Фантом для Фрэн

– Да за кого вы меня прини… - возмутилась Фрэн, и Алджернон поднял руку.

– Это я так, на всякий случай.

– Сейчас устраивайтесь, - сказал археолог. – И, кстати…

Вдруг в глазах его появилось беспокойство.

– Вы ничего не оставили в библиотеке?

– Черт!..

– Я забыла там мои тетради! – воскликнула Фрэн. – Какой ужас!

– Ничего страшного, - ответил ученый. – В библиотеке музея с ними ничего не случится. Я собирался зайти к вам сегодня после обеда, для работы. Заодно занесу ваши записи. Это ваши конспекты по египтологии? – помедлив, уточнил он.

Фрэн с ученической гордостью кивнула.

– Очень хорошо, - сказал Алджернон Бернс.

Он все больше и больше убеждался, что сделал правильный выбор.

– Тогда ждите меня к четырем часам, - сказал мужчина и ушел.

***

К четырем часам Фрэн успела разложить вещи, принять ванну, пообедать и вздремнуть – никаких занятий больше у нее не было, потому что ее записи остались в Каирском музее. Алджернон Бернс пришел точно в четыре часа, и принес с собой не только ее папку, но еще и стопку книг.

– Это из библиотеки музея, - пояснил он. – Вам для дополнительного чтения.

Археолог улыбнулся.

– Скорее обязательного.

Фрэн усмехнулась, подумав, что никто не знает древнеегипетскую действительность лучше нее.

Хотя она знала ее только эпизодически и до сих пор не смогла определить, какую наблюдала эпоху…

Выйдет ли что-нибудь из ее работы с Бернсом?..

Шотландец сел на диван.

– Садитесь рядом, - пригласил он. – Пока просто поговорим. Расскажите мне поподробнее содержание ваших снов.

Фрэн изумилась и очень застыдилась одновременно. Рассказывать этому мужчине такие сны?..

Его улыбка сказала ей, что, по-видимому, Алджернон понял, какую жизнь вело ее “второе я”.

– Не смущайтесь, это было не такой редкостью в Египте, - сказал он. – Дамы не были так строго стеснены моралью, как теперь…

– Вы не правы, - возразила Фрэн. – Или вы не знаете, что моральный кодекс древнего египтянина почти во всем совпадает с христианским?

Он хмыкнул.

– Это только слова, Фрэн… Люди и сейчас идут на поводу у своих инстинктов, что говорить о вашем времени.

Девушка засмеялась.

– Это так. И я не думаю, что это плохо. В инстинктах соль жизни, мистер Бернс.

Они вдруг осознали, на какую тему разговаривают, и осознали, почему. Смущенно отвернулись друг от друга.

– Алджернон, я могу вам, конечно, описать, как выглядели люди из моих снов. Но что вам это даст? – проговорила Фрэн.

– Вы рассказывайте, - спокойно ответил археолог. – А потом выяснится, что это даст. Рассказывайте. Можете опустить сами знаете, что.

Она принялась рассказывать, выпрямившись и сложив руки на коленях – пересказывая все подробности быта и поведения древних египтян, которые могла вспомнить. Бернс слушал очень внимательно, не перебивал. Фрэн было почти стыдно за отрывочность своих воспоминаний – она никак не могла составить из них цельную картину жизни египтянки Тамит.

Когда слова иссякли, археолог заметил:

– Печальную жизнь провела ваша предшественница. То есть вы.

Фрэн взглянула на него.

– Почему – я?

Почему-то ей вдруг сразу захотелось отрицать свое отношение к Тамит, услышав о своей идентичности с нею из чужих уст.

– Потому что, вероятнее всего, это именно вы, - ответил Бернс. – Разве вы сами для себя это не признали? И ваш характер…

– Он так плох? – воскликнула Фрэн.

– Вы – это вы, - ответил археолог. – Но вы изменились, Фрэн. В этой жизни вы другая.

– Разумеется, другая! – с неожиданным гневом на чье-то провидение воскликнула она. – Я вообще не имею отношения к этой женщине, я не могу быть…

– Вы же смелая женщина, - сказал Бернс. – Стыдно идти на попятный, Фрэн.

Он помолчал, а потом вдруг сказал:

– Знаете, я на самом деле ничего не утверждаю, потому что признавать такие вещи – крайний шаг для ученого, почти что крест на его карьере… теперь, и так, я думаю, будет еще долгое время.

Алджернон Бернс снова замолчал, потом прибавил:

– На смерть должно быть наброшено покрывало тайны, Фрэн. И хорошо, что перемен в этом не предвидится. Но я не собираюсь относить себя к тем самоуверенным материалистам, которые заявляют, будто отдернули это покрывало и выяснили, что под ним ничего нет.

Их взгляды встретились.

– Материализм в этом смысле – тоже вера, Фрэн… Часто слепая…

– Какой вы умный человек, - негромко, почти с благоговением сказала молодая женщина.

– Это не мои идеи, - ответил археолог. – Но я согласен с тем, что их авторы – очень умные люди.

Алджернон Бернс вдруг широко улыбнулся.

– Теперь, наверное, вы понимаете, почему я порвал со своими британскими коллегами? Я был слишком глуп тогда, чтобы держать при себе свои соображения. Теперь я поумнел. Я делюсь ими только с теми людьми, которые способны их правильно воспринять.

Они еще несколько мгновений молчали, слушая тишину и свои сердца.

Потом Бернс поднялся, подошел к своей сумке, которую оставил на полу, и достал оттуда чистую тетрадь и карандаш.

– Будем анализировать информацию, - сказал он.

После часа жаркого обсуждения Алджернон Бернс и Фрэн пришли только к нескольким более или менее твердым заключениям.

Она видела эпоху Нового царства, вероятнее всего, пик расцвета империи – четырнадцатый-тринадцатый век до Рождества Христова.

Она жила в доме одного из высших “пророков Амона”, четверых главных жрецов Амона в Фивах. Скорее всего, это был сам “великий ясновидец”, или верховный жрец Амона, одно из самых влиятельных лиц в Египте. Точнее ничего установить не удавалось – характер архитектуры, одежды, обращений, жестов можно было отнести к большому отрезку времени.

– Скверно то, - нахмурившись, сказал Алджернон, - что история Египта… очень растянута во времени в сравнении с европейской. Скажем, мода египтян не менялась на протяжении столетий, как и их жизненный уклад.

– У египтян просто было другое восприятие времени, - ответила задетая Фрэн. – Они мыслили категориями вечности, Алджернон. Вы же это знаете.

– Да, но мне очень трудно это постичь, - сказал археолог. – Вам, должно быть, легче…

Они снова посмотрели друг на друга.

– Мне кажется, Алджернон… многое я могла бы понять на месте, - сказала Фрэн.