"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Отчего бы всему было не случиться в другой части Галактики? Например, там, где преобладают рассудительные и неспешные рептилоиды?
– Там наверняка есть свои возмутители спокойствия. И еще неизвестно, с кем пришлось бы иметь дело по ту сторону Ядра!
– Но ведь мы… – сказал Ночной Ветер.
Минула новая, еще более томительная пауза. Наконец Колючий Снег Пустых Вершин сказал:
– Только не надейся, будто кто-нибудь не понял твоей мысли. Так что можешь высказать ее открыто.
– В наших силах остановить его, – промолвил Ночной Ветер.
– Продолжай.
– Просто взять и сделать так, чтобы его не стало.
– Ты хотел сказать –
– Не обязательно его. Например, уничтожить «длинное сообщение». Сделать его прочтение безнадежным предприятием.
– Продолжай, – снова сказал Колючий Снег Пустых Вершин.
– Мы знаем, что изначально информационный пакет был распределен на четыре сегмента, – сказал Ночной Ветер. – На четыре человеческих головных мозга. Один носитель, как мы знаем, давно утрачен. Достаточно разрушить еще хотя бы один, и это «длинное сообщение» уже вряд ли будет прочтено. – Он помолчал, размышляя. – А если разрушить тот носитель, где содержится его самая большая, критическая часть – вероятность интерпретации послания сведется к нулю. Согласен, это насторожит его, вызовет дополнительные вопросы и увеличит активность. Но истины он никогда уже не узнает, совершенно точно никогда, и со временем успокоится. Не говоря уже о том, что разрушение резервной части «длинного сообщения», о которой он пока даже не подозревает, вообще пройдет для него незамеченным.
– Вместе с ее носителем? – уточнил Горный Гребень.
– Разумеется, – оживленно подтвердил Ночной Ветер.
– Это не в нашей власти. Есть места в Галактике, куда дорога закрыта даже тектонам.
– Не закрыта, а запрещена. Мы всегда можем нарушить запрет.
– Тектоны, – сказал Колючий Снег Пустых Вершин раздумчиво. – «Строители» – так мы называем себя сейчас и таковыми сейчас мы себя сознаем. Кем же мы будем после этого?
– Живыми, – без раздумий ответил Ночной Ветер.
– Он возвращается, – сказала Руточка Скайдре.
– Вот как, – промолвил Григорий Матвеевич Энграф несколько растерянно. Он обратил взгляд к зеленому самосветящемуся небу Сфазиса, поерзал по скамейке и тяжко вздохнул. – Досадно.
– Что-что?! – удивилась Руточка.
– Видишь ли, милая, – промолвил Григорий Матвеевич, задумчиво болтая ложечкой во вместительной белой фарфоровой чашке с черным чаем, – не то чтобы я так уж сильно сомневался, что он вернется. Но надежду, скажем честно, давно уже утратил. Человеку отпущен не так чтобы уж слишком протяженный срок на все вызовы и соблазны судьбы, а Костя добрую четверть жизни угрохал на непростые, заметим, взаимоотношения с Галактикой. В то время как на Земле столько интересных вещей, на которые никакой жизни не достанет!
– От вас ли я слышу?! – воскликнула Руточка, присаживаясь на скамейку напротив.
– Ну, я-то – особый случай, исключение из правил, оные правила только подтверждающее… Собственно говоря, я отчего-то был убежден, что он никогда не вернется, с того самого момента, когда он сообщил мне о своем отбытии.
– И что же? – спросила Руточка и тотчас же нахохлилась. – Уж договаривайте, не чинитесь.
– А то, – сказал Григорий Матвеевич, – что я позволил себе неописуемую дерзость занять его комнату кой-какими своими вещами.
– Дерзость и вправду неописуемая! – объявила Руточка. – Я бы даже назвала это поразительной бесцеремонностью с вашей стороны! Будь я менее разборчива в выражениях, я бы даже назвала это свинством. Вам что, тесно в своем коттедже?!
