Фата-Моргана
Шрифт:
Не получается.
Между тем обалдуй ее (Андрюша) вдруг (или не вдруг) женился и к жене своей переехал, то есть к родителям ее, в трехкомнатную квартиру. Тут бы еще разок попробовать – в кои-то веки, не старая же еще, сорок всего… Так, естественно, родители жены раздолбая Андрюши (при всей любви к дочери) быстренько, не прошло и года, попросили их поискать жилье в другом месте, потому что с таким зятем (пивные реки) кому захочется жить? К тому же тут и младенец образовался (дело нехитрое), ор сплошной, нет уж, увольте…
К кому бежать?
Естественно, к тетке… Нет, не за деньгами (за деньгами, впрочем, тоже) – за квадратными метрами. Младенцем прельстили –
Пожила, называется.
Валентина поначалу разбежалась – помогать. С младенцем понянчиться – хоть какая, а радость. Только не тут-то было. Деваха эта Андрюшина – тоже овощ. То ли из ревности, то ли из-за чего, а не дает с младенцем тетехаться. И плевать, что Андрюша на ее руках вырос (не потому ли такой, между прочим, шалопай?). В общем, оттирает Валентину, бывает, что и грубо. Дескать, не лезьте, сама справлюсь. И что ей не так?
Не то чтоб Марина эта злючка такая, но просто, видимо, поля разные, в смысле заряды. Обидно, конечно. В таком случае, известно, лучше вместе не жить, ничего путного не выйдет. Но Валентина разве решится сказать: дескать, ребята, хватит, пожировали, пора и честь знать, мне тоже пожить хочется?
Где там?
Младенца ей жалко, да и обалдуя Андрюшу… С его вахтерским заработком нормального жилья им точно не видать.
Лучше б себя пожалела!
Что еще?
Живет теперь Валентина у своих родителей в Матвеевской. В школу в поселке устроилась – математику преподавать, потом и физику с химией (пять учеников). Матери, сильно сдавшей в последнее время, по хозяйству помогает. Потом и за отцом (инсульт) ухаживает. В общем, при деле…
Иногда им Андрюша с Мариной Борика подкидывают, иногда младшенькая своих двух девиц… Летом обычно, а иногда и на зимние каникулы. Воздух все-таки, коза (козье молоко – полезное), куриные яйца…
Здесь у Валентины своя комната. Она и ее обустроила – уютно, тепло, картинки на стенах, светильники, книги, плед… Совсем как в городе. Чистота и порядок. Пытался тут к ней приладиться слесарь со станции, ничего мужик, пьющий, правда, да найди теперь другого? Тут их и вообще кот наплакал, а кто есть – все семейные. Ну да Валентина отшила – к шутам! Не очень-то и хотелось.
Конечно, она уже не такая, как прежде. Суше, замкнутее стала, смотрит, бывает, задумчиво, на вопрос не сразу ответит, иногда что-то такое мелькнет в глазах, тоскливое, словно забота какая. Но ученики любят ее, добрая она, и вообще в поселке почти своя (хотя и не совсем). Не строит из себя.
Вот и задумаешься: а может, на самом деле все правильно? Может, так и должно быть, потому что не могло быть иначе. Что-то, конечно, от случая зависит, от обстоятельств, а что-то (в основном) от самого человека. От склада. От натуры. От всего вместе. Еще неизвестно, кто счастливей.
Да и что это такое – счастье?
Жертвоприношение
Все-таки он это сделал. Именно он, а никто другой. Ну да, Витя Смоленский…
Замечательный, между прочим, парень, где он теперь и чем занимается в жизни? Не сомневаюсь, что он стал большим ученым или выдающимся специалистом, с его-то потрясающей волей и силой духа!..
С виду не очень заметный, роста даже ниже среднего, худощавый до сухости, хоть пиши с лица портрет средневекового аскета: кожа смуглая, чуть в синеву, упрямый острый подбородок, впалые
щеки и виски, выпирающие скулы и большие умные карие глаза, в которых могла светиться насмешка, а могла и какая-то отчаянная решимость.Но чаще всего – упрямство, ох, и какой же он был строптивый, без всякого повода! Просто. Никогда ничего не делал без сопротивления, явного или неявного. Скажешь ему: Вить, принеси, будь добр, ведро воды – не тут-то было! Пять минут ждешь, пятнадцать, потом с недоумением идешь сам и с удивлением обнаруживаешь его сидящим с неподвижным взглядом возле родника (пустое ведро валяется тут же). Хотя, может, это вовсе и не упрямство было, а что-то другое?
Однако Витя умел и проявить себя, почти всегда неожиданно. И не только тем, что запросто мог не сделать того, о чем просили, но и…
Как-то вечером, после напряженного трудового дня, выпив на сон грядущий завезенного в местный магазинчик пива, народ решил поразвлечься и устроил соревнования по армрестлингу. Здоровая такая забава, а ребята в отряде, между прочим, крепкие, один даже культурист.
И что вы думаете?
Сильнейшим оказался не кто иной, как он, Витя Смоленский.
Собственно, никто поначалу даже верить не хотел, думали, что случайность, что все ему поддаются по какому-то негласному уговору. Щупленький, узкогрудый, весь какой-то высохший (кожа да кости), на йога похож – где ему?
И однако – каждый новый соперник, вступавший с ним в поединок, терпел поражение. Причем не так, чтоб с сомнительным, а с вполне очевидным преимуществом Вити. Когда же поверженным оказался мощный культурист Костя, элементарно тягавший мешки с цементом, все были не просто озадачены, но и ошеломлены. Вроде как не с человеком боролись, а с Железным Дровосеком.
В самом деле, руки (и правая и левая) Смоленского были только что не железными, захват мертвым, пальцы как пассатижи – ощущалось это почти с первого мгновения, едва ваши ладони соприкасались, обдавая друг дружку сухим жаром, а пальцы накрепко сцепливались. Какая-то прямо-таки нездешняя сила ощущалась в этих руках, в этих пальцах, и сколько ты ни напрягался, сколько ни тужился, ни багровел, упираясь не только локтем, но и ногами, и всем телом, – тщетно! Руку твою методично, даже как будто без особого усилия, прижимали все ниже и ниже, ниже и ниже, пока та, изнуренная, не падала на покрытый клеенкой, слегка вибрирующий под упертыми о его поверхность локтями стол.
И правда, впечатление ошеломляющее. Неведомо откуда взявшаяся мощь в Витиных членах даже пугала, поскольку никак не соответствовала ни его конституции (тонкая узкая кость, невеликие мышцы), ни вообще облику, разве что только в узком скуластом и смуглом лице с упрямым подбородком и тонкими насмешливыми губами проскальзывало что-то загадочное.
Впрочем, армрестлинг, в коем Витя так и остался в то лето непревзойденным, хотя не раз потом многие (культурист Костя в первую очередь) пытались взять реванш, не был единственным делом, где Витя обнаружил свою незаурядность.
Было и другое.
Нельзя сказать, чтобы мы были особенно голодны, хотя в юности всегда хочется есть, молодой организм требует, а мы все-таки еще и вкалывали от зари до зари, так что под ложечкой, случалось, посасывало. К тому же и однообразная пища прискучивала: хлеб, каша и картошка, картошка, каша и хлеб… Еще иногда разваристые толстые макароны с говяжьей (или какой?) тушенкой. Пожалуй, и все. Еда незамысловатая, но вполне приемлемая. Однако нам, понятно, хотелось чего-то еще, не обязательно какого-нибудь гастрономического изыска, но все-таки…