"Фантастика 2025-47". Компиляция. Книги 1-32
Шрифт:
— Когда я пошёл наёмником в клан Чоушу, его положение, как и положение всех патриотов, можно назвать не иначе как плачевным. Многим казалось, что власть сёгуна прочна и незыблема, как ей и должно быть.
— Теперь также уверено чувствуют себя бывшие патриоты.
Это был весьма прозрачный намёк, но Кэнсин никак не отреагировал на него, пропустив его мимо ушей.
— Я сражался за клан Чоушу, — вместо этого произнёс он, — но теперь предпочитаю жизнь ронина. Свобода, с некоторых пор, мне дороже.
— А ты никогда не задумывался, за то ли ты сражался. Гаидзины медленно, но верно выживают нас, всё чаще можно встретить такамо
— Последний факт тебя, думаю, особенно раздражает, — усмехнулся Кэнсин, — но ты не слишком обращаешь на него внимание. — Юный ронин кивнул на катану, с которой Сигурэ не расстался.
— Да, раздражает, — согласился тот, — и ещё как. При Токугаве буси разрешалось носить оружие и двести с лишним лет в стране был мир.
— Щедро оплаченный кровью тех же буси и хэйминов, попадавших под руку самураям.
— А теперь эти хэймины вовсю изгаляются, считают, что раз нацепили мундиры, то им можно всё.
Аргумент был почти безупречный, вот только Кэнсин, рождённый хэймином, был несколько иного мнения и мог бы много чего припомнить из собственного опыта. Но ничего говорить не стал. Правда, в конце концов, у каждого своя.
— Так за это ты сражался, Самурай-с-крестом? — прямо и уверенно глядя ему в глаза, спросил Сигурэ.
Кэнсин не отвёл взгляда.
— Сначала я сражался, чтобы защищать людей, — ответил он, — но пришёл один день и я понял всю глупость своих мыслей. Жизнь ткнула меня носом в кровь родного человека. Подчиняясь клятве, данной Чоушу Ёсио, я продолжил сражаться и убивать, хотя мне казалось, что в душе не осталось ничего кроме пустоты. Сейчас мне кажется я вновь обрёл свою душу и не хочу потерять её ещё раз.
— Ты думаешь, я приглашу тебя в наше движение?
— Я может иногда и дурачусь, но я не дурак. Какой же новый патриот потерпит в своих рядах патриота старого, хоть и бывшего, да ещё и настолько печально известного Самурая-с-крестом.
— Узнай я об этом ещё вчера, до происшествия на набережной, наверное, после этих слов я бы тут же накинулся на тебя с мечом.
— Останавливает моё дзюцу, — улыбнулся Кэнсин.
— Не люблю драться против буси, вооружённого тупой игрушкой.
— Это сакабато, — напомнил Кэнсин, — и его обратная сторона заточена, как положено. За мечом я ухаживать научился давным давно.
— Значит, ты не совсем отказался от убийства.
— Совсем, — твёрдо произнёс Кэнсин, — но и шутом с тупым мечом в ножнах быть не собираюсь.
— Но все думают именно так.
— Главное, что думаю о себе я, ну и мои друзья ещё.
— Ты очень интересный человек, Кэнсин-доно. Я бы хотел быть тебе другом, но это невозможно.
— Так постараемся же не стать хотя бы врагами.
Кэнсин поднялся и Сигурэ последовал его примеру. Они тепло попрощались и разошлись, как каждому тогда казалось, своими дорогами.
Передо мной стоял уже не прежний Кай — десятник моего отряда стрелков, удивлявшийся странным приказам, но исполнявший их беспрекословно. Теперь это был начальник полиции Дзихимэ и обращались к нему исключительно Кай-сан («самурайского» —
доно он на дух не переносил), он даже фамилию себе взял Сагано, по названию родной деревни.— Бравый ты стал, Кай, — усмехнулся я, приглашая его садится.
Я заметил как он едва заметно поморщился, не услышав обращения «-сан». Я улыбнулся.
— Ты понимаешь зачем я тебя вызвал к себе, — сказал я ему. — Прибытие военно-морского министра Страндара подняло всех нас на уши. Я думаю, и не без оснований, что новые патриоты готовят какую-то… назовём это акцией… против него.
— Вы, — это обращения давалось Каю довольно тяжело — привык командовать, — считаете мою работу неудовлетворительной. Считаете, что я не в достаточной мере поддерживаю порядок в столице.
— Отнюдь, — покачал головой я. — Однако приезд страндарского военно-морского министра в корне меняет обстановку. Сам понимаешь, новые патриоты ни перед чем не остановятся, лишь бы хоть в какой-то мере отомстить Мэттью Перри за свой позор. Одних слухов о его кораблях хватило в своё время сёгунату, чтобы рухнуть окончательно. Эти гордецы будут считать «делом чести» отомстить ему.
— Я полностью контролирую город, — с гордостью (или гордыней) произнёс Кай.
— Днём, — безапелляционно заявил я, — однако новые патриоты предпочитают собираться по ночам. Именно в это время суток они собираются и планируют свои акции. К тому же, — не удержался от маленькой шпильки в его адрес, — многие из них открыто игнорируют требования закона о запрете на ношение мечей.
— Эти шуты разгуливают по городу с деревяшками или тупыми железками в ножнах, — отмахнулся Кай.
— Все ли? — коротко поинтересовался я, заставив Кая отвести взгляд. — Не думаю, что они пойдут на приступ страндарского посольства с тупыми мечами. В прошлый раз, по крайней мере, было не так.
При этих словах Кай потупился ещё сильнее. Не любил вспоминать о том провале, едва не стоившему его места.
— Чтобы этот прискорбный инцидент не повторился, — как ни в чём не бывало продолжил я, — ты должен отменить все отпуска и выходные для своих людей в столице — раз; вызвать всех, кто находится в отпуску, — два; привлечь к работе всех полицейских из окрестностей столицы — три. Далее, в городе вводится комендантский час, после захода солнца никто не должен появляться на улицах без особого пропуска, подписанного лично мной, — (ох и взваливаю же я на себя работы!), — задерживать также всех самураев, носящих в ножнах что бы то ни было — не заточенный клинок, деревяшку и особенно — (тут я вспомнил Кэнсина) — сакабато. Всех доставлять в участки и держать до отбытия военно-морского министра. Все разбирательства — после. Упорствующих выкидывать из города и не пускать обратно ни под каким предлогом.
— Не проще ли убить? — пожал плечами Кай.
— Проще, — кивнул я и добавил, предупреждая его следующий вопрос: — Но, запомни, Кай, жизнью и смертью в Такамо распоряжаются только боги и микадо.
— И всё-таки я не понимаю, для чего столько мер предосторожности? — протянул Кай. — Мы сумеем отбить нападение на министра сами, а ведь при нём будут ещё и наши гвардейцы и страндарские, и ко всему взвод морских пехотинцев. Перри весьма сильно печётся о своей жизни.
— Ты же понимаешь, что заговорщики в столице есть, — ответил я, — и что они планируют нападение, думаю, тоже у тебя сомнений нет. Я хочу, как и прежде, покончить с этим в самом зародыше.