"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32

— Благодарю вас, Божественный император, Алое солнце Такамо, микадо Мэйдзи, — ответил адмирал Перри. — Я принимаю ваше предложение, а также хотел бы обсудить с вами некоторые перспективы дальнейшего сотрудничества наших государств, как в военном, так и в мирном аспекте.

— С удовольствием обсужу с вами их в самое ближайшее время. Однако сейчас я должен готовиться к церемонии и покидаю вас. Вашим устройством в городе займётся Чоушу Ёсио — мой доверенный человек.

Мэйдзи кивнул в сторону Ёсио и тот почтительно склонился.

Вскоре император покинул «Королеву морей» и на палубе её стало как-то просторней. Теперь мы могли спокойно поговорить в каюте капитана.

— Что случилось? — первым делом удивлённо спросил я, опережая только открывшего рот Перри. — С чего бы это Токугава так просто отказался от власти?

— Они прознали о кораблях несколько недель назад, — ответил Ёсио, — сообщил какой-то молодой самурай — командир отряда, направленно на Ритэн-Кё с неизвестной мне миссией. После этого в Химэндзи прибыли гонцы от сёгуна с сообщением о том, что Ёсинобу снимает с себя все полномочия и передаёт бразды правления микадо.

Я переводил всё Перри (Ёсио говорил только на такамо). Закончив говорить, мой сюзерен спросил:

— А где Делакруа?

— Не знаю, — честно ответил я. — Он оставил нас на Ритэн-Кё, сказав, что мы сможет закончить дело и без него. О дальнейшей его судьбе я не могу даже догадок строить, столько всего творилось на острове.

— Расскажешь обо всём после. — Ёсио поднялся. — А теперь я хотел бы показать вам, адмирал Перри, и тем из ваших людей, кто спустится на землю в Мурото, временное место жительства.

Капитан коснулся края форменной шляпы и поднялся вслед за ним.

Церемония передачи власти была просто потрясающей. Из дворца сёгуна вышел Токугава Ёсинобу в намбан-гусоку [387] , принадлежавшем ещё Иэясу (в них он согласно преданию сражался при Сэкигахаре), в руках он нёс длинный сёдзоку-тати [388] , олицетворявший военную власть сёгуна. За спиной его шагал сёсидай (имение его я не знал) в доспехах попроще и его сёдзоку-тати пребывал на поясе. Ну и конечно, ещё несколько десятков человек свиты. Ёсинобу опустился на колено перед императором (я дорого бы дал за то, чтобы поглядеть на его лицо в этот момент) и протянул ему сёдзоку-тати.

387

Намбан-гусоку — доспехи материкового типа; состоит из цельнометаллической кирасы, намбан-кобуто («южный варварский шлем», шлем, подомный мориону или кабассету) и т. п.

388

Сёдзоку-тати — «придворный мундирный меч», богато украшенный тати, носимый высшей аристократией.

— В соответствии с вашей высочайшей волей, — произнёс Ёсинобу, — я, ваш покорный слуга, более двухсот лет хранивший ваш покой, возвращаю вам этот меч. Раз вы сами решили заботится о своей безопасности, не доверяя мне.

Отличная и весьма продуманная речь. Весьма в стиле Ёсинобу. Он сумел сохранить достоинство и ни словом не задел императора, ведь последнее могло бы послужить поводом для приказа о сэппуку. А вскрывать себе живот и сёгуна никакого желания, думаю, нет.

Так вот ты какова на вкус — победа.

Эпилог

Кэнсин шагал по улицам Дзихимэ. Он уже давно не был в новой столице Такамо и сильно удивился, увидев её. Это был совершенно новый город, скорее материковый, нежели такамацкий. По улицам ходили гаидзины или такамо, одетые как гаидзины. Если раньше вид одного Тахары Кэндзи привлекал внимание и взгляды всех на улице, то теперь выделялся уже сам Кэнсин в своём традиционном кимоно. К тому же он носил за оби [389] катану в ножнах и каждый полицейский (теперь слово досин было уже не в ходу) считал своим долгом придраться к нему и поиздеваться всласть. Спасало от расправы Кэнсина спасало лишь то, что в ножнах он носил сакабато [390] , которую все принимали за не заточенный меч, какие носили многие буси после запрета на ношение боевых катан. Они из-за этого стали объектом язвительных шуток и замечаний в их адрес со стороны хэйминов, которые ещё вчера и глаз поднять в их присутствии не смели.

389

Оби — пояс.

390

Сакабато — меч, заточенный с обратной стороны.

На низкорослого Кэнсина то и дело налетали гаидзины, едва не сбивая с ног, большинство из них были людьми незлобивыми, однако были и те, кто сопровождал их столкновения ругательствами на разных языках. В конце концов, молодой самурай выбрался из толпы, но понял, что попал совсем не туда, куда хотел. Он оказался в порту.

