"Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Эгида любит достойных. Ты неплохо владеешь оружием, и это вызывает уважение. А как дрался! Настоящий лев! Император точно наградит героя.
Он надел старому вояке поверх железного панциря перевязь – козлиную шкуру, а Лоллий, окончательно восстановившись, промямлил:
– Кому как не тебе, Гатерий, доброму гению [180] царицы, знать, что император относится к подчиненным, как хозяин к овцам.
– Ну, ну, Лоллий, все не так плохо. А Тиберию передай, что накидка богов Эгида защищает только добродетельных.
180
Гении –
Когда Лоллий привез накидку Тиберию на Родос, консул, исходя из своих невысоких нравственных качеств, не решился ее испытать, упаковал в золотой ларец и срочно отправил кораблем в Рим Августу. Самому появиться в столице без вызова императора он не рискнул. Лоллию же приказал немедленно возвращаться в Армению и искать Палладиум, чем расстроил легата донельзя. «Как Прометея он готов меня приковать к скале Кавказских гор и обречь на непрекращающиеся мучения», – с горькой мыслью Лоллий покинул остров.
В подземелье арташатского дворца было сыро и мрачно. Стояла гнетущая тишина, лишь изредка из темных углов, где таились древние секреты, раздавались странные звуки. Чадящий факел, который нес Гатерий, сопровождая Эрато, освещал длинный сводчатый коридор, высвечивая то нужные ответвления, то позволяя правильно ориентироваться в запутанном лабиринте. В одном из тупиков они остановились перед каменной плитой. Царица, нащупав в ней углубление, приложила ключ – медальон «Солнце и Луна». Плита со скрежетом отъехала, и оба вошли в большую пещеру.
Образованная на месте тектонического разлома пещера удивляла наскальными рисунками и разбросанными костями людей и животных. Пещерная живопись имела не только изображения первобытных охотников, но и странных людей в необычных костюмах. Они разъезжали на повозках без лошадей, летали на чудесных аппаратах, сидели за столами, уткнувшись в маленькие устройства. Эрато и Гатерий, посещая не первый раз это место, всегда восхищались талантом одаренных художников и уходили потрясенные и взволнованные.
В дальнем углу стояла монолитная глыба правильной круглой формы, испещренная письменами и значками. Подойдя к ней, Эрато рукой провела по шершавой поверхности и, задумчиво созерцая изваяние, сказала:
– Гатерий, смотри, на камне есть углубление, точь-в-точь как бант Исиды. Амулет ко мне вернулся, хочу испытать его.
Гатерий всматривался в узоры камня, пытаясь уловить их смысл:
– Милая Эрато! Боги поощряют любопытство. Жажда новизны и желание докопаться до истины есть человеческая природа. Я буду с тобой, что бы ни случилось.
Царица сняла с шеи амулет с каплей крови богини Исиды и осторожно вложила в углубление камня. Внезапно вспыхнуло радужное свечение. Сияние озарило всю пещеру, ослепительный свет полился из образовавшегося в стене жерла, резкий неприятный звук оглушал, воздух вибрировал. Закрыв глаза, охваченные страхом, Эрато и Гатерий опустились на колени, прижались друг к другу, цепенея от панического ужаса.
Все стихло. Робкое любопытство пересилило страх: молодые люди открыли глаза и увидели невероятное. Огромная дыра зияла в стене пещеры, и из нее доносились приглушенные звуки. Они поднялись, осторожно подошли и украдкой заглянули внутрь. Туннель пронизал черноту и заканчивался такой же дырой, через которую в лучах солнца было видно спешащих куда-то людей в странных костюмах, стеклянные высотные дома, отражающие облака и солнечные блики, носящиеся по улице разноцветные повозки без лошадей, бегающих детей и собаку, которая присела на задние лапы и пристально смотрела на них. Склонив голову набок, собака
вопросительно пискнула. Эрато и Гатерий, потрясенные увиденным, стояли неподвижно, продолжая наблюдать другую жизнь. Два пространства связались с собой посредством «кротовой норы».В глазах царицы была растерянность:
– Иногда так хочется зарыться в складках уныния, но есть способ одолеть тоску: проскочи червоточину, и вынырнешь в мире исполнения желаний.
Она поспешно убрала амулет. Дыра через некоторое время исчезла, и неприступная базальтовая стена вновь стала сплошной.
– Еще один покров сброшен, тайны раскрываются, – задумчиво произнес Гатерий.
Они приходили в себя, пытаясь осознать увиденное. Непознанное будоражит фантазию человека, но в жизни каждого есть что-то более существенное, и это – долг, который повелевает исполнять свои обязанности, торопиться любить и иногда мечтать.
Глава 29
Римский принцепс Август укрепил расшатанную империю, решил сложные вопросы внешней политики и объявил себя спасителем и благодетелем народов, но правитель земли и морей все еще не умиротворил часть римской аристократии, сильно его ненавидящей, и это беспокоило. На очередной допрос к нему привели туарега. Два преторианца ввели в кабинет закованного в цепи вождя Тарика, который, как обычно, закрывал часть лица покрывалом.
Светло-голубые глаза императора заблестели, и, отослав охрану, он спросил:
– Тарик, хорошо ли тебя содержат в тюрьме?
– Не жалуюсь.
– Ты не пленник, ты мой гость.
Тарик, опустив глаза, поправил покрывало цвета индиго:
– Человек в оковах скорее хитрит, чем радуется гостеприимству.
– Как считаешь, мое положение достаточно прочно?
– Ты умело манипулируешь действительностью, но твоя изворотливость неочевидна.
Август забеспокоился:
– Что ты имеешь в виду?
– Вводить в заблуждение гибельно.
– Ты о чем?
– Палладиум, принцепс. А еще твои враги выбрали кратчайший путь к цели.
– Я измотаю врагов и уничтожу!
– Они уже за дверью, которую откроет своеволие дочери.
– Моя дочь своевольна, это правда, но она – сама невинность, глубоко чтит отца.
– Из окна тюремной камеры не раз наблюдал ночами беспутство ангела.
Август, ничего не знающий о масштабах непристойного поведения дочери Юлии, в противоречивых чувствах стал медленно ходить по залу, обдумывая услышанное: «Убить убежденность словом! Что же это за человек, который ловкости и гибкости императора противопоставляет рассудительность и сдержанность бербера?»
– И когда это случится? – растерянно спросил он.
– Сегодня ночью, принцепс.
Туарега увели, а император, взяв в руки статуэтку из коринфской бронзы – сплава меди с золотом и серебром, блестевшую как золотая, подумал о своем конфликте с враждебными силами. Он много всего коллекционировал, но власть, женщин и коринфскую бронзу любил больше всего. Статуэтка «Умирающий галл», копия с большой греческой скульптуры, всегда волновала Августа. Опираясь на правую руку, раненый воин пытается подняться, но силы его покидают и, понимая, что умирает, готовится уйти достойно. Август подумал: «Что это, беспомощность, ужас безысходности или неотвратимость смерти?» Всю жизнь он сметал на своем пути преграды, проливал потоки крови, уничтожал непокорных, издавал строгие законы против роскоши, безбрачия и супружеской измены, даже заставил самого себя измениться – несдержанность и жестокость уступили умеренности и милосердию, и вот пришел момент умереть, и что же делать – предаться отчаянию или бороться и в очередной раз победить? Он Август, бог, а боги бессмертны.