"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19

Ярко горели факелы, вокруг ни души, только на карауле у ворот стоял молодой щуплый солдат. В тунике, с кожаным ремнем, туго опоясывающим парня, с мечом и копьем, он выглядел по-детски наивным. Северус приготовился метнуть в него кинжал. Аддон схватил его руку:

– Подожди, парня я знаю, скажу пару слов – он уйдет.

И, не дожидаясь реакции своего надсмотрщика, двинулся вперед. Солдат у ворот принял стойку для атаки копьем, что-то крикнул, но Аддон, подняв руки, все равно приближался и говорил по-армянски доверительным тоном. Через минуту парень прижал копье к бедру, нерешительно развернулся и ушел.

Северус, злобно наблюдая за этой сценой, думал: «Я тебя вычислил, предатель; при первой возможности убью».

В самый разгар штурма открылись ворота крепости. Легионеры хлынули внутрь. В стане осажденных на стене начался переполох, послышались крики «Предательство!», бой прекратился и, не ввязываясь врукопашную, защитники разбежались. Вскоре вся крепость была занята римскими солдатами.

– Консул! – докладывал Квириний. – Похоже, армяне ушли тайным ходом. Мы начали его поиски.

Легионер с лицом убийцы доверительно шепнул:

– Консул! Я точно знаю, что Аддон – лазутчик. Выдал себя. Он опасен.

Во взгляде Гая сквозило высокомерие:

– Боги уготовили ему роковой жребий. Убьешь, как только найдем статую. – И тут же приказал: – Немедленно Аддона ко мне! Меня интересуют винные подвалы.

Подвели Аддона. Бросив на него неприязненный взгляд, Гай скомандовал: «Веди!» и в окружении преторианцев, освещавших путь факелами, стремительно двинулся вперед. Дубовую дверь, ведущую в погреб, сломали и по узкой винтовой лестнице спустились вниз. Перед консулом предстал винный погреб со штабелями бочек и зарытыми в землю карасами [178] .

178

Карас – армянский крупный глиняный горшок до 1000 л для хранения вина.

В полутемном погребе было прохладно, пахло прокисшим вином. Аддон, поняв, что его раскусили, тянул время и соображал, как спастись; с факелом в руке долго ходил между штабелями бочек, постукивая по каждой, и даже поднимал крышки карасов, заглядывая внутрь. Терпение Гая кончилось. Бросая злые взгляды на Аддона, приказал:

– Северус, помоги ему!

Мускулистый легионер, скорчив гримасу недовольства, достал из ножен меч и приставил к груди Аддона.

– Молись, несчастный! – злые глаза преторианца говорили о недвусмысленности намерений.

– Здесь что-то есть, – постукивая по донью бочки, вдруг сказал перебежчик.

Северус с размаху ударил мечом по большой бочке. Из обломков, разобрав щепки, вытащил тяжелую корзину и, положив на пол, открыл, принявшись ворошить солому.

– Консул, внутри статуя! – заорал он.

Гай рванулся к реликвии. Пробравшись мимо удивленных солдат, он, ошеломленный, остановился в узком проходе перед фигурой Афины Паллады и, не веря своему счастью, буквально пожирал глазами упакованный соломой Палладиум. Затем взгляд его стал жестоким. Медленно повернув голову в сторону Аддона, стоящего с факелом рядом, холодно произнес:

– Вчера я молился Юпитеру и пообещал: если Палладиум будет найден, принесу богу жертву. Человеческую жертву. Северус!

Детина рубанул мечом сверху, чтобы рассечь перебежчика. Аддон увернулся. Разозленный Северус с зычным возгласом бросился к парню и нанес горизонтальный удар, чтобы разрубить пополам. Аддон отскочил и ткнул факелом в лицо бугая. Озверевший легионер ринулся в атаку – проткнуть наглеца, но малый, схватив с пола острую щепку, невероятно ловким разворотом ушел от клинка и вонзил деревянное острие в глаз Северуса.

