Фатерлянд

— Они в комментаторской. Незначительное сопротивление. Жертв нет. Обращение к правительству будет через одну минуту.

— Второй на связи, — закричала она в рацию. — Мы заняли позицию. Жертв нет, сопротивление не оказывалось.

То же самое сообщили Чан и Чо Сон.

— Хангыль! Они говорят на хангыль^[15]! — раздавалось вокруг.

Часы показывали 19:13. Ровно через две минуты самолеты ВВС КНДР с четырьмя ротами 907-го батальона на борту оторвутся от земли и возьмут курс на Фукуоку. Ким пытался представить, что сейчас происходит в комментаторской кабине. Он уверял себя, что с таким командиром, как Хан, ничего плохого случиться не может. Когда у Кима умерла мать, он, не получив разрешения отбыть на похороны, ушел в самоволку. Командование подвергло Хана, как непосредственного начальника Кима, жестокому наказанию, использовав паяльную лампу, отчего у Хана на месте ушей образовалось два пузыря. Узнав об этом, Ким упал на колени перед товарищем, но тот лишь рассмеялся и заметил, что ничего, в сущности, не произошло — просто в старости ему не за что будет цеплять дужки очков. Правда, одно ухо удалось сохранить.

Девушка в кепи с эмблемой одной из команд, державшая в руках пластиковую плошку с лапшой, вновь обратилась к Ли:

— Простите, вы из Кореи?

Она, конечно же, была уверена, что Ким и Ли — выходцы с Юга.

— Нет, — коротко бросила Ли.

— Не угадала! — произнесла девушка, обращаясь к сидящему рядом мужчине.

— Не разговаривай со зрителями, — предупредил Ким. — И на вопросы не отвечай.

Девушка, продолжая жевать лапшу, не сводила глаз с коммандос.

— Достопочтенные дамы и господа! — раздался из динамиков голос Хана. — Доброго вечера всем, кто собрался сегодня на этом стадионе! Меня зовут Хан Сон Чин. Я — командир группы повстанцев; ранее я и моя команда служили в войсках специального назначения Народной армии Корейской Народной Демократической Республики. Мы решились прервать сегодняшний матч, чтобы выразить негативное отношение к диктаторскому режиму Ким Чен Ира и объявить о стремлении восстановить мир на Корейском полуострове. Мы хотим подарить нашему народу счастье и добиться самой желанной цели — воссоединения с южными соседями! Ввиду этого я объявляю о прекращении сегодняшнего матча. Повторяю: сегодняшний матч прекращен!

Слова Хана были встречены полной тишиной. Никто из зрителей не казался ни удивленным, ни напуганным. По крайней мере среди тех, кого видел Ким.

— Мои подчиненные заняли позиции на стадионе, — продолжил Хан. — Вы не должны покидать свои места. Оставайтесь на местах, пока вам не разрешат уйти! В случае неповиновения мы будем вынуждены открыть огонь на поражение!

В это время на поле появились игроки с битами в руках и недоуменно уставились на комментаторскую кабину. Туда было направились судьи, но на полпути остановились — возможно, увидев вооруженных людей. Хан попросил игроков вернуться в раздевалку, судьи двинулись за ними, и через несколько секунд поле опустело. Табло все еще работало; на экране появились слова «Вперед, ястребы!», однако звук был отключен.

Ли приложила рацию к уху и, послушав, передала Киму, что Хан уже связался с японским Кабинетом министров, а самолеты со спецназовцами на борту взяли курс на Кюсю.

Табло показывало двадцать пять минут восьмого. Самолеты с подкреплением прибудут лишь через два часа, минуя воздушное пространство Южной Кореи.

У выходов с трибун беспокойно толпились работники службы безопасности. Хан потребовал, чтобы все полицейские силы были отведены на пять километров от стадиона. То же касалось и техники — любой. Непослушание, сказал он, приведет к расстрелу заложников. Ким уловил недовольный ропот. Теперь всем было ясно, что стадион захвачен, но чем это обернется, никто не понимал.

Ли указала Киму на фанатский сектор — там происходило какое-то движение. Бородатый здоровяк, судя по всему главный у них, заревел в мегафон, обращаясь к Киму:

— Какого черта?!

Его слова были встречены смехом и криками: «Давай, скажи им!»

— Вы что, взаправду из Северной Кореи? — надрывался бородач. — А эта девка рядом с тобой, она что, из «Киппымджо»^[16]?

На трибунах снова засмеялись. Заулыбались даже охранники. Но Ким понял, что смеются они не потому, что здоровяк сказал что-то остроумное, а чтобы побороть свой страх. Табло продолжало работать, рекламные ролики шли один за другим. Усиленный мегафоном голос бородача летал над трибунами. Он настолько осмелел, что встал и не спеша направился к проходу. За ним потянулись другие.

— Второй, второй! — раздался по рации голос Хана. — Немедленно успокойте болельщиков в белом!

Ли вопросительно взглянула на Кима.

— Если подойдут близко к нам, — сказал он, — прикажем остановиться. Не послушаются — сначала стреляем вверх. Ни в коем случае не стрелять по конечностям, пули могут срикошетить!

