создание, появившееся на свет под этим небом, не может вечно витать над землей. Даже птицам и Божьим помощникам приходится ступать на землю. А раз так, то значит, мы увидим их!
Он говорил о колдунах, и все это поняли.
— Это если они не всесильны и подчиняются законам нашего мира, — негромко сказал Иркон. В равной мере он хотел, чтоб Черет оказался прав и чтоб ошибся.
— Всесилен только Карха, — оборвал его Старший Брат. — Эти могут быть только очень сильными.
— А какая нам разница? — спросил Верлен. — Сильный просто убьет, Всесильный убьет и расплющит…
— Душа, — сказал монах. — Вот какая разница. Каждый из нас выбирает. Что выберешь, то и твое — то ли смерть с чистой душой, то ли жизнь с испачканной…
— Ладно, а вода-то зачем?
— Чтоб найти их. Я не верю в их бесплотность. Кармаил писал «Зло — не мысль. Зло — дело!» А какое дело без руки? Есть, есть у них все…И руки и ноги…
— И что будет дальше?
Старший Брат покачал головой.
— Я не хочу говорить, что должно быть дальше….
— Почему?
— Аскет Масака в «Поучении охотнику за темными демонами» учит нас: — «У демонов есть уши». Они слышат нас, хотя не могут читать мысли…
— Ни в одном из храмов Братства не видел ни одной шкуры темного демона… — негромко, но так чтоб услышал монах, пробормотал Иркон. — Шкуры светлого, впрочем, тоже не видел…
Монах пропустил колкость мимо ушей.
— Если мы хотим победить их, то должны меньше говорить и больше думать. Мы должны просить Карху дать нам силу и хитрость…
Он бежал, и встречные шарахались в сторону от бешенного Императорского взгляда. Следом бежал Верлен, на ходу выкрикивая приказания, чтоб у дверей на женскую половину утроили стражу.
Дверь приближалась рывками, словно ее корчило оттого, что случилось в Зале.
Забыв про хитрость Старшего Брата, Мовсий вбежал в зал и только тогда остановился, почувствовав воду под ногами. Брызги коснулись лица, вернув его в разум. Под ногами, прямо в воде, заливавшей пол — еще шаг и наступил бы — лежали вповалку пятеро стражников. Они лежали так, как их и застал десятник, поднявший тревогу. Никто не посмел прикоснуться к жертвам злого колдовства. От сапог Императора к ним пробежала мелкая волна и, разбившись, вернулась назад.
— Среди бела дня, — произнес голос за его спиной. Император
повернулся. Иркон смотрел на людей без сожаления, но с любопытством.— Живы?
— Скорее всего, да.
— Ранены?
— Ты же знаешь — колдовство не ранит. Оно вынимает душу. На время или навсегда.
Мовсий хотел выругаться, но сдержался.
— А где…
— Вон там. На стене.
А себе под нос в полголоса пробормотал.
— Ошибся, значит, Черет. Не помогла вода все же …
Не ответив, Мовсий пошел к дальней стене. Между двумя картинами, на камнях, что поставили друг на друга предки его предков, появилась размашистая надпись — «СОГЛАСИСЬ». Одно слово, но оно стоило многих. Он оказался невольным пророком. Колдуны забрались сюда не только голосами и они не просто пришли. Они бросили ему вызов.
То, что они сделали со стеной, вызывало страх и уважение.
Император смотрел на оплавленный камень, думая, что можно противопоставить им. Им и их силе. Из-за спины донеся голос брата Черета.
— Да-а-а-а-а… Это их слабость…
— Это? Их? Слабость?
Каждое слово Император произнес отдельно. Он словно давал Черету время передумать и отказаться от глупых мыслей. Какая слабость? Оплавленный камень говорил сам за себя.
— Если смогли сделать это — они могучи …
Он повернулся к монаху, чтоб ткнуть того носом в стену, но Черет смотрел вовсе не на неё. Старший Брат не вошел в зал. Он сидел на пороге, прямо в дверях, у первого же заколдованного. Края его рясы, впитав воду, стали черными.
Стражники уже выходили из колдовского оцепенения и пытались подняться на ноги. Глядя, как они барахтаются в воде, Старший Брат сказал:
— Заметь, Император. Опять все живы… Опять ни одного убитого. Ни царапины, ни синяка, ни выбитого зуба…
Но Император его не слышал.
Он молчал, глядя на надпись.
От камня несло теплом и гарью, и этот же запах обрела злоба, смешенная со страхом, что билась под кадыком. За спиной плеснуло, зашуршало. Он обернулся на звук. Ничего страшного. Монах, перевернув стражника, тащил его поближе к стене. Его никто ни о чем не спрашивал, но вопрос висел в воздухе и Черет, негромко, словно сам с собой говорил или обращался ко второму стражнику, что волок к двери сказал:
— Это не гнев! Нет! Это испытание. Карха испытывает силу нашей веры и нашего ума!
Хранитель Печати криво улыбнулся.
— Раз уж ты такой умный, что догадался о замыслах Кархи, то, может быть, скажешь, что теперь будет с нами?
Монах посмотрел на него, усмехнулся, словно и впрямь доподлинно знал, что замыслил Карха.
— Слабый и глупый, сломавшись, станет дровами небесного костра охотника Гэрпа, а выстоявший будет любезен нашему небесному отцу.
Хранитель Печати ему не поверил.
— Выходит палач на костоломке тоже испытывает чью-то веру?
— Не кощунствуй…Ты же видишь, что их силы выше человеческих, выше Императорских.
Мовсий поднял голову, повернулся.
— Но не выше сил Братства, ты хочешь сказать?
Старший Брат не ответил.
— А монахи? Их-то колдовство тоже не пощадило!
Монах взялся за третьего стражника.
— Это еще не все силы Братства…
— А есть ли у Братства силы, способные сделать вот это?
Он потащил упирающегося Черета к стене, измаранной надписью. Монах, едва увидел надпись, выдернул свою руку из Императорской и застыл, присматриваясь.