"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Августа вскрикнула, заскочила внутрь. Я повернулся к Курагиной:
— Агата! И ты иди с нами!
Княжна тут же встала с лавки, двинулась за нами, нагая и покорная.
Глава 10
Ох, лепота!
Я сидел на открытой терраске Златоверхого Теремка, закутанный в тулуп, пил чай с травами и, кажется, допотевал. Укутался на всякий случай — как-никак сентябрь месяц, уже ощутимо веяло прохладой.
Наслаждался расслабленным после банным покоем в одиночестве. Девушки из мыльни поднялись к себе, чтобы переодеться, и пообещали присоединиться ко мне в самом скором времени. Знаю я их «скорое».
Так и вышло.
Только поставил вторую чашку на стол, как сзади раздался голос Августы.
— Петя, оцени мой вид.
Я встал из кресла, уронив на спинку тулуп, и развернулся. Царевна Наталья Алексеевна закружилась на месте — ее длинный черный шлейф заполоскал за ее спиной, подобно гейсу на мачте корабля.
Хороша чертовка!
— Как тебе мое новое платье?
Стоп! Новое?! Как там мне ответил Румянцев? А на какие шиши?
Спросил в более культурной форме, и от услышанного взревел потревоженным в берлоге медведем. Мне на голубом глазу было заявлено, что деньги эта змея подколодная выцыганила через Перфильева у моих финансистов. Конкретно, у Бесписьменного. Ну я им устрою!
— Сколько?
— Самую малость. Шесть тысяч с копейками.
Рука-лицо. «С копейками»?! Десять самых больших 32-фунтовых осадных пушек. 1200 фузей или 900 винтовальных карабинов…
— Нашел, с чем сравнивать, — с невинным видом парировала Августа, когда я озвучил ей цифры. — Роскошь всегда стоит дорого.
— Роскошь стоит дорого потому, что европейцы, включая твоего папашу, за бесценок скупают у нас металл, лес, сало, пеньку, а взамен везут всякое тряпье, накручивая на него цену в десятки раз превышающую исходную стоимость.
— Мой отец, — возмутилась Августа, — не торгаш. Он поставляет солдат в иностранные армии.
Боже, с кем я сплю?! С дочерью торговца «пушечным мясом»!
Постарался взять себя в руки и говорить спокойнее — у Августы глаза уже были на мокром месте, а из-за ее плеча выглядывала испуганная Агата.
— Послушай меня, дорогая. Времена безумной роскоши и непозволительных трат Екатерины уже в прошлом. Бережливость, близость к народу во всем — вот, чего ждут от меня мои подданные.
— Ты рассуждаешь, как противный Фридрих прусский! Скопидомство мне дома надоело.
— Выходит, ты поехала в Россию срывать дорогие цветы удовольствия?
— И за этим тоже, — выкрикнула Августа. — Я царевна!
— Вот и не забывай о своей роли. Найди себе точку приложения сил. То, чем ты могла бы быть полезна мне и державе.
Наталья Алексеевна смутилась.
— Я подумаю.
Агата осмелилась вмешаться, судорожно тиская в руках какие-то бумаги.
— Хочешь, я выброшу это платье и буду носить старое?
— Чего уж теперь. Носи это.
Княжна Курагина смущенно протянула мне нечто вроде прошитых тетрадей.
— Это мой подарок тебе к возвращению. Сборник стихов русских поэтов, напечатанный в типографии Московского университета, но еще не сброшюрованный. Я включила в него несколько тех, ты знаешь от кого.
Х-мм. Она все-таки сделал это. Стихи Пушкина доберутся до людей.
— И я осмелилась написать торжественную оду, — скромно потупив глазки прошептала девушка. — В честь твоей победы. Ты разрешишь мне ее прочитать?
Я кивнул, уселся обратно в кресло, махнув Августе, чтобы присоединялась, и приготовился слушать.
В квартире ординарного профессора Десницкого в доме, арендуемым Императорским Московским Университетом, с раннего утра поднялась суета. Тесное,
неуютное жилье — в таком семью не заведешь, а получая в год 500 рублей за лекции и 100 за преподавание английского языка, даже промышляя частными уроками, на собственный дом денег не накопишь. Найти бы себе купеческую дочку с приданым, да какой же купец отдаст свое чадо за хоть благородного, спасибо чину, но бедного как церковная мышь представителя ученого сословия?Суету создавали приходящая прислуга, приводившая в порядок красный профессорский мундир, панталоны и башмаки с пряжками, и сам хозяин квартиры, тщетно пытавшийся расчесать свой парик и привести его в порядок с помощью пудры.
В дверь постучали.
Семен Ефимович чертыхнулся: его ждал, как предупредил собрат по ложе Новиков, ответственнейший день. Хотелось за утренние часы не только с противным париком совладать, но и собраться с мыслями и поискать в голове ярких образов, чтобы в очередной раз блеснуть красноречием. Недаром его сравнивали с Ломоносовым и прозвали мастером элоквенции. Вертя в голове фразу «призываю Русских, чтобы они к славе воинского оружия присоединили и славу правосудия» и чувствуя, что с ней что-то не так, Десницкий пошел открывать.
На пороге стоял солдат в странной форме. В чудной мятой фуражке с козырьком и откидными «ушами», просторной зеленой куртке и широких шароварах, сужающихся ниже колена. Профессор гостя узнал сразу, несмотря на маскарад.
— Николенька, ты ли это?! Так возмужал!
— Я, мой дражайший учитель!
Они обнялись. Десницкий не выдержал и пустил слезу, настолько эта встреча была невероятной. Коля Смирнов, его ученик, крепостной мальчик с невероятной тягой к знаниям, подававший такие надежды, который влип в странную и страшную историю и пропал семь лет назад. С тех пор о нем ни слуху ни духу. Семен Ефимович учил его частным образом английскому и помог без записи в студенты посещать занятия в Университете. Юноша освоил зачатки французского, итальянского и английского, обучался российскому красноречию, истории, географии, мифологии, иконологии и начальным основаниям физики и химии. В праздные дни и часы разные учителя преподавали ему рисовальное искусство, живопись, архитектуру, геодезию и начатки математики. Мечтал продолжить образование в иностранных университетах. А потом исчез.
— Проходи же, проходи. И рассказывай, рассказывай. Чаем тебя не напою, так хоть квасом. Жалование задерживают, но квасник мне еще в кредите не отказал…
— Что рассказывать, Семен Ефимович? Всевышний творец наказал меня за бесчисленные мои преступления.
Смирнов повесил голову.
— За преступления? — замер Десницкий. — Что ж ты мог сотворить такого, чистая душа?
— За границу пытался бежать, чтобы продолжить образование. А еще украл у папеньки три с половиной тысячи рублей, чтобы было на что жить, — ученик печально вздохнул. — Постыдное сие предприятие явилось следствием безмерного замешательства и смущения мыслей моих.
— Как же ты осмелился?
— Много раз просил я помещика своего дать мне вольную. Но встречал лишь насмешки. Батюшка, служа у нашего князя управляющим и не бедствуя, в ногах у него валялся, но следовал постоянный отказ. Землемером меня хотели употребить, лишние знания посчитали обузой. В бродящем моем воображении прогуливался я по улицам Рима и Неаполя или слушал лекции в аудиториях германских. И тогда выправил себе фальшивую подорожную на имя итальянского купца. Отправился в Новгород, имея намерение из оного поворотить влево чрез Псков в Ригу, и там искать способного случая перебраться за границу.