"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
– Мам, я… я вообще—то в процессе самоуничтожения.
– Ну тем более. Подышишь свежим школьным воздухом, вспомнишь юность, посмотришь, как другие матери выглядят лучше. Я с тобой не спорю – ты идёшь.
– Подожди, ты же просишь. Ты не приказываешь?
– Валентина, я тебя родила, я не прошу. Я формулирую будущее.
– Мама, я… – она замялась. Хотелось сказать «умираю», «меня преследует инопланетная развратница», «внутри меня щёлкает будильник похоти», но изо рта вырвалось только: – Я уставшая.
– Валентина, послушай. Там будет Павел Игоревич. Учитель.
– Я что, должна прийти и захватить его? Это стратегия?
– Нет, это просто факт. Просто сходи. Поговори. Посмотри. Убедись, что Настя сидит не на батарее. Мне надо знать, что ты тоже умеешь взаимодействовать с обществом.
Валентина закрыла глаза. Лоб пульсировал. Печень казалась недовольной. Сосуды в висках начинали мстить. А Кляпа внутри уже щёлкала пальцами и шептала: «Павел Игоревич, говоришь? Хм…»
– Ладно, – выдохнула Валентина. – Я пойду.
– Спасибо, доченька. Ты моя опора.
– Я больше как временный костыль, но давай.
– Умничка. Прическу только поправь. А то ты у нас иногда выглядишь, как будто с дуэлей не возвращалась.
Сигнал прервался. Валя уронила телефон на диван. Пальцы не хотели разгибаться. В голове было ощущение, что весь мир – это большой школьный коридор, по которому к ней идёт контролёр из космоса с лицом Собчак и кнутом в виде родительского чата.
– Слушай… – подала голос Кляпа. – А может, этот Павел – он и есть тот самый? Ну, ты понимаешь… с ДНК, мечтами, простынями?
– Нет, – отрезала Валентина. – Не тыкай туда свои планетарные лапы. Это просто собрание. Просто школа. Просто стул под мелованной доской.
– Ага, – хихикнула Кляпа. – А потом просто брачный контракт и роды под гимн галактики.
Валентина встала, медленно, как зомби, у которого ломка и календарь с дедлайном. Пошла в ванную. Глянула в зеркало. Оттуда на неё смотрел персонаж из мифа про то, как стыд может принимать форму лица.
– Я приду на это собрание, – сказала она вслух. – Но, если ты начнёшь опять щёлкать свои будильники – я выпью средство от перхоти не глядя. И ты умрёшь вместе с моей кожей головы.
Кляпа промолчала. Но внутри что—то хихикнуло и сказало «хорошо—хорошо—хорошо», как обезьяна в лифте.
Квартира гудела. Не в буквальном смысле – не техника, не батареи, не трубы. Гудела сама атмосфера. Воздух вибрировал, как нервный кашель в кабинете директора, и казалось, что даже розетка в углу подмигивает: «Ты пойдёшь на это собрание не просто так, Валюша».
Валентина стояла перед шкафом в позе древнегреческой трагедии. Одна рука вцепилась в плечики, другая тряслась в кармане халата. Лицо перекошено, как будто её одновременно заставили пересдать ЕГЭ и целоваться с начальником.
– Мы надеваем красное, – заявила Кляпа с напором организатора вечеринки по искусственному зачатию. – Платье. Обтягивающее. С вырезом. И босоножки с ремешками, чтобы педагоги сразу поняли – ты знаешь, где начинается анатомия.
– Нет, – процедила Валентина, будто проглатывала тостер. – Мы надеваем джинсы. И свитер. Серый. Без намёков.
Без вырезов. Без историй. Я хочу просто сесть на задний ряд и дышать через нос.– Ты хочешь быть пыльным фактом? Или шансом на выживание?
– Я хочу быть незаметной. Как грусть в бухгалтерии.
– Валюша, ты идёшь туда не просто так. Это школа. Там мужчины. Столы. Усталость. И ты. Прямая, как удар под дых. Готовая. Ты должна…
– Я не должна никому вообще ничего. Я человек. Не контейнер. И сегодня я не хочу быть обнажённой проблемой.
Кляпа застонала. Не эротично. Не страстно. А как холодильник, который понял, что свет внутри больше не вернётся.
– Послушай. У нас осталось всего ничего. Три дня. Шесть кандидатов. Один шанс. И ты… собираешься надеть вот это?
– Это свитер.
– Это уныние, связанное бабушкой, которая ни разу не занималась любовью. Он пахнет отчаянием и недотрогой.
– Он пахнет безопасностью.
– Он пахнет девственностью, закатанной в шерсть.
Валентина резко натянула джинсы. Они сели плотно. Не вызывающе, а как броня. Потом – свитер. Он растянулся на плечах, провис на груди и создал форму, которую можно было охарактеризовать как «я просто здесь посижу, не трогайте меня, пожалуйста».
– Валюша, – умоляла Кляпа, – ну хотя бы губы накрась. Чуть—чуть. Как сигнал бедствия.
– Нет.
– Тогда тени?
– Нет.
– Подмышки сбрила?
– По привычке.
– Хорошо. Это уже победа.
Валентина подошла к зеркалу. В отражении – преподаватель истории, ушедшая в отпуск по уходу за разочарованием. Волосы собраны в хвост, лицо серое, глаза как рыба в морозилке. Глядя на себя, она тихо сказала:
– Отключи будильник.
– Что?
– Я серьёзно. Сегодня – школа. Там дети. Родители. Я не собираюсь устраивать спектакль по мотивам собственной вульвы. Отключи. Хотя бы на вечер.
– Это против протокола.
– Это против логики. Ты хочешь, чтобы я кончила на собрании? Под диктовку директора? Или прямо в момент, когда говорят про фонд класса?
– А если там будет… Он?
– Кто?
– Он. Тот самый. С генетикой. С потенцией. С челюстью, которая заставляет яйцеклетки аплодировать.
– Ты с ума сошла. Это школа, не каталог доноров.
– Именно поэтому туда ходят лучшие мужчины. Учителя. Умные. Уставшие. Без женщин. С мольбой во взгляде. Они не знают, что ты идёшь. А ты – не знаешь, кого там встретишь.
Валентина схватилась за сумку. Засунула туда платок, влажные салфетки, мятные леденцы и пачку таблеток от всего.
– Это мой выбор, – прошептала она.
– Это твой страх, – ответила Кляпа. – Ты боишься повторения. Боишься, что тебе понравится. Боишься, что снова вспотеешь на лбу и в глубине души. Но ты не можешь больше прятаться за свитерами. Время кончается. И если не сегодня, то когда?
– Когда появится кто—то, кто посмотрит не на грудь, а в глаза.
– Хорошо, – сказала Кляпа. – Тогда иди. В глаза. В стены. В пыль. В холод. А я… просто буду здесь. Слушать, как ты дышишь. И ждать, пока тебе снова станет невыносимо пусто.