"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Всё это, повторяю, прекрасно, но какое всё это имеет отношение ко мне и моему сыну?
– Не торопитесь, дайте досказать… С матерью он познакомился, когда переехал работать в Таганрог в 1948 году. А в 1950 году родился я. Спустя два года отец уехал в Новосибирск, а мы с матерью остались одни до самого нашего отъезда на Западную Украину, потом – в Румынию и уже оттуда – в Израиль. Однако связей с отцом мы никогда не теряли. Окольными путями он передавал или переводил нам деньги, писал письма, интересовался, как мы живём. Даже когда мы обосновались в Израиле, он продолжал переписываться с нами до самой своей кончины в конце 1974 года… И вот однажды, года за два до его смерти, я получил от отца очень странное письмо, в котором совершенно ничего не понял, но, как и все послания от него, не выбросил, а сложил в шкатулку. Разбираться в том, о чём он меня просит, мне было некогда, потому что я работал с утра до ночи, развивал бизнес, а вот сейчас, когда завод закрылся, и у меня появилось свободное время, наконец, смог спокойно сесть и перечитать все его послания нам с матерью. Но это письмо было адресовано именно мне, и оно резко отличалось от остальных. В нём он просил меня… впрочем, зачем пересказывать? Я сделал копию и покажу вам.
– Вы считаете, что мне это будет интересно? И удобно читать чужие письма?
– Там есть и про вас… – Шварц достаёт из кармана
«14 июля 1972 года.
Здравствуй, мой дорогой сын!
Как мне не хватает вас с матерью! Пока мы жили в одной стране, мне было достаточно и того, что я мог в любой момент собраться и приехать к вам, даже если мы находились далеко друг от друга. Моё начальство, наверное, позволило бы мне это. Сегодня мы уже в разных странах, и встретиться нам невозможно. Я невыездной, а вас никто назад в СССР не пустит. Возможно, в будущем люди смогут передвигаться по миру свободно, без виз и ограничений, но к тому времени меня уже не будет.
Я внимательно слежу за всем, что происходит у вас в Израиле. Очень переживал, когда пять лет назад была Шестидневная война [19] , в которой вы выстояли и победили. Даже знаю, что ты, мой сын, мой дорогой и любимый мальчик, воевал и, слава Богу, уцелел. Не сомневаюсь, что и в следующей войне, которая случится осенью 1973 года [20] , всё сложится для тебя благополучно. Не спрашивай, откуда я знаю про будущую войну. Знаю, и всё. Я не Вольф Мессинг, и у меня нет дара предвидения. Но это не предвидение – это совсем другое, о чём ты со временем, надеюсь, непременно узнаешь.
Вероятно, письмо, которое ты держишь в руках – моё последнее или одно из последних писем к тебе, потому что я протяну от силы ещё год-два, и меня не станет. Мне это тоже известно. Хочу попросить тебя об одном одолжении. Конечно, я мог бы сделать это и сам, но меня опекают настолько плотно, что любой мой поступок, не связанный с основной деятельностью, сразу вызывает у контролирующих органов – надеюсь, ты догадываешься, каких? – тысячу вопросов. Не хочется подставляться самому и подставлять людей, которые об этом даже не догадываются. Остаётся надеяться лишь на тебя, потому что больше мне и попросить некого. Ты это непременно должен сделать, хотя бы в память об отце, который тебя так беззаветно любил, любит и будет любить всегда.
Мне необходимо разыскать одного человека и попросить его об одной услуге. Настолько для меня важной, что даже затрудняюсь придумать что-то более важное. Сейчас он живёт в России, но время для беседы с ним ещё не наступило. Он на несколько лет моложе тебя и студент. Вряд ли в настоящее время он в состоянии оценить и до конца разобраться в том, о чём я его хочу попросить. Более того, это может показаться ему с первого взгляда фантастическим и абсурдным. Должно пройти много лет, пока этот человек повзрослеет и станет тем, с кем можно разговаривать. Я бы это сделал сам, но, увы, у меня такого длительного промежутка времени на ожидание нет.
Зато оно есть у тебя, мой сын. Я тебе назову его имя ниже, а сейчас просто объясню суть моей просьбы.
Ты этого, наверное, не знаешь, но, помимо моей основной деятельности – конструирования летательных аппаратов, много сил я отдал исследованию философской концепции пространства и времени, а точнее, многомерности этих понятий. Я доказал, что время имеет не одно измерение – от прошлого к будущему, а целых три. Это меняет человеческие представления о Вселенной и нашем месте в ней. Иными словами, при соблюдении некоторых необходимых условий мы можем перемещаться в будущее или прошлое без ущерба для того времени, в котором в настоящий момент находимся. И это знание позволит когда-то создать механизм для такого перемещения.
Человек всегда хотел покорить время, и многие великие умы не раз задумывались над тем, как это осуществить. Но почему это никогда раньше никому не удавалось? Этот вопрос мучил меня, ведь наше поколение вряд ли многим отличается от поколений ушедших. Можешь считать меня безумцем, но я однажды понял, что нас оберегают от этого какие-то могущественные и вполне реально существующие силы, опасающиеся недальновидного людского вторжения в естественный ход развития мироздания.
