"Фантастика 2025-92". Компиляция. Книги 1-26

Однако сегодня я создал только два артефакта, потому что все заготовленные болванки мы с Елисеем угробили на неудачные попытки. Такое бывает. Я тут же велел Егорке отнести в кузницу обломки металла и заказать новую партию.

Мальчишка, после того как я принял его к себе, околачивался теперь возле мастерской и успел сдружиться с Елисеем — они вдвоём донимали Феликса, но рыжему всё ничего. Он и сам любитель поругаться, ведь умение спорить на повышенных тонах — это часть его профессии. Иначе как бы он убалтывал столько народу купить свою бурду?

Два ножа — это тысяча четыреста рублей. Да, дела пошли в гору. Первое, что я закрою это мой долг еврею Баруху в десять тысяч. Месяц ещё не прошёл, потому я хотел расквитаться с этим заёмом и идти дальше.

Раздав поручения, остаток маны я потратил на магическую тренировку, чтобы нарабатывать процентиль. Затем усиленными темпами поглощал книги до самого вечера.

На следующий день пришeл уже знакомый мне клирик, что проводит дуэльные бои и установил нам в мастерскую поглощающий барьер. Для этого священнослужитель вкопал по углам здания четыре мешочка намоленной, как он сказал, земли и довольно долго читал заклинание по памяти.

Для барьерной магии это нормально — данная ветвь самая медленная по темпу и стоит один раз ошибиться, как всe нужно начинать заново. Так что клирика оградили от сторонних раздражителей, и за три часа он установил нам простенький поглощающий барьер.

Это нужно, чтобы энергия от поломанных ножей не скапливалась — существовала вероятность детонации. Также особая опасность заключалась в многостихийности — элементы зачарования вступали друг с другом в реакцию и могли вызвать непредсказуемый эффект.

За время существования мастерской эти излишки концентрировались вокруг стола из королевского гранита. Изделие выдерживало наши эксперименты, но, как только барьер был закончен, дом вдруг покрылся дымкой, как от мыльного пузыря. Он переливался зелeными и синими цветами, выталкивая ману прочь, выводя еe из нестабильного агрегатного состояния. Дальше она уходила в воздух, где успешно растворялась в безвредные соединения.

Ну и ещe одна причина установки этой защиты — создание артефактов лучшего качества, так как объём требуемой маны повышался в разы, а с ним и опасность взрыва.

— Ну что, барин, на год нам хватит этого чуда, — довольно потeр ладошки Елисей, как только клирик откланялся.

Да, установка невечная и придётся по истечении срока обновлять действие барьера. Ничего не поделаешь, это плата за высокую окупаемость предприятия. Там, где большие деньги, всегда большие риски и траты.

Кузнец Фeдор трудился над ножами весь вчерашний день, потому мы смело расходовали болванки и выдали рекордные шесть артефактов: все огненные и по пять процентилей.

Так как ману я потратил полностью, то выбор занятий был невелик — засел в библиотеке до вечера, а потом мне опять дали проклятый эликсир. Благо Ломоносов теперь всегда рядом, поэтому он полночи провозился со мной, выводя эту отраву из организма. Но зато я справился: чудо-сорбент отлично сработал, и теперь можно не бояться последствий.

Утром немного штормило, но я нашeл в себе силы спуститься к столу.

— Всем приятного аппетита, — ещё с порога пробубнил я и увидел, что у нас гости.

— Здравствуй Артeм, как твоe здоровье? — Скаржинский сидел подле Ольги Дмитриевны и что-то ей рассказывал до моего прихода, потому и обернулся вполоборота.

— Кажется, зелье Феликса окончательно меня излечило, — соврал я, наливая себе чая из самовара, Ломоносов тоже был тут и вежливо со мной поздоровался. — Думаю больше нет смысла его пить, мне ни горячо, ни холодно.

— Здравая мысль, да Ольга Дмитриевна? — помог мне Володя, и та нехотя согласилась.

— Хорошо, Артeм, можешь больше его не принимать.

— Тогда отдай, пожалуйста, Феликсу его саквояж. Он очень сокрушался потерей своих склянок.

— Увы, но мы его выбросили, — отпив из блюдечка, ответила баронесса.

— Как выбросили? — я не понимал, зачем это делать.

— Я забрала только твои зелья, а остальное уничтожили. Мы думали, ты умираешь, все были тогда на эмоциях, — холодно сказала хозяйка поместья.

— Иван Сергеевич, а можете нам, что-нибудь спеть? Вы так хорошо играете на фортепиано, — вдруг вклинилась Анна.

Ломоносов чуть не поперхнулся.

— Боюсь, с моими лeгкими это будет проблематично.

— Ну не будьте вы такой букой, пожалуйста, — она умоляюще перевела взгляд на маман, и та учтиво присоединилась к просьбе дочери.

— Если вас не затруднит…

— Всего один раз.

— Вам сложно отказать, Анна Борисовна.

Он снял с себя нагрудник и прошeл к музыкальному инструменту. Немного поводил пальцами по клавишам, привыкая к ощущениям, и затем выдал медленно текущую грустную мелодию.

Все разом перестали есть и смотрели, как длинные пальцы Ломоносова рождают столь приятные уху звуки. Анна даже подсела рядом и принялась играть знакомую мелодию в четыре руки.

Голос у Ивана оказался неплох: крепкий баритон, а у сестры хрустальное вибрирующие сопрано. Они в дуэте запели неизвестную мне песню, но не еe содержание было мне интересно, а натянутая фальшивая улыбка Владимира, с которой он якобы покровительственно слушал этот концерт.

Его выдали глаза, слишком жадно поедавшие силуэт Анны и недобро блестевшие при взгляде на Ивана Ломоносова.

Может, Скаржинский и верил в меня, но теперь я понял изначальную его цель, ведь любовь — суть то же безумие.

Глава 23 Друг юности

Царское село, Екатерининский дворец, приёмная шефа Охранного отделения графа Шувалова.

— Да, входите. Садись, Боря, ну как твои дела рассказывай? — пухловатый мужчина в коротком парике «типет виг» с завитыми волосами и чёрной лентой сзади поднялся и душевно пожал руку вошедшему.

Им был Борис Барятинский, выехавший прямиком из Москвы в Питер по срочному запросу. Он уже месяц обивал пороги знатных друзей в попытке заключить контракт на места силы, но, увы, всё безуспешно — многие ссылались на чрезмерную загруженность, другие прибеднялись, а третьи не видели барона в упор. С того дня как его род попал в опалу старого императора, от Барятинских много кто отвернулся.

Сейчас престол занимал Павел VII, и, хоть он и не одобрял политики отца, многие ждали официальной позиции Его Величества — как он скажет, так и будет. А пока Борис чувствовал себя выброшенным в штормовое море. Вот-вот на его корабль со всех сторон обрушаться волны. Другие, менее перспективные рода, если не выказывали им неуважения, то уже совсем не боялись прославленный клан.