"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23

Кента не стал спорить, сразу лёг на разложенный заранее футон. Хизаши хотел было погасить свечу, но Кента остановил.

– Не надо, пусть горит.

Тут бы и поднять его на смех, спросить, уж не начал ли он бояться темноты, но со свечой и впрямь было спокойнее, и Хизаши оставил ее догорать в плошке, медленно утопая в собственном расплавленном воске.

– На горе точно ничего не случилось? – спросил Кента, когда, казалось бы, уже должен был заснуть.

– Нет.

– Ты вернулся каким-то другим.

– Тебе почудилось впотьмах.

– Но ты же расскажешь мне, если…

– Никаких «если» нет и не будет, – обрубил Хизаши, тоже укладываясь на футон, неприятно пахнущий влажной прелостью. – Лучше следи за собой.

Вышло жестче, чем надо, но извинения все испортят, да и не привык Хизаши ими разбрасываться. Отвернулся, завозился под тонким одеялом, пока не сбил его в ноги и яростно не попинал. То ли мешала свеча, горящая между их футонами, то ли противоестественная жара – не сильно уступающая ночью – прокралась даже в пропитанную тенями и стылой сыростью усадьбу, но заснуть нормально не получалось. Куматани тихонько посапывал рядом, почти не шевелясь, только скинул одеяло до пояса и сквозь сон распахнул нижнее кимоно на груди. Его лоб поблескивал бисеринками пота, но вряд ли от кошмаров. Хизаши не так давно понял, что кошмары снятся только не очень хорошим людям.

Он лежал с закрытыми глазами, а видел невысокие покосившиеся дома бедной деревни, не имеющей своего ками-хранителя. Но тогда Хизаши они мнились настоящими дворцами, ведь смотрел он на них снизу, от самой земли. У сильных ёкаев, разменявших, как он, не одну сотню лет, было три формы: первая – истинная, вторая – та, в которой они являлись людям, что-то вроде парадного одеяния, а последняя – форма человека. Хизаши больше всего любил быть серебряным змеем и наблюдать из травы за тем, как в той безвестной деревне рождаются и умирают, влюбляются и ссорятся. Живут. Он не хотел быть ими – этими недолговечными созданиями, обреченными на век, полный горестей и печалей, – но он почему-то очень хотел быть с ними.

И он нашел способ удовлетворить это странное желание.

Но почему же? Как вышло, что все закончилось… так?

Он крепко зажмурился и постарался убедить себя, что не ощущает вдруг пристального взгляда в спину, который, не понимая ничего, видел столь много.

* * *

Утром за скупым завтраком с неизменной тарелкой битых груш, оставшихся нетронутыми, обсудили минувший день. Учида выглядел подавленным, насколько ему вообще позволяла гордость, ведь он свое задание с треском провалил.

– Мне нечего сказать в оправдание, – честно признал он. – Я не собирался спать и даже не хотел, но, просидев какое-то время, совершенно ничего не заметил. А уже когда Куматани вернулся, понял, что, похоже, заснул.

Хизаши воздержался от колкостей, понимал – на Юдае нет вины за то, что его околдовали. Он взял в руку грушу, пальцы легко надавили на кожицу, и по ним тут же потек мутноватый сок, распространяющий невероятно сладкий аромат.

– Ты любишь фрукты?

Юдай растерянно кивнул. Он был единственным, кто накануне вечером не отказал себе в сладком. Хизаши надавил сильнее, и сок брызнул во все стороны, а груша в его кулаке превратилась в омерзительный комок.

– Я принесу воды, чтобы ты вымыл руки, – Куматани поднялся, но Хизаши кивком велел ему сесть обратно.

– Мацумото хочет сказать, что меня отравили, – мрачно сообщил Учида. – Ослабили внутреннюю ки, если быть точным. Но не думаю, что рассчитывали именно на такой эффект.

– Но подействовало не хуже.

– Ханабэ-сан? – удивился Кента, и тут же уголки его губ уныло опустились. – Больше некому.

– Ну только если она искренне не в курсе, на что способны плоды из ее сада, – успокоил Хизаши и сразу разбил все надежды: – Совмести это с барьером у входа в господский дом, странное поведение, людей, которых она принимает почему-то по ночам, и получишь ответ.

Учида не мог в полной мере оценить насмешку судьбы, но в любом деле, за какое бы Кента ни брался, виноваты оказывались женщины, вольно или же невольно, и всякий раз бедный юноша пытался найти им оправдание. Но, возможно, все-таки смирился.

– Тогда мне стоит поговорить с ней, – решил Учида и покосился в сторону замотанной в тряпье нагинаты. – Узнать причины и отвести ее в ближайшее управление Фусин для дальнейшего разбирательства.

– Это подождет, – остановил его Кента. – Сначала надо выяснить, есть ли эта загадочная болезнь вообще, и, если есть, найти и обезвредить источник. Вот тогда-то и понадобится твой опыт, Юдай-сан.

– Сегодня нам придется разделиться, – Хизаши брезгливо стряхнул сок с руки, – и перед этим дать женщине понять, что мы надумали попариться в их онсэне. Может, это заставит ее себя выдать.

– Я отправлюсь в деревню и найду зараженного или его родственника, чего бы мне это ни стоило, – решительно заявил Учида.

– Советую начать с семьи Тору, – предложил Кента.

– Думаешь, у них в доме зараженный?

– Коль уж он пошел искать управление школы оммёдо, у него точно есть личный интерес.

Хизаши поддержал:

– Согласен. Слишком много усилий для мальчишки из деревни, который просто решил помочь односельчанам.

– А нам бы еще раз посмотреть пещеру с источником. – Кента повернулся к нему. – И как только выдастся возможность сделать хоть какой-то вывод, немедля отправим весточку в Дзисин.

На том и порешили.

После завтрака, когда Ханабэ-сан пришла за посудой, Кента встретил ее радушной улыбкой и сказал, чтобы она не ждала их к обеду. «Мы с братьями все же решили опробовать чудодейственную силу вашего онсэна. Глядишь, она поможет, и Хизаши-нии-сан [125] укрепит свое тело».

125

Нии-сан – обращение к старшему брату.

Хизаши скрипнул зубами, но стерпел. Вот от кого, а от Кенты он такого удара по самолюбию не ожидал.

Ханабэ-сан не показала, огорчило ее известие или обрадовало, молча собрала посуду и ушла, двигаясь как в полусне, медленно, глядя перед собой ничего не выражающим взглядом. На столике остались потеки грушевого сока.

Учида был настроен по-боевому, похоже, неудача в ночном дежурстве его очень расстроила, и он собрался отомстить за провал. Главное, чтобы не перестарался. Хотя Хизаши был рад, что общение с людьми упало на фусинца, ему же гораздо больше хотелось разгадать тайну Акиямы.

Кента долго хранил молчание, но как только дома остались позади и началась пустынная дорога в сторону Иваанабуру, произнес:

– Ты сам не свой. Что эта гора с тобой сделала?

Хизаши не сразу понял, слишком был погружен в себя. Тогда Кента остановился и вынудил остановиться его. Пушистый зеленый бок горы утром не защищал от солнца, и Куматани приходилось прикрывать глаза козырьком ладони, чтобы продолжать смотреть Хизаши в лицо.

– Идем туда сейчас, – сказал Кента просто.