А потом я неожиданно получил подтверждение своей догадки. Ко мне явился человек, который представился «Стражем Времени», и сообщил, что мои предположения верны. Более того, он рассказал, что в ином – шестимерном – пространстве, предугаданном мной, существует очень серьёзная служба «Стражей Времени», которая оберегает мир от любых непродуманных манипуляций с естественным течением событий. Когда возникает критическая ситуация, они отправляют своих посланников предотвратить попытку проникновения в святая святых Создателя и не дать миру погрузиться во вневременной хаос.
До одного из таких катаклизмов остаётся чуть меньше ста лет. Деталей посланник мне не поведал, но заявил, что это очень серьёзно, и я просто обязан им помочь.
Почему именно на меня пал выбор, спросил я у него. И услышал совершенно шокирующий ответ: «Потому что ты, Роберто Орос ди Бартини (он так и назвал меня – моим настоящим именем, а не переиначенным на русский манер Робертом Людвиговичем!), ты – один из нас, «Стражей Времени». Ты даже сам пока не осознаёшь, что эта миссия давным-давно возложена на тебя. В своей сегодняшней деятельности ты намного опережаешь эпоху именно благодаря тому, что мы негласно помогаем тебе. И это необходимо для прогресса, чтобы у человека не появилось желания искать обходные пути в покорении времени. Как хочешь это можешь истолковывать, но ты уже давно в рядах борцов со всемирным хаосом и злом…»
Вероятно, мои слова выглядят чересчур красивыми и напыщенными, но иначе это, поверь, не выскажешь.
Теперь о моей просьбе. Я уже сказал, что человек, с которым мне крайне необходимо встретиться, в моё время ещё юн и не готов к получению такой важной информации. Но приблизительно через сорок пять – пятьдесят лет, то есть примерно в 2017–2018 году, он будет жить, как и ты, в Израиле, и там ты сможешь его найти и передать мою просьбу. Ему предстоит выйти со мной на контакт, и он к тому моменту уже будет знать, как это сделать. Не пытайся навязаться к нему в попутчики – этого тебе не надо. У нас ещё появится впереди такая возможность, я тебе обещаю.
Теперь о главном: имя этого человека – Даниэль Штеглер. Он пока, повторяю, ни о чём не подозревает, но ты должен убедить его в том, что наша встреча крайне необходима. Как бы это абсурдно ни выглядело на первый взгляд.
Прощай, мой сын. Прости, что при жизни я так мало уделял тебе внимания и не смог быть с тобой рядом.
Твой любящий отец Роберто Орос ди Бартини…»
19
Имеется в виду война между Израилем, с одной стороны,
и Египтом, Сирией, Иорданией, Ираком и Алжиром, с другой стороны, продолжавшаяся с 5 по 10 июня 1967 года. В считанные дни арабские армии потерпели сокрушительное поражение, и Израиль присоединил к себе Синайский полуостров, сектор Газа, Западный берег реки Иордан, Восточный Иерусалим и Голанские высоты.20
Четвёртая арабо-израильская война («Война Судного дня») началась 6 октября 1973 года и закончилась через 18 дней полным разгромом армий коалиции арабских стран. Обе стороны понесли большие потери.
Пицца на нашем столе давно остыла, а мы к ней так и не притрагиваемся.
– Что скажете, уважаемый Даниэль? – осторожно интересуется Шварц.
– Если это не какой-то дурацкий розыгрыш, – только и могу ответить, – то я просто в шоке.
– Вы что-нибудь поняли в этом письме? Лично для меня здесь абсолютная китайская грамота! Какое-то передвижение во времени, какие-то измерения пространства… Кто кому может навредить этим? Каким образом? Прошлое, будущее… Для меня есть, извините, только настоящее, в котором мы существуем, а что будет завтра, меня мало волнует. До этого завтра ещё надо дожить, что совсем непросто. Поймите меня верно, ведь я особого образования так и не получил, а то, чем всю жизнь занимался, было простым и понятным: завод, типовые проекты и подряды, чертежи, заказы, которые нужно выполнять в срок, брать ссуды в банках, отдавать… Завтрашний день был для меня, да и не только для меня – за горизонтом.
Не знаю, что ему ответить, лишь молча кручу в руках салфетку.
– А скажите, – нарушает молчание Шварц, – отец пишет, что у вас есть какая-то возможность встретиться с ним. Тут я уже совсем запутался! Каким образом?! Он же умер ещё в 1974 году и похоронен в Москве на Введенском кладбище. Неужели кто-то разрешит копаться в его могиле? И потом, что это за встреча живого и покойника?! Мистика какая-то.
– Вы правы, господин Вольф, – отвечаю, – это и в самом деле ни в какие ворота не лезет…
– Простите, – удивляется Шварц, – про какие вы ворота говорите?!
– Это выражение такое русское, когда имеют в виду полный абсурд.
