"Фантастика 2024-54".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Я, без капли застенчивого смущения, воспользовался приглашением. Первым делом и черным вороном полетел в общую душевую. Чтобы вылететь на простор уже белой, отмытой вороной. С куском туалетного мыла заодно простирнул увидавшую за минувшие дни те еще виды несчастную рубаху и напрочь потерявшие достойную форму и запах носки. Белье нижнее, в просторечье именуемое трусами семейными, освежать не стал – голым задом, да в мокром, хоть бы и летом, и двусмысленно, и мерзко. А без трусов – пока в ожидании кондиции постирушка моя выпаривалась под щедрым солнышком на подоконнике, – слуга покорный, в здешнем ФДСе девчонки на одном этаже с парнями, еще выйдет внезапный визит и за ним следом конфуз. Не подумайте, только: мол, вот бедолага, скреб-скреб он этим мылом, чего там настирал, да еще мужик? Ошибаетесь, справился распрекрасным образом. Сказалось армейское прошлое и канувшие в радужные воспоминания бесшабашные студенческие будни. К тому же мое настоящее, как холостого нищенствующего брата психиатрического медицинского ордена, почти тамплиерского, мало отличалось по существу. То же мыло, разве хозяйственное, тот же пластмассовый таз, и что гораздо хлопотнее – обычная студеная водица из колодца, сам натаскай, сам и согрей, коли не
Рубаха моя сохла, сам я сидел подле у холодной по летнему времени батареи, пил немного подкисшее молоко с сушками, и думал. Что вот, сижу. Перед тем, как отправиться в последний путь. В белом и чистом, словно русский воин-богатырь в ночь перед сражением при Бородино. Как оно выйдет? Хорошего я не ждал, но и плохого – не слишком, после вразумительного совета сведущего в сюрреалистических подоплеках многих тайн «большого человека». Дорога больше не пугала меня, оттого, что стала определенной; указующий направления камень сам заговорил со странником, исполнив миссию выбора за него: направо, али налево – нет, велел ступать прямо и не сворачивать никуда, коли жизнь тому еще мила.
Ну, допустим, я вернусь. То есть, как это, «допустим»? Вот, допью слабительное молоко, сгрызу пару-другую баранок, и все, снова в поход. Картина аквамариновой аква-же релью, спасение утопающих по теории вероятности пятьдесят % (прОцентов) на пятьдесят % (процЕнтов): либо доброхотно вытащат, либо повезет и справишься сам, неспасительный вариант с трагичным финалом рассматривать ни к чему. Я предвидел даже, что меня и впрямь спасут. От неминуемой гибели, или от вполне предотвратимой неосмотрительности. Но это-то все было как раз неважно. Почему? Да потому! Мой «большой человек» вполне мог бы не вдаваться в откровенность. Но лишь намекнуть: ступай туда-то и туда-то, затем-то и затем-то, без пространных объяснений. И за намек впору было бы благодарственные поклоны класть на все четыре стороны света. Но нет. Зачем-то ОН мне все-таки поведал одиозную повестушку о приключениях служебного хорька. Выводы вроде как оставались за вашим покорным слугой. От меня ожидали некоего действия, или напротив, бездействия, или того и другого по обстоятельствам? Однако чтобы действовать, и тем более бездействовать, надо было хоть примерно знать. Какого цвета должно висеть на стене рожно, чтобы Пахомовы ахнули? (старый анекдот, не слышали, так после расскажу, или спросите у первого встречного, или в крайности у второго).
Поэтому я попивал молоко, негигиенично из пакета, и шевелил извилинами ума, то и дело заходившего за разум. Для начала отталкиваться приходилось от самой истории. Как от точки опоры, дабы вернуть опрокинутый мир в первобытное состояние равновесия. Что, собственно, открыл мне «большой человек» о предполагаемом объекте псовой охоты, психически неадекватном постояльце нашего дурдома? Могущий преобразовывать текущую материальную реальность вокруг себя. Ключевая фраза, отмыкающая врата Сезам. Кто же это? Я тщательно перебрал всю наличную, рабочую картотеку своей должностной памяти. Феномен? Божья роса. Сказано: не в себе, а вокруг себя. Гений же Власьевич интересовался, насколько мне это было известно, и известно достоверно, лишь внутренним совершенством, процессы, происходившие вовне, не волновали его абсолютно, как голубя мира собачьи блохи. Плюс ко всему, он отработанный материал, годный разве на провокации. Витя-«Кэмел»? И вовсе не смешно. Виктор Данилович Алданов ничего не менял, никогда о подобных способностях не заявлял, напротив, утверждал, что ему это не по силам. Вообще, путешественники – это другое. К тому же миражи его вовсе не были материальны, возникали мороком над картофельной грядкой и рассеивались бесследно, не внося в окружающие время и пространство вреда. А выгоды, ощутимой, от них совсем не было никакой. Но «большой человек» поведал – мощь в его, психа, руках, столь велика, что прибегать к ней не то, что без нужды, даже в пиковых обстоятельствах опасно. Так неужто стал бы Витя Алданов баловаться стихиями страшными, что называется «от балды», для праздного развлечения? Не такой он был человек. И любили его все в стационаре, и он любил всех, потому не позволил бы себе подвергать душевно близких ему людей риску из пустой забавы. Значит, забава и была. И «Кэмел» здесь не причем.
