Фатальный Фатали
Шрифт:
– Что еще?
– ...отсылать для окончательного образования в Санкт-Петербург или матушку-Москву в корпуса, академии и другие училища!
??
– По выпуске из сих заведений пять лет прослужить в наших краях, и тогда перемещать их можно за Кавказ. Отлучка, воспитание и служение среди наших и иные факторства, - Ладожский как будто не замечает недоумения государя, ибо убежден, что восхитит его своим прожектом, - да-с, иные эф-факторства (но что?!), и тем самым ослабить туземное противудействие.
!!
– Вот-с, государь!
– Но сколь долго?!
– ...какие бы ни случились в будущем перемены, увы, - "не огорчить бы!!" - вполне доверить нельзя,
– И умолк.
– Да, да, именно! Это хорошо - за кулисами! Вторые, но на первых ролях. Ах, за кулисами, нежно-розовые мотыльки...
И какая славная нынче лотерея была! Сегодня бал-маскарад и княжна Врязская, нечто крупное, податливое и холодное под горячей рукой, врязззь! Что еще? Ах да, стишки, поэмка в журнальчике, из Москвы нынче прислали. "Ваше имя - но так дерзко! туземец! рядом с этим, как его, камер-юнкером..." А еще что?
И вдруг дама в маске, точь-в-точь как та, что с генералом Головиным была на предыдущем балу. "Головин! Вот кого на место барона!" - вдруг решил. "И наказать!" За ослушание: замечен был в тайном доме у пророчицы, всю ее группу только что арестовали, ибо запрет тайных обществ (?); а здесь чтение священных книг, потом песни, затем радение или кружение, и на Екатерину-пророчицу, что-то татарское в фамилии, не вспомнит государь, накатывал дух пророчества, быстрая бессвязная речь с рифмами, под склад прибауток, "святое плясание, - как чистосердечно признался Головин, - в некоем духовном вальсе". "Дар пророческий не от кружения тела, - заметил Николай, еще не решив, как наказать Головина, - а чистых помыслов и подлинной веры", что-то в этом роде.
ИМПЕРСКИЙ КОТЕЛ
И уже Головин в Тифлисе.
– Не написал ли чего лишнего этот духовный вождь, как вы сказали, муфтий!
– в своем воззвании к горцам?
– первое задание Головина Фатали.
– Позвольте перевести?
– Некогда, пробегите глазами, что у него насчет государя императора?
А Фатали увидел уже в воззвании муфтия и о нем, новом главноуправляющем Головине, - не это ли не терпится узнать Головину?!
– "...мы, мусульмане, совершенно осчастливлены нахождением под покровительством доброжелательного всем государя великого императора, именуемого Николаем..."
– Вычеркните "именуемого"!
– "...высокочтимого, а щедростью своей могущего охватить все климаты Ирана, Хошемтая..."
– Что за климаты? что за Хошемтай?! Ну и неуч же ваш, как его? шейхульислам! Вычеркните эти климаты!
– Лучше оставить.
– Это почему же?!
– Так звучит более по-ученому, производит впечатление!
– Вы так думаете?
– "О боже, к каким дикарям я попал!" - А что дальше?
– "...храбростью, героя в мужестве, владеющего гербом Константина, фагфара Китайского в обращении с людьми..."
– Что-что?
Фатали улыбнулся: - И сам не пойму, что за эф?
– А не ругань?
– За это ручаюсь!
– Из тех же, что впечатление?
– Несомненно.
– Ну-с, что еще там?
– "Зюлькарнейна, - это по-нашему Александр Македонский!
– в богатстве, Соломона в милосердии, Давида в превратностях, высоковнимательио к людям. Следует возносить молитвы, служа ему, чтоб получить вознаграждение..."
– Вот именно!
– Это нравилось.
