"Фантастика 2923-134". Компиляция. Книги 1-23

— С утра ждут, слышали! Там люди погибают, соображаете?

— Так оно того... По очереди! Через раз работает, как я наливайку-то...

— Я щас тебя и через раз и через два, слышишь, говнюк!!!

Это "говнюк" прозвучало из его уст особенно оскорбительно. Техник — взрослый, тертый жизнью мужик— явно обиделся. Только что он терпел страшные ругательства, словесные обороты которых предполагали противоестественные половые связи с разнообразными живыми организмами в местах для этого не приспособленных, но вот "говнюк" — это для него, видимо, было слишком.

— Знаешь что, капитан? Иди в сраку! — сказал он, раздосадованно бросил на землю какую-то ветошь и пошел прочь.

— Саныч, Саныч, ты чего? — за ним кинулись двое ребят помоложе, тоже — техники.

— А-а-р-р-р-р!!! — в ярости летчик сжал кулаки и зарычал сквозь зубы, но тут его глаза увидели тройку новых персонажей: меня и пограничников. — О! А вы что за птицы?

— Старшина Гумар!

— Старшина Даликатный!

— Герман Белозор, спецкор "Комсомолки". Вы — Кандауров? Мы вроде как с вами в Кундуз летим.

Капитан смерил нас оценивающим свирепым взглядом:

— Ща-а-ас полетим. Кто-то из вас водит грузовик?

— Я-а-а? — мой голос подпустил петуха, но память настаивала — Белозор служил водителем и с грузовиком справиться обязан.

— Садись за руль, а мы со шлангами разберемся! — скомандовал Кандауров. — Мне нужно звено заправить, кровь из носу! Вопрос жизни и смерти, понимаете?

— Ну, раз жизни и смерти... — переглянулись погранцы.

Гумар уцепился за какие-то скобы на цистерне, Кандауров и Даликатный нашли себе места на подножках кабины автомобиля. Мне понадобилось что-то около двадцати секунд, чтобы приноровиться к незнакомой машине, а потом грузовик тронулся с места. Заглядывая в окошко, летчик командовал, куда мне рулить, чтобы добраться до его звена.

Маневрировать между рядами Ми-восьмых, даже учитывая положенное расстояние, было страшновато. Я в принципе никогда не водил грузовик — ни в этой жизни, ни в будущей. А Белозор — водил, да. Это и спасало.

— Вон к тем индейцам, что руками машут!

"Индейцы" — несколько потных и шустрых загорелых молодых мужчин, неуловимо похожих на Кандаурова, встречали нас с очевидной радостью.

— Боекомплект загрузили, топливо осталось... Давайте, давайте!

Я подгонял машину к каждому из четырех Ми-8 по очереди, а пограничники и вертолетчики громыхали железяками, кажется — стучали кувалдами или ломами, что-то булькало и завывало — в общем, проблемы с наливным механизмом их особенно не смущали. Когда многосотлитровые баки очередной вертушки наполнялись до отказа, я ехал дальше.

Понять, в чем была такая невероятная спешка, было несложно. Они перекрикивались, матерились и поторапливали друг друга, поминая каких-то ребят, которым эвакуация нужна не просто сейчас, а уже на пару часов назад. Именно поэтому Кандаурову было категорически наплевать на последствия своего самоуправства.

Где-то в районе затылка у меня сидела мысль о том, что если меня решат обвинить в угоне военного автомобиля, то никакой "вездеход" не поможет, но общий лихой настрой заставлял крутить баранку и нажимать на педали со злодейской улыбкой на лице. Я заразился от этих "индейцев" их уверенностью и куражом и тоже хотел выручить неведомых ребят. Они ведь — наши! И они — ждут!

— Отгоняй его к черту и дуй сюда! — заорал капитан, спрыгнул с подножки и побежал к одной из "восьмерок".

