"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Валя вскочила. В глазах – туман. В ногах – вата. В голове – пожар, землетрясение и выпускной в аду. Она зашагала по комнате, как курица с дипломом по квантовой физике, но без малейшей идеи, что делать.
– Удали страницу, сожги паспорт, – предложила Кляпа. – Смени планету, – надавила она уверенно.
Валентина остановилась у зеркала и в ужасе встретилась с самой собой. Щёки пунцовые, глаза блестят, волосы растрёпаны, губы приоткрыты, дыхание – как у марафонца на финише, которому по ошибке дали виагру вместо воды.
– Ты посмотри на себя! – вскрикнула Кляпа. – Женщина—печка в режиме «гриль»! Только подложи учебник
Валя захлопнула ноутбук, но тут же снова открыла, будто проверяя, не исчезла ли реальность вместе с экраном. Снова захлопнула, тяжело вздохнула, села, тут же вскочила и пошла к холодильнику, где, словно издеваясь, лежал банан – единственный зритель её позора. Она уставилась на фрукт, густо покраснела до самых ушей и поспешно вернулась к ноутбуку.
Быстро открыла его, зашла на страницу Павла, закрыла, снова открыла, и наконец дрожащими руками проверила: лайк не снялся. Но лайк упорно горел на месте, как зловредная метка, и ощущение, что Павел уже всё увидел, вцепилось в неё мертвой хваткой. Казалось, этот проклятый жест был выжжен лазером на её лбу с подписью: «Мне нравится, как ты стоишь с гитарой, о, мой Учитель!», и теперь сиял для всего мира.
– Всё. Это конец, – выдохнула Валя, зажав подушку, как спасательный круг. – Это только начало! – подскочила Кляпа. – Валюшка, ты понимаешь, что сделала? Ты залайкала его до дна, пробила дно, и теперь летишь вниз – прямиком в личную пещеру неприличных фантазий!
Она попыталась лечь. Ноги путались в пледе, волосы лезли в рот, подушка душила. Она швырнула всё к чёрту и села по—турецки. В голове – буря. В сердце – ураган. Внизу живота – эхо Павла Игоревича.
Она представила, как завтра он заглянет в список лайков. Увидит. Узнает. И поймёт. Что она не просто смотрела – она смотрела с намерением. Что в этом клике было не просто «мне нравится», а «возьми меня, преподаватель, прямо у доски, прямо сейчас, пока никто не видит, но все догадываются».
– Понравится – не то слово, – комментировала Кляпа, как комментатор на эротическом шоу. – Ты ж его лайкнула, как будто проверила тест—драйв. Салон чистый, кузов крепкий, пробег минимальный – беру! Аж с визгом внутренних тормозов!
Валя закрыла лицо руками. Хотелось раствориться, как дешёвое какао в кипятке. Или просто перестать быть – хотя бы до завтрашнего утра.
– Всё, всё, – шептала себе. – Никто ничего не заметил. Всё хорошо. Главное – не думать. Ни о чём. Ни о нём…
– Ахахахах! – хохотала Кляпа. – Ты теперь будешь думать о нём даже в магазине, даже в маршрутке, даже когда кто—то скажет слово «гитара» или «педагог». Запомни: этот лайк в тебе навсегда!
И тут Валя с содроганием поняла: он точно узнает. Конечно, ведь это интернет, место, где всё видно и слышно, даже если кажется, что нет. Павел Игоревич наверняка догадается, подумает о странности её лайка, заподозрит неловкость и поймёт больше, чем Валя бы хотела. А потом будет смотреть на неё в коридоре школы, как на сумасшедшую тётку, которая зачем—то ставит лайки его фотографии семилетней давности в полвторого ночи.
Её затошнило. Не от ужина. От себя.
– Надо что—то делать, – прошептала она, схватив телефон, как гранату, – пока не утонула окончательно в этих мечтах, своём позоре и всем этом безумии.
Кляпа, хихикая, добавила:
– То—то же ещё!
Скоро будешь не в мечтах тонуть, а под Павлом Игоревичем задыхаться от счастья, если продолжишь так старательно лайкать его архивы!И всё же, несмотря на обволакивающую, почти детскую восторженность при виде Павла и собственные вспыхивающие фантазии, Валя трезво понимала: если в ближайшее время не найдёт мужчину, способного её оплодотворить, она погибнет. Не образно, не эмоционально, а буквально – как просроченный сосуд, который Кляпа больше не сможет использовать. Мысль об этом накатывала не менее тошнотворно, чем осознание своего цифрового позора, и в этом, пожалуй, было даже меньше романтики, чем в налоговой декларации.
Валя долго сидела дома, глядя в потолок, перебирая в голове всевозможные варианты, обдумывая каждый шажок, словно запертую шахматную партию, где на кону стояла не победа, а само её существование. За окном медленно ползли облака, обводя город в вязкую, безразличную серость, и в этой затхлой тишине её решение вызревало, словно трескающееся семя под тяжестью камня.
Измотанная, она в какой—то момент провалилась в тяжёлый, рваный сон, где ей снились бесконечные коридоры, чужие лица и кукольные улыбки. Проснувшись утром в сером, безрадостном свете, Валя поднялась с дивана, надела самую строгую юбку, застегнула пуговицы до последнего воротничка – словно облачаясь не в одежду, а в броню отчаяния, – и отправилась в офис, где предстояло сделать выбор.
Панически перебрав всех коллег по офису, Валя ощущала себя провалившей экзамен на выживание. Каждый её внутренний список начинался бодро: "Этот? Нет. Этот? Тем более нет." Всё рушилось ещё до начала. Один был женат и вечно чесал живот посреди коридора. Второй – грубоват, говорил, как будто ест орехи. Третий и вовсе замирал при её появлении, будто в ужасе вспоминал уроки ОБЖ.
Ей нужно было не просто кого—то, а кого—то настолько мягкого, глупого и внушаемого, чтобы идея «случайного оплодотворения» выглядела естественно, почти как последствие дуновения весеннего ветра. Она перебирала в уме одно за другим лица сослуживцев, пока судьба, в своём карикатурном кривлянии, словно старый клоун на провинциальной ярмарке, не ткнула ей в нос пальцем – вот же он, твой шанс, Валя, не упусти!
Судьба хихикала, вертела воображаемым тросточкой, делала реверансы и издевательски моргала глазами, словно говоря: "Или ты, или пустота!" И Валя, внутренне скрипя зубами, с отвращением признала, что судьба права. Перед ней во всей красе сидел Славик – существо столь безобидное, что даже муха постеснялась бы его укусить.
Он сидел в углу, аккуратно поправляя очки, над которыми вечно сбивалась непокорная чёлка. При каждом движении он гримасничал, словно на спор пытался угодить невидимому жюри: то подтягивал плечи, будто хотел стать выше, то втягивал голову в плечи, словно ожидал удара судьбы.
Рубашка была заправлена так высоко, что Валя вяло подумала: «Если он ещё подтянет брюки, их можно будет заправить за уши, а сверху повязать бантик». Бабочка на шее болталась и кривилась, словно он хотел одновременно извиниться за своё существование и предложить себя в аренду. Даже его пальцы, теребившие край стола, двигались с каким—то нелепым изяществом, как будто сам Славик старался быть аккуратной декоративной безделушкой, готовой выполнить любое прихотливое желание хозяина.
Кляпа захихикала, причмокнув: