"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23

– Прежде чем за нами придут, выслушай, что я скажу. Надо узнать, где Хагивара Таэко подцепила обариёна, ведь поместье удалено от других поселений, его хозяин не покидает этих стен, а сама Таэко беременна и, я так понимаю, не стала бы шататься где ни попадя.

Кента кивнул, он и сам задумывался об этом. Все же обариёны охотились на безлюдных тропках, поджидая ничего не подозревающих путников на верхушках деревьев, чтобы потом спрыгнуть на спину.

– Попробуем осторожно вызнать, ходила ли госпожа Таэко куда-нибудь в последнее время.

На том и остановились.

Ужин проходил во внутреннем, закрытом от посетителей дворе за господским домом. Он был хаотично, на первый взгляд, засажен разнообразными деревьями и кустарниками, изрыт причудливой формы прудиками и ярко освещался каменными фонарями. На второй же взгляд можно было оценить тонкий вкус хозяина поместья, с каким он создавал этот удивительный сад, что даже в конце зимы он радовал глаз сочетанием голых ветвей и зеленой хвои, розовые и красные камелии покачивали крупными бутонами, некоторые уже распустились чуть раньше срока, явив свое нежное ароматное нутро. Но особенно хороши были крупные восковые соцветия сливы. Они, будто воздушные облака, окутывали павильон с желтеющими изнутри тонкими стенками. Сам павильон был скромен: небольшой, без украшений, он террасой упирался в прудик, окантованный камнем. На поверхности покачивались фонарики-лодочки, отчего вода сияла, отражая свет.

Служанка не стала приближаться к павильону и с поклоном удалилась.

– Похоже, нас ждут, – Хизаши откинул волосы с плеча за спину и первым двинулся по берегу пруда ко входу на террасу. Едва он распахнул сёдзи, как Хагивара Такума вскочил им навстречу.

– Мацумото-сан, Куматани-сан! – Кажется, он уже успел немного выпить, щеки его алели. – Ну же, проходите скорее, запомним этот чудный вечер и воспоем в стихах вместе.

В павильоне не было больше никого, кроме самого мужчины и пары служанок, тут же принявшихся усаживать гостей и наливать им вино. Еще одна сидела поодаль у стены с кото на коленях. Едва все расселись за столом, ее пальцы невесомо тронули струны, и нежная печальная мелодия разлилась в чистом морозном воздухе. Сёдзи оставили открытыми, и за едой можно было наслаждаться видом и слушать музыку.

Ужин также удался, и Кента с удовольствием попробовал все блюда на столе, пока не почувствовал, что больше в него не влезет. Обычно он не стремился к перееданию, но Хагивара смотрел на них двоих так, что было просто невежливо отказываться от угощения.

– Скажите, разве больше никто не присоединится к пиршеству? – спросил он, пригубив из изящной пиалы. Вино было вкусным, с тонким цветочным оттенком, но налегать на него слишком опасно.

– Верно, – подхватил Хизаши. – Поместье такое большое. Неужели в нем живете только вы с супругой?

Вдохновенное лицо Хагивары посмурнело.

– Увы, это так. В моем некогда известном роду никого не осталось.

– Как же… – начал спрашивать Кента, но Хизаши его бесцеремонно перебил:

– И чем знаменит ваш род? Все были поэтами?

– Что? Нет! – Хагивара эмоционально всплеснул руками, едва не задев пиалу широким рукавом хаори. – Конечно, среди моих предков хватало одаренных личностей, и каждый оставил после себя исполненные красоты строки, но я имел в виду то, что случилось давным-давно.

– Расскажите, – велел Хизаши, даже не пытаясь изобразить вежливую просьбу.

