"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Что - или?
– Или это никакая не небрежность, а сознательное ограничение.
– Заявил Устэр особенным тоном, который я про себя называю "истина где-то рядом!".
– Стилизация. Некто желал получить идиллию, но вместо резких граней глубокой реальности, как на родине Анжи, предпочёл едва заметные переходы на отмелях и болотах. Риллоан подчёркнуто красив, но вместе с тем слегка упрощён. И это самое "слегка" давит на здешних людей. Причём ни тупицы, ни середнячки абсолютно ничего не ощущают, а вот умникам быть умными не так-то просто. Настоящие таланты - редкость. Что же до гениев, то их здесь просто нет. Ни одного за всю писаную историю!
–
– Зато русло истории не имеет крутых поворотов. Не имело. Пока я со своими летучими судами не подправил баланс сил. И то... знаешь, насколько сложно оказалось набирать здесь сообразительных парней в судовые команды? Приходится нагло сманивать: все подходящие по требованиям уже неплохо пристроены.
– Ты это проверял?
Разумеется, я говорила не только о наличии потенциальных сотрудников, свободных и сообразительных. И Устэр меня понял:
– Нет. Ничего я не проверял. Вообще, пока ты не появилась, я словно спал. Не задавался такими вот абстрактными вопросами... просто жил. Двигал карьеру, изобретал, пробивал, убеждал... а ты сама как, не чувствуешь ничего подозрительного в этом плане? Тебя местный, так сказать, эфир не... подтормаживает?
– Нет. Не чувствую. По крайней мере, пока. Хотя заметить такое торможение, должно быть, непросто. А может, для проявления эффекта отупления нужно какое-то время?
– Может, и так...
Я повертела высказанную гипотезу на изгиб и растяжение.
– Знаешь, ученик, мне это не нравится. Но это, увы, логично. Если есть континуумы с ограничением глубины доступного пси, должны быть и такие вот миры... с ограничителем на сложность мышления. Или, - медленно добавила я, - даже не ограничителем...
– А чем тогда?
– Лекалом. Тем, что задаёт мыслительной активности определённый... профиль. Образец. Направление. Сейчас я вспоминаю приём, и просто диву даюсь: ведь ни одного безвкусного костюма! Ни одного по-настоящему вульгарного украшения! Даже жесты... всё красиво. Гармонично. Так безотчётно выверено, словно тут каждый посещал танцмейстера.
– Я устраивал приём не для забойщиков скота и не для плотогонов. Очень может быть, что среди присутствовавших действительно не было таких, кто не посещал уроки танцев.
– И все оказались способными учениками? Но ладно. Скажи: а горожанки тоже брали соответствующие уроки? А уличные мальчишки?
– Твоя правда. Клянусь Светом! Где были мои глаза все эти годы? Ведь я ни разу не видел здесь даже НИ ОДНОЙ СУТУЛОЙ СПИНЫ!
– Трудно заметить то, чего не хватает в привычной картине.
– Эйрас, это не оправдание. Это просто...
– Это просто свойство Риллоана. Уж не думаешь ли ты, что способен игнорировать правила, установленные демиургами? И не забудь, что тебе было гораздо сложнее смотреть на этот мир со стороны. Ты ведь пользовался искусством воплощений.
– А ты появилась "на маяк". Точно. Значит, и здесь можно думать по-настоящему!
– Конечно. Правила демиургов нельзя игнорировать, но их можно обходить. Как любые правила вообще. Тебе ли не знать?
– Послушай, - сказал Устэр решительно, - а призови-ка меня "на маяк". Я тоже хочу посмотреть на ставшее привычным со стороны!
– Ты уверен, что хочешь этого прямо сейчас?
– А чего тянуть? У тебя есть куча моего барахла для использования в качестве якорей. Весь особняк, не говоря уже о лаборатории!
Я напомнила:
– Кровь - наилучший якорь.
– Да пожалуйста!
Устэр подхватил со столика
пустой бокал, коротким бытовым заклинанием очистил его от засохших остатков вина, взрезал "призрачным лезвием" мякоть левой ладони и нацедил в бокал пару глотков крови.– Держи. Я пошёл.
После чего исчез из Риллоана с отработанной лёгкостью.
Отработанной? "У нас", на Больших Равнинах, прошло чуть больше месяца, но здесь для него пролетело шесть лет...
Для членов Группы, к каковым Устэр теперь относится тоже, время и растяжимо, и относительно. Шесть лет могли обернуться хоть считанными минутами, хоть мелькающими мимо столетиями, стоило немного подправить граничные условия воплощения.
Вот последовательность воплощений менять по-настоящему сложно. Исправить случившееся, воплотившись ДО уже имевшего место воплощения, не получается. Законы металогики запрещают. Хотя... если внести коррекцию при помощи Бесконечного наречия...
Перспективная мысль. Но не ко времени. Я повертела в руках бокал.
– Эльи Эннелия, входите! Один разговор окончен, пора начать другой...
– никакого результата. Тогда я слегка повысила голос и отбросила изящную вежливость, как ветошь.
– Не заставляй меня прибегать к силе. Мы с твоим мужем знали, что ты подслушивала.
Эльи вплыла в гостиную, словно не шла по собственному особняку, а восходила на эшафот.
...Да. Вот уж чем никогда не отличалась, так это природной красотой. Я стройна (то есть, в недоброжелательных глазах, либо "худа", либо - и это ещё определение из мягких - "жилиста"). Я двигаюсь с грацией не танцовщицы, а бойца. Этакая особая плавно-порывистая мягкость живой пружины, как у существа, в любую секунду (нет, долю секунды!) готового упасть с высоты вдвое большей, чем собственный рост, и скользить дальше, как ни в чём не бывало. Но на этом мои внешние достоинства, увы, исчерпываются. А вот Эннелия... о, Эннелия!
Огромные ореховые глаза. Очень тёплые, очень живые. Волосы вьются по плечам, падают на спину и на грудь - густые, длинные, ухоженные, живо напоминающие своим оттенком о благородном блеске золота. Лицо плавно заостряется книзу; губы полные, но без чрезмерности; нос (а вернее, носик) слегка вздёрнутый, с тонко вылепленными крыльями. Скулы... брови... ресницы... будь хоть трижды недоброжелателен, изъяна не найдёшь! А фигура? Боги, да девять из десяти тральгимских кумушек, не признаваясь о том вслух, вырезали бы полгорода, чтобы заполучить такую фигуру! Я не мужчина, но я знаю о мужских фантазиях достаточно, чтобы распознать воплощённый идеал, равно подходящий как слюнявому подростку, так и более зрелому мужу, уже живущему собственным домом. Гибкая талия... безупречная грудь... точёная шея и нежные плечи в вырезе бального платья... целомудренно скрытые подолом ноги наверняка соответствуют тому, что мода считает возможным демонстрировать открыто.
Можно было бы утешиться, достанься все эти сокровища пустышке, не способной толком распорядиться ими - грубой, нагловатой, примитивной клуше. Но нет! Ни легчайшего намёка на вульгарность. Манеры, осанка, подбор украшений к платью, ненавязчивый аромат дорогих духов...
Общий вердикт может быть только один: десять из десяти. Безупречно.
"Прах и пепел, у моего мужа отличный вкус!"
Меж тем молчание уже ощутимо затянулось. Эннелия, не выдержав моего взгляда (ха!), давно потупила свои очаровательные ореховые глазки и понемногу начинала трепетать. Чему весьма способствовал бокал в моей руке, на треть наполненный кровью.