"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Между прочим, – напоминает он, – если то, что вы собираетесь сообщить господину Штеглеру, как-то связано с пропажей его сына, то этот разговор лучше провести в моём кабинете и в моём присутствии.
– От вас, уважаемый господин майор, – разводит руками хитрый лис, – у меня никаких секретов нет и быть не может. Если тема нашей беседы и связана с пропажей мальчика, то очень отдалённо. Вам это потом и сам господин Штеглер подтвердит. Но мне кажется, что в конфиденциальности нашего диалога будет заинтересован в первую очередь именно он…
– Ничего не понимаю, –
Чувствую, что сейчас Лёха разойдётся не на шутку. Дружба дружбой, но начальнические погоны иногда требуют сдвигать брови даже в присутствии самых близких людей. А мне сейчас только не хватает успокаивать его вместо того, чтобы заниматься своими делами!
– Слушай, – легонько похлопываю его по руке, – я всё-таки поеду и посмотрю бытовки, а вы тут общайтесь, разбирайтесь во всех вопросах, может, и последующей «приватной» беседы со мной не понадобится. А через час я, надеюсь, вернусь. Тогда посмотрим.
И поскорее исчезаю, чтобы не передумать, хотя – признаюсь откровенно – мне уже больше хочется и в самом деле посидеть с этим Шварцем. По пустякам интересоваться моей особой этот странный тип вряд ли стал бы. До последнего времени такого не случалось, а тут один незнакомец за другим, одна загадка за другой…
Промзона – местечко не для слабонервных. Каждый раз, когда попадаю сюда, мне почему-то кажется, что кто-то недобро подглядывает за мной из-за угла и всё время нашёптывает в уши: зачем ты здесь? Какого рожна явился? И хоть тут внешне всё, как повсюду в городе, – полно всевозможных мебельных салонов, ресторанчиков, автомобильных мастерских, маленьких заводиков, – долго находиться здесь не получается. Да и не хочется. Словно сама атмосфера подсказывает: сделал, дружок, своё дело – гуляй отсюда. Не твоё это место, чужой ты тут…
Бывший завод Шварца – длинный грязно-жёлтый корпус, огороженный глухим ржавым забором с покосившимися, давно просевшими воротами. Двухэтажное административное здание, вплотную примыкающее к корпусу, выглядывает на проезжую часть улицы четырьмя подслеповатыми, пыльными окнами. Невысокое крыльцо ведёт к рыжей облупившейся двери, которую сопровождающий меня полицейский, молодой сухощавый эфиоп, открывает с трудом: ключ заедает в замке, и дверь, как и ворота, просела на петлях. Но мы всё равно оказываемся внутри, и парнишке, чувствую, это тоже не очень нравится. Побаивается, что ли, громадного нежилого помещения, где вполне могут и черти водиться?
– Где бытовки для рабочих находятся? – спрашиваю у него. – На каком этаже?
– Они не здесь, – машет рукой эфиоп и манит за собой, – они в производственном корпусе.
– А что в этом здании сейчас осталось? – интересуюсь на всякий случай.
– Тут на втором этаже хозяин оборудовал себе маленькую квартирку, – усмехается полицейский, – говорит, что иногда остаётся ночевать, чтобы каждый раз
домой за двести километров не возвращаться. Наверное, девочек сюда привозит…– Это он тебе в полиции рассказал? – строго спрашиваю у него. – Или ты сам придумал?
Эфиоп расцветает и скалит белозубую улыбку:
– Я бы на его месте так и поступал…
– Как отсюда попасть в бытовки?
– Нужно пройти административное здание до конца, и там есть дверь прямо в цех. А в цеху уже лесенка на второй этаж, где бытовки и складские помещения.
Мы проходим по тёмному коридору, и повсюду такая тишина, что в ушах звенит.
– Господин Даниэль, вам не кажется, что кто-то тут есть? – шепчет эфиоп за спиной. – Какие-то звуки непонятные…
Оборачиваюсь и гляжу на его лицо в крупных каплях пота:
– Эй, полицейский, ты что, струсил? Какие звуки? Фильмов ужасов насмотрелся? Где-то, наверное, окно не закрыто, вот ветер и гуляет. А может, голуби залетели.
Дверь из коридора в цех распахнута, и в первый момент мы даже щуримся от яркого солнечного света из фрамуг под самым потолком, заливающего громадное пустое пространство. Повсюду и в самом деле многочисленные голуби, обжившие это место.
– Как тебя зовут, парень? – спрашиваю полицейского, чтобы его немного взбодрить.
– Моше, – по-прежнему шепчет эфиоп, но пот с лица смахивает и переводит дыхание.
– Значит, по-русски будешь Мишкой, – усмехаюсь и хлопаю его по плечу, но он всё ещё настороженно озирается по сторонам.
Сегодня громадное пространство совершенно пусто. Голые стены, бетонные полы с остатками фундамента под станки, лишь в дальнем углу несколько покосившихся стеллажей с какой-то пыльной, ржавой арматурой. Да ещё груда старых автомобильных покрышек, наваленных под лестницей, ведущей на второй этаж.
– Нам туда? – показываю пальцем на дверь наверху, к которой ведёт лестница.
– Да, – отвечает слегка осмелевший Моше, но первым не идёт, ждёт меня.
Голуби нас не боятся, и, когда мы проходим через цех к лестнице, лишь лениво уворачиваются и неохотно взлетают, громко хлопая крыльями, чтобы через секунду снова сесть на прежнее место.
За дверью – небольшой полутёмный предбанник с металлическими шкафами для рабочей одежды. Кроме шкафов, тут ещё четыре двери.
– Первая, – объясняет Моше, – это комната, в которой живут нелегалы, вторая – бытовка, в которой держали пленника, третья – кухня, четвёртая – душ и туалет.
– Начнём с комнаты, где был мой сын, – сдираю бумажку с полицейской печатью, которой заклеена дверь, и открываю замок взятым у Моше ключом. – Побудь снаружи, а я тут сам посмотрю.
Комнатушка совсем маленькая, как раз на длину низкого топчана с несвежим солдатским матрацем. Больше здесь ничего нет. Узкое пыльное окно у потолка почти не пропускает свет, поэтому в помещении, наверное, всегда нужно зажигать лампу в плафоне, забранном толстой металлической сеткой.
Сколько времени здесь провёл Илья? Сутки или больше? По крайней мере, одну ночь тут точно ночевал… Где же он теперь?