Тогда кто же остается? Зеркальная Ксюша? Ее история была близка по сути. По сути, но не по существу. Именно потому, что я слишком хорошо узнал эту самую историю и мог судить. Не совпадало. Ксюша сама боялась своей потусторонней, зеркальной способности. Значит, до конца не управляла ей. Напротив, способность вызывать Тень подавляла бедную Ксюшу много лет, пока, по какой-то причине, не пришло избавление. Насколько же я понял из ЕГО слов, не завуалированных, не жалующих обиняков, псих-то как раз держал скрытую свою мощь под полным контролем. То есть, по своему усмотрению либо прибегал к ней, либо нет. Опять же, сказано было – отнюдь не по сиюминутной прихоти. Иначе – для того должна быть проделана соответствующая, предварительная работа в благоприятных условиях, что значит: для явления силы необходимо время. У Ксюши все выходило наоборот. Контроль как раз и был ее слабой стороной, а вот явления Тени случались произвольными и мгновенными: в окрестностях любой отражающей свет поверхности. К тому же всплыл внеочередной, насущный вопрос: нахрена пищевые дрожжи сапожнику? Зачем Вавороку ее Тень? С крестовыми, «казенными» хлопотами? Когда сколько угодно подручных клонов-братков или прочих бессовестных наймитов, за рубль в поле готовых гонять воробья и считать саранчу. Ну как Тень прицепится к самой мертвой мумии тролля? Зеркальная Ксюша ей, если не укажет, то посоветует. Вообще, глупости это все. Даже коли Ваворок успел за время моего отсутствия разузнать досконально тайную подноготную нашей Зеркальной Ксюши и составить относительно нее корыстное мнение. Даже если в планах мумии тролля значилась номером первым вовсе не власть, но страшная, кровная месть.
Убрать ненужного человечка возможно и более простым, надежным способом. Пистолет с вороненым глушителем, бомба для председателя или сильно, быстро действующий яд. А тут: сначала доставь жертвенного агнца (черного козла) к самой Ксюше, или ее к нему, а если агнец (козел) тот высоко сидит? Так прямо и скажет: заходите, разлюбезная Ксения Марковна, не стесняйтесь, гость в дом, бог в дом! Как же! Держи рот шире, когда махнешь сто грамм! Фигня.Кто же? Кто? Я перебирал в уме истории болезней и не находил нужной. Уже давно остались позади и ФДС и сама Москва, я трясся в плетущейся мелким дребезжащим ходом пригородной электричке – четвертая пересадка, но с необходимой суммой на прокорм вполне терпимо, – трясся и терзался размышлениями. Не складывался ехидный паззл-головоломка. Зараза! Только-только подходил один раскрашенный кусочек к намеченному целому, как тут же следующая затейливо вырезанная картонка портила весь предыдущий расклад. Кстати, попутно, – а я как раз и был, согласно текущему повествованию, в дальней дороге, – назрела необходимость следующего именного рассказа. Не слишком отвечавшего заданной поисковой теме, но лежавшего где-то в ее окрестностях. На сей раз о Сергии Самуэльевиче Палавичевском, по прозвищу Конец Света, которое, то бишь прозвище, в намеренной панической отстраненности – и слушать не хочу, ох, отстаньте вы с вашими ужастями, – дано было ему в предупреждение нашей кухаркой Тоней Марковой. Дано экспромтным порывом, но прижилось и приклеилось столь серьезно, что не отодрать. Итак. Вновь судите сами.
КУРСКАЯ МАГНИТНАЯ АНОМАЛИЯ – КАК ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ МЕЖДОМЕТИЯ «УПС!»
Господин-товарищ Палавичевский испокон своего сознательного века был пассивным диссидентом. Нет, плохо. Звучит, будто был пассивным «гомосеком», а Сергий Самуэльевич, по всем статьям, получался личностью исключительно положительных качеств. Даже согласно той статье, по которой его осудили за тунеядство, не придумав иного выхода и способа, дабы упечь его в места не столь отдаленные хоть малую малость на законном основании.