– Значит, всё, о чём пишет отец, – Шварц запинается и с трудом выдавливает из себя, – это… абсурд? Вам тоже так кажется?
– Не знаю. Мне надо это обдумать и взвесить. Более детально разобраться в его словах… Вы могли бы копию письма отдать мне?
– Да, конечно. Я её сделал специально для вас. Но… одно мне совершенно непонятно. Если в письме, как вы утверждаете, полный абсурд, то откуда отец всё-таки смог узнать про вас? Как он сумел предположить, что через полвека я встречу вас именно в Израиле? Ведь у вас же в семидесятые годы наверняка даже мыслей не было перебираться сюда, ведь так? Откуда ему задолго до вашего рождения было известно ваше сегодняшнее имя? Как вас звали в России?
– Даниилом.
– Вот и я про то! А он пишет – Даниэль. Так, как вас зовут сегодня в Израиле, о чём вы никак не могли предположить заранее. Что скажете?
– Да в письме не только это удивляет…
– А что ещё?
– Всё абсолютно! – мельком поглядываю на часы и отмечаю, что время уже вечернее, и никуда сегодня я больше не попаду.
А куда мне ещё нужно попасть? Сам не знаю. Поиски сына не сдвинулись с места ни на миллиметр.
– Скажите, – припоминаю неожиданно, – когда при нашей встрече в полиции я говорил вам о том, что занят поисками пропавшего сына, вы ответили, что, может быть, наша беседа будет косвенно связана и с этим, что вы имели в виду?
Шварц пожимает плечами и разводит руками:
– Я уже, честное слово, и сам каким-то мистиком становлюсь. Начинаю думать, что всё в этом мире взаимосвязано, и ничто так просто не происходит. Если наша встреча была предсказана ещё полвека назад, то и пропажа вашего сына наверняка каким-то образом может быть привязана к ней по времени. А значит, всё это совсем не случайно… Может, я выражаюсь не совсем грамотно, но вы меня, надеюсь, понимаете.
Встаю из-за стола и протягиваю ему руку:
– Мне нужно идти. Спасибо вам, господин Шварц, за информацию и письмо вашего покойного батюшки. Честное слово, я пока не знаю, что мне с ним делать и как поступать. Но буду думать…
– Вы меня будете держать в курсе дела? Всё-таки Бартини – не чужой мне человек…
10
Этим вечером перечитываю письмо, полученное от Шварца, ещё дважды, но никакой ясности не наступает. Наоборот, у меня возникает всё больше и больше вопросов, ответов на которые нет. Даже залезаю в интернет, где об этом засекреченном гениальном изобретателе информации сегодня уже достаточно много, но и от неё пользы тоже почти никакой.
Да, это был великолепный конструктор, прошедший совершенно фантастический жизненный путь, который едва ли кому-то другому оказался бы по силам.
На всякий случай распечатываю его биографию и скрепляю листок с полученной от Вольфа копией письма. А потом ложусь на диван и снова перечитываю:
«…Бартини Роберт Людвигович (Роберто Орос ди Бартини) – советский авиаконструктор, учёный. Родился в Фиуме (Риека, Югославия). Окончил офицерскую и лётную школы, Миланский политехнический институт. Член итальянской коммунистической партии. После фашистского переворота в Италии, по решению ИКП был направлен в Советский Союз для помощи молодой республике в области авиации. Советская карьера Бартини началась на Научно-опытном (ныне Чкаловском) аэродроме, где он занимал должность главного инженера и начальника отдела. В 1928 году возглавил экспериментальную группу по проектированию гидросамолётов. Здесь им был предложен проект 40-тонного морского бомбардировщика и экспериментального истребителя «Сталь-6».
Тогда же по рекомендации М. Н. Тухачевского он был назначен главным конструктором ОКБ НИИ ГВФ. В 1933 году на его самолёте «Сталь-6» установлен мировой рекорд скорости – 420 км/ч. На базе поставившей рекорд машины был спроектирован истребитель «Сталь-8», но проект вскоре закрыли как не соответствующий тематике гражданского института. Чуть позже был создан 12-местный пассажирский самолёт «Сталь-7» с крылом «обратная чайка», который экспонировался на Международной выставке в Париже, а в августе 1939 года на нём был установлен международный рекорд скорости на дистанции 5000 км – 405 км/ч. Тогда же был построен дальний арктический разведчик, который мог садиться на лёд и воду.
В 1937 году Роберт Людвигович был арестован. Ему было предъявлено обвинение в связях с «врагом народа» Тухачевским, а также в шпионаже в пользу Муссолини (от которого он когда-то бежал!). Его приговорили к десяти годам лагерей и пяти – «поражения в правах». До 1947 года он работал в заключении, принял участие в проектировании Ту-2. В Омске в начале войны было организовано специальное ОКБ Р. Л. Бартини, разработавшее два проекта: сверхзвуковой одноместный истребитель типа «летающее крыло» и зенитный истребитель-перехватчик с четырьмя двигателями В. П. Глушко и стреловидным крылом. Этот истребитель должен был развивать невиданную ранее скорость, но… осенью 1943 года ОКБ было закрыто.