«Видимо, где-то не там повернул, — подумал он. — Оно и не мудрено, в такой-то толпе». Хотя, следует заметить, на улицах бывшей военной, а ныне вообще, столице Такамацу всегда было довольно людно. Но на настолько! Раздумывая над тем, как бы поудобнее вернуться к додзё [391] Каору, Кэнсин шагал мимо доков, где моряки перетаскивали ящики и бочки с борта своего корабля в склады. Не все они работали, некоторые бродили по улице, то и дело прикладываясь к бутылкам и приставали к проходящим женщинам. Особенно им приглянулась красивая девушка, испугавшаяся одного вида пьяных матросов. Она попыталась проскочить мимо как можно скорее, но моряки и не подумали пропускать её. Они окружили её, начали выкрикивать какие-то фразы на своём языке, хватать за одежду. Девушка замерла, дрожа от ужаса, едва не роняя из рук узелок, который несла.

391

Додзё — место, где тренируются воины, в более широком смысле — школа, как место обучения.

Мириться с этим Кэнсин не мог. Он решительно шагнул к матросам, кладя ладонь на рукоять сакабато. Но его опередили. Из толпы, предпочитавшей с приличного расстояния наблюдать за разыгрывавшимся действом, выступил парень в белом кимоно.

— Оставьте её в покое! — коротко крикнул он матросам, почти вплотную подошедшим к девушке. Его резкий тон и практически приказная манера говорить заставили их замереть. Правда всего на мгновение. Поняв, что их противник всего один, матросы мерзко заухмылялись, потянувшись к длинным ножам, что висели на поясе у каждого. — Сестра! — крикнул девушке самурай. — Отойди от них!

Девушка, быстро перебирая ногами, отбежала от матросов, спрятавшись за спиной самурая. Матросы расхохотались, продолжая отпускать реплики в их адрес, и бросились на самурая. Кэнсин вновь хотел вмешаться, и вновь понял, что в этом нет необходимости. Самурай в белом кимоно поймал руку первого матроса, перекинув его через плечо коротким движением, одновременно он выхватил из-за пояса ножны, ударив ими в лицо второго матроса. Окованный сталью кодзири врезался точно в длинный (и не раз до того ломанный) нос моряка, сломав его, тот рухнул на землю и больше не шевелился. Оставшиеся трое матросов слегка затормозили, потянувшись к ножам.

— Пошли прочь! — крикнул им самурай, крутнув ножны с мечом и сжав их в кулаке.

Этот окрик, казалось, лишь раззадорил моряков. Они кинулись на него, размахивая длинными ножами. Многим наблюдавшим за этой схваткой показалось, что самурай просто прошёл мимо них. В отличие от большинства, Кэнсин видел молниеносные удары рукоятью и ножнами, которыми награждал противников самурай в белом.

Матросы, перетаскивавшие ящики и бочки, побросали работу и бросились на выручку своим товарищам. Кэнсин не сомневался в исходе этой потасовки, его смущал лишь один матрос, посчитавший себя самым умным. Он спрыгнул с пирса в небольшую шлюпку, где лежал довольно большой ящик, запертый внушительным навесным замком. Схватив стальной лом, матрос сбил замок, открыл ящик — в нём лежали винтовки. Вытащив одну, матрос принялся заряжать её. Он уже затолкал пулю с пыжом в ствол и вынимал шомпол, когда сверху на него упала тень, закрывшая солнце. Он поднял голову и увидел какую-то странную ало-белую птицу с трепещущими на ветру крыльями и блестящим сталью длинным клювом. По крайней мере, именно таким показался ему спланировавший на него с пирса Кэнсин с занесённым над головой сакабато.

Кэнсин аккуратно разрядил винтовку и спрятал её обратно в ящик. Тут его внимание привлёк всеобщий выкрик — казалось все зеваки, собравшиеся на набережной одновременно выкрикнули нечто нечленораздельное, но очень удивлённое. Кэнсин поглядел вверх и увидел замершего с бутылкой в руке матроса. Перед ним стоял самурай в белом кимоно с обнажённой катаной в руке. Кэнсин уже понял, что сейчас произойдёт, поэтому был не слишком поражён произошедшим, в отличии от зевак. Бутылка в руке матроса развалилась на две неравных части. Дно и большая часть остального упали на землю, а горлышко остались в кулаке моряка — из него капала густая коричневая жидкость. «Кажется, она называется виски», — подумал Кэнсин, оглядывая улицу, в конце её уже мелькали мундиры полицейских (именно так, слово досин безвозвратно ушло в прошлое).