– Ну если вам это интересно. – Пусть Хагивара так и говорил, но было заметно, что ему в радость обсудить с кем-то славные дни его рода. – Будучи учениками школы оммёдо и экзорцизма, вы наверняка не раз слышали историю о том, как двести лет назад самые сильные оммёдзи дали бой бесчестному демону, угрожавшему империи. Та битва длилась несколько дней и ночей, пока демон не был низвергнут будущим основателем Дзисин Инабой Идзуру. Но мало кто знает, что к месту сражения демон пришел благодаря хитрости моего предка, Хагивары Такумы – меня назвали в его честь. И тогда демон угодил в смертельную ловушку, из которой уже не выбрался. Правда, – рассказчик усмехнулся, – мои предки были умны, но не столь одарены, потому вскоре отошли от дел оммёдо.

Так вышло, что именно в этот момент музыкантша особенно резко дернула струну, и та тревожно зазвенела в воцарившейся на несколько мгновений тишине.

– Значит, ваш предок обманул демона? – уточнил Кента.

– Семейная легенда гласит именно так, – кивнул Хагивара. – Но…

– Говорите, – поторопил Хизаши.

– Ничего особо интересного, – снова улыбнулся хозяин. – Все это дела минувших дней. Будда говорил: «Победитель вызывает ненависть, побежденный повержен в скорбь. Отринувший и победу, и поражение живет в мире». Сейчас мы с женой живем в мире.

«Вздор!»

Кента вздрогнул. Никто, разумеется, не услышал громкого возгласа, ведь он раздался внутри его головы. Незаметно коснувшись четок на шее, Кента велел голосу убираться. И тот снова, как и весь последний год, послушно затих. Его давно не было слышно, и то, что он заговорил именно сейчас, странно.

– Давайте лучше кистью запечатлеем эту встречу и радость от спасения моей дорогой Таэко, – предложил Хагивара, и по мановению его руки служанки заменили яства на белоснежные листы и три набора для письма. Со стороны сада подул легкий прохладный ветерок, хрустально зазвенели фурины под крышей, вплетаясь в текущую реку музыки. Деревья снаружи шевелились, покачивали тугими бутонами камелии на цвету, а с темного неба медленно сыпались редкие снежинки.

Хагивара изящно подхватил рукав и размашисто вывел на бумаге первую строфу:

– Снегом укутало сад,

Или это чудесный сон –

Сливы в цвету.

Он посмотрел на свое творение, довольный собой, покивал, а Мацумото уже принялся за ответ. Рукав обнажил хрупкое бледное запястье, когда он обмакивал кисть в тушечницу, и стремительные росчерки рождали новые строки:

– Не знает лягушка, о том,

Что лето прошло.

Напрасно волнует пруд.

Хагивара рассыпался в похвале, и лишь Кенте было не до стихов. Он смотрел на лист перед собой и, бездумно макнув кисть, наблюдал, как дрожит на ее кончике темная капля туши. Еще немного и сорвется.

– Что вы сочинили, глядя на природу, Куматани-сан? – поинтересовался Хагивара, и Кента будто очнулся. – Должно быть, ваши стихи полны сдержанной утонченности.

Кента опустил взгляд, и по спине прошелся холодок.

Он не помнил этого, но рука сама вывела строки чужим почерком:

«Лжив белоснежный цвет.

Лишь снег обагрив,

Яростью свою уйму».

Мацумото видел, он сидел слишком близко, и Кента торопливо скомкал лист, чтобы не оскорбить хозяина этими дерзкими словами.

– Простите мне мою необразованность, – натянуто улыбнулся он. – Позвольте лучше послушать ваши сочинения.

– Мой друг скромен и не любит внимание, – вмешался Хизаши. – К тому же ваш талант настолько впечатляющ, что затмевает даже свет этих фонарей. Позвольте мне описать свои чувства в стихах.

Кенту затопило горячей благодарностью, которую он сейчас не мог выразить, поэтому лишь кивнул и попросил разрешения покинуть их, чтобы проведать перед сном госпожу Таэко. Прикрылся тем, что будет переживать, если не убедится, что ей не становится хуже после ритуала изгнания.