"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
— А вот и я!
В комнату как пава вплыла русская царица из далекого прошлого, не иначе. На голове кокошник в речных жемчугах, длинное прямое платье усеяно драгоценными блестками и расшито золотыми узорами.
— Манифик! — только и оставалось выдохнуть Анжею. — Ты божественна, душа моя. В таком наряде можно и ко двору.
— И когда это случится? — сверкнула глазками Елизавета.
— Когда в Вену прибудет мой батюшка. А пока он в пути, и нас есть время заняться более приятными вещами. Иди ко мне, моя императрица!
«Царица»
— Давай в нем!
К моему приезду в Москву, Баженов решил реабилитироваться. Объявил, что ударным трудом удалось отремонтировать царские мыльни на втором этаже Теремного дворца. Восстановлено может не как во времена Алексея Михайловича, но очень близко. Разумеется, я захотел смыть пот, расслабиться. Позвал камердинера:
— Жан! Вели топить мыльни! Погорячей!
Мой верный слуга, появившийся словно из воздуха, поклонился.
— Слушаюсь, Государь! Будет исполнено в лучшем виде!
Я скинул тяжелый пропотевший красный кафтан, оставшись в исподней рубахе и портках. Прошелся по палате. Неуютно. Все еще неуютно. Этот Теремной дворец, хоть и отделан заново, пах стариной, пылью и… не мной. Слишком много здесь было чужого, давно ушедшего. Но мыльни… Баженов обещал, что царская банька будет словно заново рожденой. Восстановлены в точности по чертежам.
Я ждал. Слуги засуетились, забегали. Из коридора доносились приглушенные голоса, скрип дверей. Я успел поработать с документами, прочитать европейскую корреспонденцию. В Лейпциге Гете анонимно опубликован роман «Страдания юного Вертера». Большой фурор. Английский химик Джозеф Пристли выделил кислород в виде газа. Тоже важное открытие. Я велел «шведам» не ограничиваться только политическими событиями — присылать мне любые новости из мира науки, искусства. Интересовали также удачные и неудачные морские путешествия, любые судовые журналы, что получится достать, карты и атласы.
Наконец, Жан вернулся.
— Государь, мыльни готовы! Пар — что надо! Так банщики сказали, сам я не дока в русской помывочной забаве.
— Веди!
Мы двинулись по переходам, вниз по лестницам. Постепенно воздух становился теплее, влажнее, доносился легкий древесный аромат. Вошли в большие сени. Здесь было светлее, чем в коридорах, благодаря нарядным узким окошкам, и царила особая, чуть блаженная атмосфера. На лавках были аккуратно разложены чистые полотенца, веники — дубовые, березовые, даже пихтовые. Огромный медный таз для обливания сиял чистотой. Пахло можжевельником и свежим деревом.
Освободился от надоевших сапог, прошел дальше, осматривая сами мыльни. Баженов не подвел. Внутри горели масляные фонари со слюдяными стеклами, отбрасывая мягкий, таинственный свет. В бане был красный угол! Возле икон в серебряных окладах теплилась лампадка. Ну надо же… Пол в бане устлали сеном, покрыли для удобства полотном. По углам
разложили пучки ароматных трав и цветов, а еще мелко нарубленный можжевельник. Запах был головокружительным. Стены и потолок побелены, окна забраны фигурными решетками.— Отлично, Жан, — удовлетворенно сказал я. — Баженов постарался.
Решил отблагодарить архитектора премией.
Я заглянул в парную.
— И натоплено, как надо.
— Благодарю вас, Государь. Цирюльника звать?
Я потрогал свой подбородок. Небрит уже несколько дней. Щетина жесткая.
— Нет, Жан.
Слуга удивленно поднял брови.
— Как же так, Государь? Вы же всегда…
— Я обещал солдатам бриться, пока не займу трон, — перебил я его. — Трон я занял. Все. Хватит. Отращивать буду. Крестьянский царь — ему борода к лицу.
Жан кивнул, осторожно спросил:
— А… банщик нужен, Государь? Размять кости, пропарить? Или… может, банщица?
Я усмехнулся, подмигнув слуге.
— Банщица, Жан. Пожалуй… Зови Агату.
Глаза Жана расширились, но он тут же взял себя в руки. Поклонился.
— Слушаюсь, Государь. Сей момент!
Он вышел, оставив меня в предвкушении. Агата. Я скучал по ней. И она, кажется, по мне. Этот месяц в Москве, эти общие ужины с Августой, ее отчаянный визит ночью… Да, Агата Львовна, княжна Курагина. Непокорная красавица, ставшая моей… Ну, не совсем фрейлиной, но и не просто любовницей.
Дверь мыльни снова скрипнула. Вошла Агата. В простом полотняном халате, с волосами, собранными в пучок. Лицо немного усталое, но глаза блестят. То ли от нетерпения, то ли от волнения. Она остановилась, словно смутившись, увидев меня одного в мыльных сенях, в этой интимной обстановке. Я стоял, опершись рукой о деревянный столб, босой, в одной рубахе и портах, чувствуя, как тепло разливается по телу от близости жарко натопленной парной.
— Ваше величество… Вы звали?
— Звал, Агата. Иди сюда.
Она подошла ближе. Я протянул руку, коснулся ее щеки. Кожа теплая, нежная.
— Устала?
— Тяжелый день. Августа много капризничала.
— Вот и хорошо. Раздевайся. Идем в парную.
Она кивнула, сбросила халат. Под ним — ничего. Только молодое, прекрасное тело. Высокая, полная грудь с розовыми сосками, тонкая талия, крутые бедра. Я уже видел это тело, но каждый раз оно вызывало благоговейный трепет и нетерпеливое желание. Она стояла передо мной, беззащитная и прекрасная.
— Идем, красавица, — я взял ее за руку, повел в парную.
Шагнули в жаркий, густой пар. Дышать стало труднее, но тело расслабилось мгновенно. Запах трав и можжевельника стал еще сильнее. Язычок пара лизнул кожу, вызвав приятное покалывание. Сели на полки. Дерево горячее, сухое. Тишина. Только шипение камней, на которые, видно, только что плеснули воды. Что у нас тут в жбане? Квас? Отлично. Я взял ковшик, тут же добавил на каменку.
— Горячо? — спросил я, глядя на разрумянившееся лицо Агаты.