"Фантастика 2025-92". Компиляция. Книги 1-26

Мы шли по глухой тропинке. И дом сторожа, и колокольня давно скрылись за ветвями деревьев.

— Гиллель сказал, что смерть вашей матери была неизбежна, — вспомнил я.

— Папа слишком верит в судьбу, — кивнула девушка. — В фатум. Он считает, что на его семье лежит проклятье: каждый, кто повстречает свою любовь, обречён её потерять.

— Это… очень печально, — я не нашел, что ещё на это сказать.

— Это ерунда, — решительно махнула прутиком Мириам. — Я — не верю. Точнее, я знаю, что на роду Гиллелей лежит древнее проклятье. Просто уверена, что его можно снять.

— И вас это не пугает?

— Смерть — это не обязательно конец, — сказала Мириам, глядя на надгробие с плачущим ангелом. — В некоторых случаях смерть — это только начало, — она вновь посмотрела мне в глаза, и я понял, что падаю. Как тогда, на крыше: подо мною бесконечная пропасть, а я стою на мосту толщиной в волос. — Поверьте. Я знаю. Ведь я выросла на кладбище.

Кажется, мы забрели уже совсем в глухие уголки: могилы здесь были едва заметны, настолько глубоко ушли они в землю. Местность больше походила на парк, с разбросанными тут и там скульптурами. Дорожки были так узки, и так усыпаны листьями, что мы, шагая рядом, касались друг друга плечами, а шум от шагов полностью скрадывался.

Я был счастлив. Я желал, чтобы этот миг, эта прогулка под низким весенним небом никогда не заканчивалась.

Я запомнил и эту прогулку, и Мириам — именно такой, в голубых джинсах и простом вязаном свитере — на всю жизнь.

Послышался автомобильный гудок.

Далёкий и глухой, будто мы с Мириам были на острове. А всё остальное — там, на далёком материке, отделённом от острова широким проливом…

— Наверное, это вас, — сказала девушка. Она отвернулась и понурилась, словно её кто-то обидел. — Алекс всегда торопится. Пойдёмте. Он не любит ждать.

Мы поворотили назад. Но несмотря на слова Мириам о моём шефе, шли очень медленно.

— Почему вы хотите работать в «Петербургских Тайнах»? — спросил я. — Наверняка в городе немало фирм…

— А вы? — не глядя на меня, и кажется, совершенно бессознательно, она взяла меня за руку. — Вы хотите работать где-нибудь ещё?

Она была права. Если бы меня кто-нибудь спросил: хочу ли я сменить место работы — я бы рассмеялся.

А затем я представил: Мириам работает у нас. Каждый день приезжает на работу, сплетничает с девочками на кухне, водит экскурсии…

— Вы же не хотите быть экскурсоводом, правда? — сказал я, когда показалась верхушка колокольни. По-моему, кто-то стоял на верхней площадке. Впрочем, мне могло и показаться…

— Я хочу быть охотником, — сказала Мириам. — Как Алекс. И как вы, Саша.

Я вздрогнул. Мне было семнадцать, когда умерла мама. И с тех пор меня так никто не называл.

— Но этого не хочет ваш отец, — тихо ответил я.

— Прежде, чем Бог отпустил людей, — сказала вдруг Мириам, отвернувшись. — Он поставил перед ними зеркало и показал в нём все страдания, которые ждут их на земле. А потом показал блаженства, что ожидают в Раю. Одни пошли в мир и взяли на себя страдания, другие отказались. И тогда Бог вычеркнул их из Книги бытия.

— Что это значит? — спросил я после длинной паузы. Чувствовалось, что Мириам так же не хочет возвращаться к машине, как и я.

— У евреев нет Ада, — ответила она. — У нас вместо этого изжога… От того, что не можем получить то, чего желаем.

— Но… Все эти книги — Ветхий завет, Библия, Тора… Их же написали люди, — сказал я. — Мы сами устанавливаем себе законы бытия. И не всегда они разумны и справедливы.

— И что это означает по-вашему?

У Мириам удивительная особенность: когда она смотрит, кажется, что взгляд её, минуя кожу, мышцы, связки и сухожилия, заглядывает прямо в душу…

— Что законы можно менять. И вообще… — я криво улыбнулся. — Мой отец — бывший партиец, коммунист по-убеждениям. Так вот, он говорил: законы — это то, с чем соглашается большинство. Для остальных это не более, чем пожелания.

— Тогда поговорите с ним, — настойчиво сказала она. И я сразу понял, о ком идёт речь. — Убедите его, что я должна с ним работать. И с вами… Ведь работают же у вас другие девушки.

— Да, но они занимаются лишь туристами, — обескураженный таким напором, я не знал, что и сказать.

— Вы так думаете? — она вновь заливисто рассмеялась. В это время мы подошли к Хаму. Рядом никого не было. — Так я на вас рассчитываю, — быстро проговорила Мириам, сжала мою ладонь и отпустила. — И буду ждать.

Она ушла к дому, не оглядываясь.

Я был готов заплакать. Над иронией судьбы, над своей несчастливой звездой: для этой девушки — как я про себя уже понял — я был готов на всё. Убить дракона, подковать единорога, достать с неба луны жареной.

Но я знал, чувствовал всеми фибрами: ей нельзя появляться в Петербургских Тайнах.

— Ну где ты ходишь, — Алекс показался из-за высокого надгробия с высеченной менорой. На ходу он, как ни в чём ни бывало, застёгивал ширинку. — Погнали. Гиллель подбросил пару идей насчёт близнецов.

— А как же Диббук?

Я сел за руль.

— Диббук? — он наморщил лоб, словно речь шла о чём-то древнем, полузабытом. — Уснул. Надеюсь, надолго, — он потёр ладонь, и я увидел, что ожог, еще час назад красный, воспалённый, сейчас превратился в белёсый шрам. — Это сторож, — проследил за моим взглядом Алекс. — У него есть чудодейственный бальзам. Из крапивы, что прорастает меж могильных камней… Заживает, как на собаке.

— Ага, — тупо ответил я. — А мертвецам он отрезает левую руку и с её помощью отыскивает сокровища.

— Это из Папюса, — качнул головой Алекс. Шевелюра его от влажности поднялась и стала похожа на причёску «Афро». — Старый мистификатор. По Строссу, например, такую руку используют для того, чтобы открывать проходы в иные миры. Я же считаю, что «рука славы» полезна лишь для того, чтобы сподручней чесать себе задницу. Кроме того, брать её надо непременно в полночь, от трупа повешенного убийцы. Иначе не поможет.

Вырулив с кладбища, я проехал метров пятьсот, и только сейчас сообразил, что мертвецы — и ходячие, и те, которых упокоили мы с Алексом, — куда-то делись. А потом вспомнил: шесть-шесть-шесть. Я же сам вызывал команду уборки.

— Так что там по близнецам? — спросил я, чтобы не молчать. С уходом Мириам в груди моей что-то оборвалось, и я ещё не свыкся с новым положением дел.

— Пока это лишь догадки, — произнёс Алекс нехотя, через пару секунд. — В-общем, он предложил соединить доппельгангеров. Совместить в пространстве. Что-то насчёт колесницы судьбы — «что вверху — то и внизу»… Словом, Каббала.