"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

А может, всё дело в том, что в Лаборатории культивировалось подчёркнутое отношение к операторам как к белой кости, а к операторам поиска — как к элите элит. Кому из мужчин понравится всерьёз ухаживать за девушкой, положение которой в группе заведомо выше его собственного?

Как бы то ни было, ребята и девчонки общались мирно, весело и дружно.

Когда Лида повела меня разучивать вальс, я оглянулась на Николая Ивановича: не против ли он? Дело в том, что, по легенде, мне не положено уметь танцевать европейские танцы. Если впоследствии кто-то возьмётся обучать меня им, то не должны проявиться сформированные ранее механические двигательные привычки. С другой стороны, никто не знает моей легенды, даже Лида пока не знает. Пока ещё никому из группы вообще не положено знать, что для меня разработана легенда. И маршрут внедрения… Тем не менее руководитель не сделал мне никакого запрещающего знака.

Я так старалась, и Лидок так старалась меня научить, и мы обе так хохотали над моими неумелыми шагами, что каждому захотелось попробовать себя в роли учителя танцев. А поскольку мелодии ставили разные вперемешку, то и шаги я разучивала то вальса, то танго, то фокстрота. Причём надо иметь в виду, что мужчины были навеселе. Я страшно запуталась. Думаю, что Николай Иванович потому и не запретил мне поучиться, что прогнозировал именно такое развитие событий. Крепко врезалось в память только одно: если тебя, как бы криво ни шагала, на последнем аккорде сильная рука подхватывает под поясницу, приподнимает и заставляет таким образом выгнуться, почти коснувшись волосами пола, значит, звучало танго.

Ребята быстро наигрались в учителей, да и я подустала бессмысленно тыкаться в разных направлениях, не понимая толком, что требуется. Все нахохотались, включая меня, — и довольно. Только Саша — неторопливый, обстоятельный, и наиболее трезвый из мужчин, задался целью добить со мной вальс. Он взялся подбирать и ставить пластинки. Уже с третьей мелодии я закружилась как надо. И тут совершенно отчётливо почувствовала мысленный приказ: «Достаточно!»

Я торопливо пискнула, что не могу больше, загоняли, ноги отваливаются, и ретировалась в тенистый уголок. Ноги, правда, забила. Плюхнулась на стул и осторожно покосилась на Николая Ивановича.

— Я не слишком увлеклась?

— Не слишком, — заверил тот насмешливо и добавил уже серьёзно: — Самое главное: смотри в глаза партнёру. Это очень информативно. И полезно.

Сегодня я усердно смотрела не партнёрам в глаза, а под ноги или в стенку, считая такты… Неужели всё время смотреть в глаза? Это же неловко. И неуютно.

Николай Иванович внезапно легко выбрался из кресла и подал мне обе руки:

— Давай покажу!

Я протянула ему руки и не успела встать со стула, как он поднял меня, словно пушинку.

— Смотри мне в глаза и забудь о шагах: это моя забота.

Он спокойно завладел моим взглядом. Мягко улыбнулся, и, хотя глаза его оставались серьёзными и холодными, как обычно, я буквально провалилась в немое общение. Не было ни привычных мне чётко «слышимых» мысленных формул, ни мыслеобразов, ни считывания эмоций. Мы вышли на какой-то другой уровень. Звучала медленная мелодия. Николай Иванович вёл меня довольно просто, но мы и кружились, и по прямой шли, и куда-то вбок. Я ни разу не сбилась. Параллельно в моё сознание ничем не ограниченным потоком лилась информация. В тот момент я могла бы ответить на любой вопрос о самом товарище Бродове и о тех знаниях, что хранятся в его голове. Однако именно в тот момент я не имела ни малейшего желания задаваться вопросами и искать ответы, поскольку и так знала всё. Открытая тогда информация поныне со мной, и я получу любой ответ, если, конечно, задам правильный вопрос.

Сознавал ли он, насколько глубоко открывает мне доступ в своё сознание? И если да, то зачем он так рисковал? Я не знаю до сих пор. Я почему-то боюсь узнать.