– "Мы в лице государя имеем до того совершенного, что, если кто из начальников задумает мысль об угнетении, он его тотчас низложит, а на его место совершенного в милосердии уже назначил, - это о вас, ваше высокопревосходительство, - обладателя
многими щедростями генерал-лейтенанта, первого в городе Тифлисе, для похвал которого не хватит слов!"– Ну к чему это?
– поморщился.
– Может, подправить чего?
– Бог с ним, пусть остается. И как подписал?
– "Шейхульислам муфтий Таджутдин-эфенди-ибн Мустафа-эфенди-Куранский".
Началось с воззваний, это генерал очень любил, к горским племенам с требованием покориться. А затем карательные экспедиции.
"Я иду к вам, приняв лично, силою оружия очищать себе дорогу. Вам предстоит выбор: или покорность без условий, или войска горят нетерпением наказать вас за ваше безумное самохвальство и разорить разбойничьи у вас притоны".
Истребить нивы (сожжены до основания), а что касается пленных, докладывает Головин, то их почти нет: хотя и взяли мы, но они, дабы не оставаться живыми в наших руках, кинжалами рубились до последней капли крови.
Убит - ах, какой был смельчак!
– Апшеронского полка штабс-капитан Лисаневич, сын знаменитого майора Лисаневича (вырезавшего в свое время семью карабахского хана), оба погибли на Кавказской войне, и род Лисаневичей по мужской линии прервался.
Новые экспедиции: три месяца осады Ахульго, где засел Шамиль; зной, рев, гул орудий, удушливый пороховой дым, пули, осколки, снаряды, камни, бессонница и голод. Шамиль заключил мир и выдал в аманаты своего сына Джамалэддина; но Головин - "вот она, победа!" - радовался раньше времени: Шамиль только начинался. А тут еще и побег Хаджи-Мурата из тюрьмы, - и часть Аварии примкнула к Шамилю. И Чечня, доведенная до отчаяния.
Пулло, Граббе!... "Ишаки и тот и другой!
– кричит Головин. Знает, что найдутся люди, которые передадут.
– Так и передайте им!" Не давать покоя горцам! Изнурять осиные гнезда бессонницей! Жаждой, голодом! Никакой пощады!
А к тому же объявился еще один из близких людей Шамиля, будто ездил к египетскому паше, вот и послание, подписано красными буквами "Ибрагим-паша, сын Магомет-Али-паши", и приложена неизвестно чья печать: "Слушай меня, горцы! Еду к вам! С несметными силами - сколько звезд на небе и песчинок на берегу морском! Иду освобождать единоверцев!" Считает к тому же, что земли, на которых ныне горцы живут, ему "принадлежат по наследственному праву", а заодно уверяет, что "завоюем и Астрахань"; подложное письмо!
А сколько их, племен на Кавказе, Фатали даже не предполагал!
И канцелярия днем и ночью работала: какие уже покорились, выписаны столбцом, какие полупокорны, а какие еще бьются, всех-всех учесть!
"Что ж, дайте только срок!"
И сводка эта - памятник Головину, далеко-далеко идущие у него планы.
То письма подложные, а то Шамиль свои пишет: биться и умереть! "То, что есть, начертано свыше, предопределено и не требует наших усилий, а что не написано в книге судеб, того не увидим, так что наши умствования бесполезны, - ревностно наставляй вверенное стадо на путь истины. Мы оседлали коней и обнажили мечи!" Это - к друзьям.
А это к заблудшим: "Всевышний силен утвердить свое слово, хотя бы неверные тому противились. Образумьтесь спешить принести покаяние, вспомните прежние подвиги свои. Если дадите жен в руки неверных, приду и жестоко накажу вас! Отделяю возлюбленных от отделенных, братья помогут братьям, а всевышний за них. Дело таково, как было. Ей-богу, ежели вы мое слово и присягу не исполните, то тогда будете каяться на том свете. Я дал присягу Алкорану до тех пор воевать, пока не будет снята с плеч моя голова".