Фанаты по рядам шли к лестнице.

— Сколько их тут? — спросил Ким.

— Человек двести пятьдесят — триста…

«Этот дурак с бородой просто не понимает всей опасности, — подумал Ким. — Ему просто хочется покуражиться перед нами. Он ничуть не лучше того клоуна из отеля».

Один из охранников попытался остановить бородача, но тот заревел в матюгальник:

— Иди к черту! Почему бы тебе самому не подняться к ним, а? Северная Корея, ёпт! Да пошла она в жопу, Фукуока рулит!

Стадион взорвался от смеха. Даже игроки повылезали из раздевалок, чтобы посмотреть на происходящее. Бородач, сопровождаемый своими товарищами, преодолевал пролет за пролетом.

— Стоять! — закричал Ким. — Еще шаг, и я стреляю!

В толпе возникло движение, словно по воде разошлись круги.

Бородач приосанился и заорал в ответ:

— Ну так стреляй!

Как бы поддразнивая Кима, он сделал еще шаг. Толпа одобрительно загудела.

Ким подумал, что, если он выстрелит в воздух, эти идиоты не остановятся. Без всякого сомнения, они были смертельно напуганы, но страх, доведенный до предела, может сработать как тетива. Стрелять по ногам? А что, если начнется паника? Если они бросятся в атаку, придется использовать «узи», а несколько десятков трупов — не лучший аргумент в переговорах с японским правительством. Болельщики напоминали взбесившихся детей или, того хуже, — зомби. Люди, которые не в состоянии обуздать свой страх, опасны. В конце концов, обезумевшего ребенка можно просто схватить за руку, но что делать с лишившимися разума взрослыми? Как привести их в чувство, как заставить живых мертвецов убраться в могилы?

Ким отступил от прикрывавшей его сзади стены, схватил лежавший у ног гранатомет и велел Ли подать ему гранату.

— Куда вы будете стрелять?

— Неважно! Куда-нибудь.

Ким вскинул оружие и привел его в боевое положение. А потом нажал на гашетку. По стадиону прокатилось эхо от выстрела, и граната полетела к светящемуся табло. Через мгновение вниз посыпался дождь из стекла и пластика, в металлическую крышу ударил сноп искр и повалил серый дым. Болельщики застыли от ужаса, наконец осознав происходящее. Ким опустил гранатомет и шагнул к бородатому фанату.

— Ну что, пристрелить тебя? — сказал он, приставив к его лбу дуло пистолета.

Бородач издал что-то похожее на стон. На белых штанах проступило мокрое пятно.

— Марш на свое место! — скомандовал Ким.

Тот затряс головой, словно нашкодивший ребенок, и поспешил исполнить приказ.

4. «АН-2»

2 апреля 2011 года

«Какого черта неприятности всегда случаются в субботу?» — подумал Каваи Хидеаки, узнав о захвате корейскими повстанцами стадиона в Фукуоке. В офисе Найтё по выходным и праздникам на случай какой-либо экстренной ситуации всегда оставались несколько сотрудников. У Каваи в этот день был выходной — он просто решил заскочить в контору и проверить свою электронную почту, так как до него дошла информация о том, что из Наквона и Майанг-До в сторону Японских островов вышло довольно крупное соединение северокорейских судов. Судя по спутниковым снимкам Минобороны США, суда были транспортными. Серьезных военных кораблей у северян было мало, да и те обычно держались ближе к берегам полуострова. К отплытию готовилось еще около сотни судов. Это было что-то новенькое. Каваи оперативно связался с резидентами в Южной Корее, Китае и США, но ничего толком не узнал. Он хотел уже ехать домой, но тут по национальному телевидению начали транслировать выпуск новостей. Корреспонденты сообщили, что стадион в Фукуоке захвачен вооруженной группой в разгар бейсбольного матча, открывающего сезон. Что это была за группа — японские экстремисты, организованный преступный синдикат или иностранные террористы — не сообщалось. Вскоре уже все телеканалы, прервав плановое вещание, переключились на Фукуоку. Прямой трансляции, понятно, не предполагалось, но на стадионе располагалось большое количество камер, способных передавать сигнал.

Едва только раздались слова: «Достопочтенные дамы и господа», — сердце Каваи упало. Ему, как заведующему Корейским отделом Найтё, стало ясно, что речь идет о группе из Северной Кореи. Тамошние работники Департамента госбезопасности и служащие Сил специального назначения изучали японский язык, но в своей речи употребляли книжные, архаические обороты. Когда за «достопочтенными дамами и господами» последовало «доброго вечера всем, кто собрался сегодня на этом стадионе», среди собравшихся у телевизора сотрудников Найтё послышались смешки. Но когда этот клоун назвал свое имя и объявил, что он — командир корпуса повстанцев, а ранее служил в войсках спецназа Народной армии КНДР, в помещении моментально наступила тишина. Сотрудники бросились к своим компьютерам и телефонам, не отрывая при этом взгляда от телевизора. Новость ошеломила всех, но никто еще не осознал полностью масштаб бедствия, и поэтому на лицах читалось скорее удивление нежели страх.