– Но ведь все это легко можно будет
прибрать, – сказал Григорий Матвеевич в замешательстве. – Как только сведения о его приближении подтвердятся…– Можно подумать, что надвигается какое-то стихийное бедствие, – фыркнула Руточка. – Цунами, тайфун… не знаю, что там еще способно вас запугать… нуль-поток…
– Ничто, – с печалью в голосе сказал Григорий Матвеевич. – Ничто уже не способно меня запугать в этой Галактике. Все, что в ней было страшного, я уже повидал, и не по разу, увы мне. И даже Консула я не страшусь, с его скверными манерами и гнусной привычкой совать нос во все дела.
– Доешьте мясо! – потребовала Руточка.
– Не хочу, – капризно ответил Григорий Матвеевич. – Полкан доест. А я лучше чаю выпью.
– Ну и напрасно. Я сама свинку готовила, по-степному!
– Это-то и настораживает.
– Ходят слухи, – заметила Руточка, привычно пропуская шпильку мимо ушей, – что он стал гораздо более покладистым. Что он чуть ли даже не завел семью!
– Семья – это последнее, что способно сделать человека покладистым, – философски заявил Григорий Матвеевич.
– Ой-ой! – засмеялась Руточка. – Вам-то откуда знать?!
– Так ведь сама посуди, – сказал Григорий Матвеевич, оживляясь. – Возьмем, для примера, меня. Я человек не семейный, и никогда таковым не был. Мне все эти фантазии противопоказаны. Видела ли ты в своей жизни кого-то могущего превзойти меня в чуткости, доброте и такте? Или возьмем ту же тебя…
– Не нужно меня брать, – воспротестовала Руточка. – Я хочу иметь семью, и у меня будет семья. У меня будет пятеро детей – вот вам всем!
– Ну что же, бог в помощь, – проворчал Григорий Матвеевич. – А теперь ступай, займись чем-нибудь полезным. Хотя бы тем же созданием семьи. Пять детей – это не шутка, здесь нужно поторопиться. Да и мне еще многое нужно успеть… а то, не ровен час, и впрямь рухнет на голову этот несносный юнец, и все пойдет прахом, и никто уже не будет в состоянии решать свои проблемы, а, напротив, все только и будут решать исключительно проблемы Консула.
Воспользовавшись всеобщей рассеянностью, к столу неспешно приблизился пожилой пес Полкан и овладел давно остывшим куском свинины по-степному.
– Он возвращается, – сказала янтайрн Авлур Этхоэш Эограпп, первый супердиректор Департамента внешней разведки Светлой Руки Эхайнора. Ее жесткое, обычно надменное лицо, сейчас будто светилось изнутри трудно скрываемой радостью.
– Возвращается? – равнодушно переспросил Нигидмешт Нишортунн, верховный властитель Светлой Руки, не поднимая глаз от какого-то древнего манускрипта, распахнутого на середине, в зеленоватом от времени, едва ли не замшелом переплете из кожи, о происхождении которой не хотелось и задумываться. – Когда? А самое главное – куда? И отчего мне докладывают об этом только теперь?
– Мы не были уверены, – ответила Эограпп. – Но теперь наши источники подтвердили это окончательно. Он впервые за полтора года покинул пределы Маудзариэн…
– Земля! – осадил ее Нишортунн. – Называйте этот мир Землей. Это их мир, и он никогда не будет принадлежать нам – что бы некоторые авантюристы себе ни воображали… Как вы знаете, они называют Эхайнор – Эхайнором, и никак иначе.
– Мой язык не поворачивается… – Эограпп уловила холодное недоумение в обратившихся к ней янтарных глазах властителя и поспешила уточнить: – Я не настолько хорошо владею языком этлауков, как вы, мой господин, и все эти чудовищные фонемы порой неподвластны моему языку.