Пограничники — за ним. Мне ничего не осталось, как откатить наливную машину туда, где она не могла помешать взлету вертолетов, подхватить рюкзак и огромными прыжками помчаться к машине Кандаурова. Старшины уже устраивались там, в десантном отсеке Ми-8, и Даликатный протянул мне руку:

— Давай, Белозор, пока они тут не очухались. Натворили мы дел...

Звено из четырех МИ-8Т поднималось в воздух, производя адский шум и подняв настоящую песчаную бурю. По аэродрому к нам кто-то бежал, судя по блеску погон — в чинах немалых, но вертолетчики свой выбор сделали. Что они там и кому доказывали, матерясь в шлемофоны — это мне было неведомо. В какой блудняк мы вписались — тоже оставалось тайной.

Удивляло и поведение моих ангелов-хранителей: Даликатный осваивал АГС, который располагался аккурат в дверном проеме, Гумар раздобыл РПК и цеплял его на шкворневую установку у одного из смотровых окон. Рядом с ним лежал гильзосборник, ногой старшина пододвинул к себе ящик с боеприпасами. У них не возникало и тени сомнения в адекватности происходящего, и мне, как человеку гражданскому, оставалось только принять окружающий дурдом за норму.

Я сделал несколько снимков и сунулся было в кабину — но мне навстречу выглянул борттехник. Вот уж точно — индеец: высокий, тощий, с ястребиным носом, дочерна загорелый, в неуставной майке-алкашке... На Гойко Митича похож.

— Так, мужики, мы должны забрать наших пацанов. Вариантов нет — их там прижали, а начальство высокое рожи крутит — мол, нет там никаких подразделений Советской Армии... Скорее всего — мы все под трибунал пойдем. Или висюльки на грудь получим. Как повезет, — с нотками фатализма поведал этот могиканин. — Если что — можете говорить, что мы вас заставили, угрожали оружием...

— А что за пацаны-то? — спросил Гумар.

— Разведчики, "Кабульская рота", — сказал борттехник. — Меня Эдгар зовут.

Прибалт, что ли? Бывают вообще индейцы-прибалты?

— Гера, — я протянул руку для рукопожатия.

— Михась!

— Микола! — погранцы тоже представились.

Даликатный спросил:

— Это та кабульская рота, которая четыре-пять-девять?

— Они самые. Их разведгруппа. Мы всем звеном им по гроб жизни обязаны, понимаете? Заберем пацанов — и в Кундуз.

— Да понятно всё, — откликнулся Даликатный. — Поможем чем сможем. Скажи лучше — для АГС ленты есть еще?

* * *

Вертолеты наматывали разреженный воздух Афганистана на лопасти винтов, я варился в собственном соку, учитывая тяжелый и жаркий бронежилет. Снимать боялся — пограничники смотрели на меня волчьими глазами и разве что не рычали. Гумар даже шлем какой-то мне на башку напялил, гад.

Сами они сняли кители, оставшись в одних майках. Под нами мелькали бахчи и хлопковые плантации, глинобитные домики и грунтовые дороги, редкие ленточки речушек и арыков. Впереди замаячили горы, и пограничники напряглись, всматриваясь в чуждые славянскому взгляду пейзажи.

Вертолеты стали снижаться, и траектория их движения стала сложнее — внизу уже пролегал горный хребет.

Вдруг что-то резко изменилось: Гумар припал к пулемету и принялся лупить короткими очередями, Даликатный ухватился за рукоятки АГС-а. Бортмеханик Эдгар перебегал от окна к окну — здесь, на шкворнях, были закреплены АКМы, и могиканин выбирал подходящую позицию для стрельбы.

Я с ужасом увидел, что один из вертолетов звена отставал, за ним тянулся с дымный шлейф: что-то внутри машины горело! Вторая "восьмерка" сверкала на солнце, будто ее смазали маслом. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять — это масло и есть, оно растекалось по борту вертолета из пробитого радиатора! При этом обе вертушки продолжали изрыгать огонь из всех стволов — давили позиции врага на отрогах. Корпус нашей машины затрясся — пошли ракеты. Отстрелявшись, получившие повреждение машины изменили курс — выходили из боя.