Но и тунеядцем господин-товарищ Палавичевский отнюдь не был. Во-первых, потому что, как пчелка-хлопотунья, трудился и попутно учился всю совершеннолетнюю жизнь, во-вторых, если общественно-полезные усилия эти и носили порой характер непостоянно-временный или договорной, то никак не по вине самого Сергия Самуэльевича.
Обрывки биографии его, имевшиеся в распоряжении лечащего врача, – в последние годы им номинально числился дядя Слава Мухарев, – не давали всей полноты картины его творческих усердий и перемены занятий. Как раз оттого, что лишь малая их часть нашла свое отражение в трудовой книжке, в то время как большая была выведена из устного пересказа Сергия Самуэльевича, что значит, не находила достоверного подтверждения. Ну а в сопроводительном приложении относительно его тюремных специальностей царило истинное многообразие приобретенных по случаю профессий. Тут тебе и квалификация сучкоруба, и дневального, и даже заведующего художественной самодеятельностью. Одним словом, карьерный рост «на зоне» господину-товарищу Палавичевскому удался куда более, нежели в свободной советской среде обитания. Но, по порядку.
Уроженец города Йошкар-Ола – настойчиво именуемого Сергием Самуэльевичем упраздненным названием Царевококшайск, – очень быстро был он перемещен великодушной волей судьбы, еще в его дошкольные, несознательные годы, сначала в хабаровские приграничные края, а затем уж, в виду особой благосклонности, в столицу тогда сильно «залежной» Украины, богатый Киев. Из чего можно бы сделать логичный вывод, что отец Сергия Самуэльевича был кадровым военным, и даже, согласно географии назначений, успешным в звездно-погонном росте. Но вывод бы этот оказался от начала до конца неверным мыслительным штампом, потому что Палавичевский-старший с роду никаких погон не нашивал и вообще имел «белый» билет по причине крайней близорукости: минус семь диоптрий, ограничение физических нагрузок, опасность прогрессирования заболевания до полной слепоты. И еще потому, что Самуэль Борисович (по паспорту Борухович) был стопроцентный, ярко выраженный семит (иначе еврей), выходец из областей той консервативной местечковой оседлой черты, в пределах которой издавна не жаловали государеву военную службу, в виду абсолютной ее недоступности по дискриминационно-идеологическим соображениям. Тем более, если учесть, что основное, спорное по содержанию богатство Палавичевского-старшего составляли как раз несчетные отщепенцы-родственники, выехавшие на постоянное место жительства в сионистский Израиль. (Фирочка, непременно упакуй, как следует, сверху, дедушкин портняжный утюг! Нет? Ой, как же ты будешь в Хайфе, и без утюга?)
Так какая же насмешка в лице неисповедимости путей господних заставила Палавичевского-старшего вместе с прочими членами своего обширного семейства скитаться по, мягко говоря, противоположным частям великой и могучей Родины? Имя ей – областная филармония. Да, да. Не знаете, так не скальте понапрасну зубы. Лучше послушайте. Палавичевский-старший вовсе не был и в малой степени музыкантом, хотя для еврея это странно. Он вообще не играл ни на одном музыкальном инструменте, за исключением разве шаманского бубна, и то Самуэль Борисович предполагал только, что для придания нужного эффекта камланиям в бубен сей надо стучать, чем громче, тем лучше.
Палавичевский-старший служил администратором, из породы суетливых втируш, довольно удачливым и пробивным, по преимуществу, когда дело касалось организации левых «шефских» концертов, в коем ему мало нашлось бы равных по догадливой изворотливости и предприимчивости. И это в те далекие, суровые проверочные времена, когда продюсеров-шоуменов еще не отстреливали пачками, а новоиспеченная ОБХСС зорко и строго надзирала за нетрудовыми доходами. Зато специфика тогда была иной. Народ требовал хлеба и зрелищ, но первое и второе он получал официально в жестко регламентированном виде. А вот неофициально! Тут начинался другой коленкор. Артистов всех мастей и даже званий в те канувшие переходно-социалистические времена было – хоть с кашей ешь, и то, каши на всех не хватит, оные же артисты неизменно останутся в избытке. (Впрочем, и сейчас разве положение изменилось?) Потому как, веселить гражданское советское население куда заманчивее, чем, уподобившись ломовой лошади, засевать кукурузой целину или в качестве расходного материала обогащать собой безвинно обедневший уран на подземных, секретных заводах.