Но как же мне пригодился впоследствии тот урок, преподанный товарищем Бродовым! Всякий раз танец глаза в глаза приносил плоды, многократно превосходившие ожидания…

Понятное дело, Николаю Ивановичу пришлось после этого потанцевать с каждой из девчонок, что их несказанно порадовало.

Новый год не у одной меня остался в памяти тёплым лучиком счастья.

Николай Иванович переоценил свои силы, когда спланировал деятельность на два фронта: руководство лабораториями и организацию засылки первой партии разведчиков с нейроэнергетической подготовкой. Пришлось часто летать. Он пользовался специально данным ему правом в любой момент запрашивать самолёты из авиационных частей, находившихся в ведении НКВД. Гонять ради одного человека крупный комфортный транспортник никто бы ему не позволил. Оставалось садиться в кресло штурмана многоцелевых Р либо забираться в Пе-2.

Полёт длился часами, потом — посадка для дозаправки или смены машины — и дальнейшее многочасовое испытание. Холод, болтанка, перепады давления; плохой вестибулярный аппарат, давний порок сердца. Он каждый раз прилетал больным, с трудом скрывал это и не менее суток приходил в себя. Вдобавок группа в данный момент дислоцировалась в горной местности. Высота — около трёх тысяч. Молодёжи — хоть бы что, а Николай Иванович замечал нехватку кислорода, и привыкание не наступало.

Одно дело — время от времени бросить небрежно: «Девчонки, подлечите: что-то сердце шалит, что-то голова разболелась». Никто не воспринимает этих сеансов исцеления всерьёз, кроме Лиды и Жени. Остальные принимают за чудачество здорового в целом человека — что ему и требовалось. Совсем другое дело — тяжёлые, сутками длящиеся скачки кровяного давления с ломотой под лопаткой, с изнурительными головными болями, с продолжительными головокружениями — до темноты в глазах. Стоит всей этой симптоматике «всплыть», стоит кому-нибудь узнать, как часто товарищ Бродов находится, по сути, в нерабочем состоянии — информация тем или иным путём уйдёт наверх.

Взять, например, чудесную девушку Серафиму. Если ей ничто не мешает помогать Николаю Ивановичу наблюдать за её собственными подругами, товарищами по работе, то что же ей помешает информировать более высокое начальство о жизни и деятельности самого Николая Ивановича? О врачах, к которым стройными рядами ходит лечиться весь высший комсостав ведомства, и говорить не приходится.

Наверху же, получив информацию, не станут разбираться, какой объём работы и какого качества товарищ Бродов фактически успевает выполнить — даже в те часы и дни, когда ему представляется гораздо более предпочтительным лечь и умереть. Велика вероятность, что из самых добрых побуждений его отстранят от руководства лабораториями, но назначат консультантом. И останется ему, отдохнувшему и окрепшему, сцепив зубы, наблюдать, как «новая метла» перекраивает, неизбежно рушит и выметает в качестве устаревшего хлама всё, им созданное.

Так что с недавних пор Николай Иванович стал изменять старой доброй привычке к максимальной открытости личной жизни: стал недомогания свои — оптом и в розницу — скрывать. Мера вынужденная и сугубо временная.

Следовало скорее воссоединить две группы. Нужно было в кратчайшие сроки осуществить заброску Таисии. Уже давно было принято решение, что Игорь пойдёт отдельно и совершенно другим путём. Тасе хватит пары месяцев, чтобы завершить подготовку. И между прочим, коридор, который для неё тщательно спланировали, не вечен. Война наползает и с востока, и с юга. Положение может в одночасье перемениться.

Николай Иванович провёл все необходимые консультации и согласования, и срок начала операции был определён. Нелегальщики начали подготовку обеспечения…

— У нас она получит псевдоним Немезида.

Бродов недоумённо поднял брови. Могущественная богиня справедливости и возмездия? Почему?

— Какая ж из Таськи Немезида?!

Собеседник отмахнулся:

— Не обращай внимания! Никакого особого смысла. У нас своя система присвоения псевдонимов. Тебе раскрыть не имею права: «Особая важность».