"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Пока мы ждём, он заваривает свой невкусный кофе и ставит передо мной чашку, потом мрачно садится в кресло и отворачивается.
– Перестань дуться! – примирительно хлопаю его по плечу. – Поставь себя на моё место, как бы ты себя повёл?
– Не знаю! – бубнит Лёха обиженно. – Но и ты поставь себя на моё место! Знаешь, сколько людишек за мной сегодня подглядывает и ждёт не дождётся, чтобы я на чём-то прокололся? Не знаешь! Ты-то всегда был опером, и притом хорошим, так что никто под тебя не копал, а начальником полиции не был и представить себе не можешь, какой это понос…
– Возвращайся назад в убойный – и все вопросы с желудком решатся, – усмехаюсь невольно.
–
Почти три часа мы безвылазно сидим и допрашиваем нелегалов, поселившихся на заводе разорившегося промышленника Вольфа Шварца. Если бы не приобретённая за годы службы закалка, нас можно было бы выносить из Лёхиного кабинета вперёд ногами.
Но выяснить удаётся немного. Самым разговорчивым оказался, как ни странно, маленький смуглый узбек, который приехал в нашу страну чуть больше года назад и всё это время вкалывал на всевозможных стройках. Негодяи-прорабы с удовольствием брали его чернорабочим, потому что трудился он за троих, довольствовался половинной зарплатой и, конечно же, никогда слова поперёк не сказал. Боялся, бедняга, депортации, которой его периодически стращали все, кому не лень.
О том, что в соседней бытовке кто-то пару дней находился, он даже не подозревал, потому что после возвращения с работы замертво валился на свой матрац и спал беспробудно до шести утра, потом подхватывался и снова убегал на стройку. Выходные у него случались не каждую неделю, но уж если случались, то он или отсыпался на пару недель вперёд, или относил заработанные деньги кому-то из соотечественников, кто мог с оказией переправить их родным в Узбекистан.
Никого из посторонних или незнакомых людей рядом с их комнатой он не встречал. Да и попасть к ним в бытовки довольно сложно, потому что заводские ворота заперты и никогда не открываются, а к железной двери в административный корпус, через которую можно пройти внутрь, у каждого есть свой личный ключ, выданный Вольфом. Разве что кто-то из своих приведёт постороннего на территорию, но это его мало интересует…
Последние его слова меня настораживают: если никто, кроме этих четырёх работяг, попасть на территорию завода не может, значит, кто-то из них, как минимум, должен был видеть, кто и как доставлял Илью в комнатку рядом с их бытовкой. А может быть, даже сами принимали участие в этом.
– Отправляй этого фрукта назад в обезьянник, – киваю Штруделю, – похоже, он и в самом деле не при делах.
– Ой, меня же депортируют! – хнычет узбек. – Вы – хорошие люди, помогите мне, пожалуйста, остаться здесь хотя бы ещё на полгода. Я же единственный, кто кормит мою большую семью в Андижане…
Честное слово, мне искренне жалко этого парня – работает, как вол, деньги до копеечки отсылает домой, ни на что не претендует… Эх, поменять бы его и его коллег на наших тунеядцев, которые обивают пороги Института национального страхования, выколачивая всевозможные пособия, а сами ничего тяжелее стакана с кофе и сигареты в руках не держали… Сколько бы проблем государство одним махом тогда решило!
Пока мы ожидаем следующего задержанного, Штрудель предлагает:
– Давай с ними поиграем в хорошего и плохого полицейского. Классика жанра. Ты будешь безутешным папашей, а я злым ментом…
– Будто я и так не безутешный папаша! – огрызаюсь, но ничего прибавить не успеваю, потому что в кабинет вводят следующего задержанного – молдаванина.