С диким ревом легионер рухнул. Гай, изумленный донельзя, обнажил меч и пошел приступом на недруга. Аддон метнулся к лежащему на земле мечу Северуса, схватил и рубанул по руке Гая. Обливаясь кровью, римлянин упал на колени и завопил:

– Я ранен! Помогите!!

Преторианские гвардейцы, отвечающие за его охрану, рванули на помощь. Кто-то пытался остановит кровь, бьющую фонтаном из руки главнокомандующего, кто-то лез по бочкам уничтожить Аддона, кто-то звал подкрепление. Тайный агент царицы выбил мечом клинья под штабелем бочек, и те с грохотом рассыпались по погребу; две раскололись, и винная волна окатила солдат в подвале. Аддон, в которого полетели дротики и топоры, бросив факел в винную лужу, упал на землю и по-пластунски пополз к пандусу для вкатывания бочек, к спасительной погребной двери. Начался пожар. Солдаты с криками покидали помещение, толпясь у выхода; сутолока усилилась, давка стала ужасной, полезли по головам; несколько охранников, верные долгу, тащили раненого полководца, пытаясь вынести его из пылающего погреба. Корзина с фигурой Паллады, набитая соломой, горела ослепительно ярко.

После такого провала Гай сложил с себя все полномочия, а Квириний принял решение как можно быстрее уйти из Армении. Колонна римских войск тем же маршрутом, что пришла, двинулась обратно в Сирию, а раненого и обгоревшего главнокомандующего в закрытой конной повозке отправили под усиленной охраной в Рим.

Гай был бледен и угрюм. Мечты рухнули, притязания умерились, покорение мира откладывалось. Не хотелось попадаться на глаза императору, и, послав донесение в Рим, что рана серьезная, под предлогом целебного лечения он остановился в ликийском городе Лимира на побережье Средиземного моря. Ликия [179] , страна с самобытной культурой, завоеванная когда-то Александром Македонским, потом вошедшая в Римскую империю, прославилась доблестью своих воинов, незамедлительно пришедших на помощь сражающимся троянцам. Гай пошел на поправку: здешние источники и грязи делали чудеса.

179

Ликия – в древности страна на юге Малой Азии, современная провинция Анталья.

Глава 28

Жена римского императора Ливия играла важную роль не только в жизни Августа, но и в судьбе государства. И эта роль была зловещей. Август по-своему любил ее, превозносил выше остальных, сделал символом нового порядка, образцом для подражания каждой римской женщины. Вместе они проживут 50 лет, став основателями первой императорской династии, но все эти годы Август будет ее бояться. Недавно умер его внук Луций, младший брат Гая, один из вероятных преемников. Он был назначен наместником Испании, но по пути в провинцию заболел и умер. Остался Гай, и император надеялся, что его любимец, внук и приемный сын подлечится в Ликии и благополучно вернется в Рим.

В покои Ливии в императорском дворце на римском холме Палатин вошел личный лекарь императрицы:

– Госпожа, я принес средство от головной боли.

Поставив флакон на столик, подошел к ней, стоявшей у окна.

– У нас с Августом нет собственных детей, – продолжая смотреть в окно и любуясь садом, произнесла она. – Как понимаешь, будущее династии туманно. Все вероятные преемники слабы, кроме Тиберия, моего сына от первого брака. Лишь он способен сохранить стабильность Империи и приумножить ее величие.

– Да, моя госпожа. Именно ты решишь судьбу Империи! – Лекарь поклонился. – Твоя скромность и благонравие полюбись народу.

– Меня подозревают в отравлении Луция. Слухи уже циркулируют в Риме.

– Пусть говорят. Доказать ничего невозможно. Будущее найдет оправдание для великих, объяснив их вероломные поступки, и воздаст почести, окружив ореолом святости.

– Согласна. Жертвы на пути прогресса неизбежны. Без мук не достичь счастья. – Она в упор посмотрела на врача: – Гай – серьезный соперник моего Тиберия.