В отличие от предыдущего своего коллеги, этот сразу переходит в атаку:
– Что я такого натворил? За что меня арестовали? Ну да, закончилась у меня виза три месяца назад, так ничего страшного – я тут навсегда оставаться не собираюсь, а только заработаю ещё немного денег и сам уеду
домой! Честное слово, уеду!– Тебя не арестовали, а пока задержали. Эти свои байки будешь в иммиграционной службе рассказывать… Тебя доставили сюда совсем по другому поводу, – Лёха повышает голос и в самом деле изображает из себя злого и несговорчивого мента, готового порвать любого, кто станет поперёк закона. – Ты лучше сейчас сиди тише воды, ниже травы и внятно отвечай на вопросы, которые тебе задают. Понял?
Молдаванин сразу сникает и даже прикрывает рот ладонью.
– Вот перед тобой человек, – Лёха указывает на меня пальцем, – у которого недавно похитили сына. Злодеи держали его в соседней с вами бытовке. И не отнекивайся, что в чужие дела носа не суёшь и ничего не знаешь… А теперь слушаю тебя. Расскажи обо всём, что видел. Если этому господину не понравится твой ответ, то я просто выйду на пять минут в коридор, а он знает, что делать…
Тут Лёха, конечно, сильно перебирает, и, если кто-то из завистников, на которых он мне жаловался, и в самом деле узнает о таком допросе задержанного гастарбайтера, которого пока ни в чём не обвиняют, хреново ему придётся. Впрочем, что для лучшего друга, то есть для меня, не сделаешь – вот он и старается…
Некоторое время молдаванин ошарашенно переводит взгляд то на него, то на меня, потом совершенно другим тоном – тихим и спокойным – говорит:
– Мы с друзьями и в самом деле ничего не знаем. Кто мы такие? Я простой тракторист и шофёр, который приехал в Израиль немного подзаработать, и в чужие дела не лезу. Мне наш хозяин господин Вольф так и сказал: будешь сидеть тихо и никуда не высовываться, всё будет шито-крыто, никто тебя не тронет…
– Я тебя не о хозяине спрашивал, – напоминает Лёха, – ты о деле говори.
Некоторое время молдаванин молчит, лишь хитро разглядывает опять то Лёху, то меня, но в глазах его нет ни капли страха.
– Слушай, начальник, – говорит он и неожиданно цыкает зубом, – давай баш на баш: я тебе рассказываю всё, что знаю, а ты меня отпускаешь с миром и не стучишь в иммиграционную службу, а?
– Сидел, что ли? – недоверчиво спрашивает Лёха.
– Было дело. Ну, так как?
– А если не отпущу?
– Тогда никакого разговора не получится, – притворно вздыхает молдаванин, – и я поеду на родину раньше времени, но за счёт израильской полиции.
– Не боишься перед отъездом и здесь в тюрьму загреметь?
– За что? За недоносительство? Так в нашей тюрьме я уже посидел. Посижу и в вашей. У вас, говорят, там йогуртами кормят и творожком. И ишачить, как папу Карло, не заставляют…
– А кто же без тебя твою семью содержать на родине будет? Из тюрьмы-то йогурты на волю не передашь…
Сижу в сторонке, слушаю препирательства Лёхи и задержанного, и всё больше во мне закипает ярость на своего бывшего подопечного. Ведь в подобном диалоге между ментом и задержанным всегда побеждает не тот, кто прав, а тот, у кого характер крепче. Сегодня Лёха, как видно, оказался слабоват против этого тщедушного, занюханного нелегала. Плохую он у меня прошёл школу ментовского искусства, так в анналы истории и запишем.
– Короче, – медленно встаю со своего стула и обращаюсь к Штруделю, – ты, кажется, собирался выйти на пять минут и оставить нас с этим фертом один на один? Дай-ка я сам пообщаюсь с ним. Сделай заодно кофе и принеси полотенце, чтобы руки потом вытереть…
Лёха молча встаёт и выходит из-за стола, но молдаванин тут же спохватывается и начинает быстро и сбивчиво лепетать:
– Не надо, начальник, не уходи! Мне скрывать на самом деле нечего. Зачем на себя чужие косяки брать, да ещё ни за что по шее получать?!