Фатерлянд

— Почему вы так думаете? — почтительно спросил Чан.

Чан был младше Чо на четыре года и даже подумать не мог о том, чтобы притронуться к пище раньше него. Кроме того, Чо Су Ём ему очень импонировал. Чертами лица он походил на актера, а его глубокий голос действовал завораживающе.

— Но вы же часто бывали в Китае? — отозвался тот. — Значит, много чего повидали.

— Ну да, мне тоже кажется, что это какой-то фрукт. Но вот какой — никак не могу понять.

Чо сидел бок о бок с Ким, а Чан оказался рядом с Ли. Сиденья были врыты в землю очень близко, и каждый раз, когда Чан поворачивался, он невольно то локтем, то коленом слегка касался своей соседки. Он вдруг понял, что подобное с ним происходит в первый раз в жизни. Чан был единственным ребенком в семье. Друзей у него не было. В детстве он мечтал о старшем брате и испытывал что-то вроде зависти к своему однокласснику, у которого брат был. Со временем эти чувства исчезли, и размышлять об этом Чан считал пустым занятием.

Чо Сун Ём с едва уловимой улыбкой вдруг стал читать стихотворение о революции — его попросили об этом девушки, зная, что в университете он писал стихи. Его голос был поистине великолепен. За соседним столиком Чо Сон Ли и Пак Мён оторвались от еды и стали слушать.

— Ведомые красной гвардейской стрелой, / Мы идем к нашей цели. / Много лет мы не пили, не ели, / Для того чтобы выковать меч / Священной войны, / Чтобы стать единым народом!

Чан огляделся — никогда еще он не видел более спокойного места. В воздухе плыл чудный аромат; на столах плясали причудливые тени от шпалер; по зеркальной глади залива неспешно проплывали суденышки: да еще красивый профиль Ли… И все же что-то настораживало, что-то было не так.

Скоро настроение Чана передалось остальным членам группы. Виной всему был запах, который становился все сильнее и ярче. Вдруг ветви цветущих камелий зашевелились, и из-под них на площадку вышли двое японцев с коробками, наполненными красноватыми продолговатыми фруктами.

— Доброе утро! — произнес тот, кто выглядел моложе.

Второй, мужчина средних лет, судя по всему, был его отцом. На обоих — рабочие комбинезоны и бейсболки; на шее у каждого болтались полотенца.

— Не желаете ли купить папайи? — спросил молодой. — У нас гораздо дешевле, чем на кофейной плантации.

Речь незнакомцев звучала необычно. Чан взволновался, не зная, как правильно поступить. Оба, отец и сын, говорили на местном диалекте. Хан, а за ним и остальные поприветствовали незваных гостей. Чан надеялся, что японцы не обратят внимания на акцент, однако те заметно напряглись. Оба переглянулись и поставили ящики на один из столов.

— Нет, правда хорошая папайя! — сказал тот, что помоложе, подталкивая свой ящик в сторону Хана. — У них нет косточек, так что есть будет приятно.

Может быть, они выглядят встревоженно из-за того, что торговля с рук здесь запрещена?

— Нет, спасибо. Нам не нужно, — ответил Хан.

На лицах торговцев появилось подозрительное выражение.

— Вы откуда? — спросил пожилой изменившимся голосом, не сводя глаз с Хана. Он отодвинул свой ящик и прикурил сигарету. Затем нагнулся к уху сына и шепотом, но так, чтобы было всем слышно, произнес: — Ты тоже чувствуешь запах чеснока?

— А откуда они?

— Из Китая, а может, и корейцы.

— Тут совсем недавно китаёзы свистнули велик прямо у почты.

— Лучше позвать полицию.

— Попробуй! — выкрикнул Хан.

В ту же секунду Чхве шагнул вперед и ткнул указательным и средним пальцами в глаза молодого человека. Из горла жертвы вырвался звук, похожий на свист ветра, — это был даже не крик, а звон скрутившихся от страшной боли нервов. Отец сделался бледнее покойника. Видя, как пальцы Чхве погрузились в глазницы сына, он попытался крикнуть, но Ким Хак Су тотчас же ухватил его за плечо и свободной рукой свернул набок нижнюю челюсть. Раздался хрустящий звук, словно сломалась толстая сухая ветка. От удара голова мужчины мотнулась вбок, и он буквально упал в объятия Кима. Ким, подхватив тело, потащил его в кусты. Рот мужчины распахнулся, словно тот захотел зевнуть. Его сын, навалившись на руку Чхве, трясся в предсмертной агонии.

— Дурак, — проворчал Хан. — Зачем? Теперь у тебя вся куртка в крови.

Чхве выдернул пальцы и той же, покрытой желтоватой слизью рукой схватил юношу за затылок и свернул ему шею. Сухо хрустнули позвонки. Пак Мён и Чо Сон подхватили труп и поволокли его в заросли. Чан и Чо Су Ём внимательно осмотрели местность, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей. Затем последовал приказ собрать вещи и немедленно уходить. Ли сняла с Чхве испачканную куртку и замыла кровь в питьевом фонтанчике. Ким взрыл каблуком ямку и засыпал землей то, что осталось от глаз молодого человека. Вынырнувший из кустов, где было спрятано тело мужчины, Ким поинтересовался, как скоро местная полиция хватится пропавших торговцев.

— Это случится нескоро, — обронил Хан, глядя на часы. — Во всяком случае, на этом острове никому не удастся нас арестовать.

После его слов все расслабились.

— А что делать с фруктами? — спросил Ким.

— Да брось в кусты.

— Девять взрослых билетов будьте любезны.

Ли извлекла из своего бумажника три купюры по тысяче иен, расплатилась и забрала сдачу. До отправления парома оставалось еще минут двадцать. Чан и остальные пристроились у дальней стены зала ожидания. Еще около двух десятков человек, желающих попасть на тот же паром, заполнили небольшое помещение с восемью стульями. Среди отъезжающих были двое школьников в форме, молодая мать с ребенком и подругой, супружеская пара средних лет, семь-восемь туристов, трое монтажных рабочих в касках, седовласый мужчина в костюме и три европейца — юноша и две девушки с огромными рюкзаками. Увидев столько японцев самого разного возраста, собравшихся в одном месте, Чан немало подивился тому, что в глазах и молодых, и старых не было ни проблеска какой-либо жизненной силы. Неужели это потомки тех, кто правил Кореей во времена своего военного могущества? Ким и Чхве расселись на стульях, но японцы даже не приближались к ним, держались обособленно. Рабочий в каске, заметив на шее Чана шрам, тут же отвел взгляд в сторону. Пока на них никто не глазел и не выказывал признаков беспокойства, Хан понимал, что их группа выделяется из общей массы. Поэтому он подозвал к себе Чана и предложил пойти в сувенирную лавочку. Чо, Ли и Пак Мён решили присоединиться к командиру.

Магазинчик располагался за пристанью. Полки были забиты упаковками лапши на любой вкус и цвет — вероятно, она была местным национальным блюдом, экзотическими фруктами из теплиц кофейной плантации, бутылками цитрусовых вин, сухофруктами, открытками и путеводителями по острову. Чо взял пакетик с сухофруктами, за который отдал на кассе восемьсот иен и еще сто сорок в качестве налога с продаж.

— А сколько это будет на наши деньги? — спросил он, на что Пак, прикинув в уме, заявил, что восемьсот иен приблизительно составляют месячный заработок спецназовца.

Чо, криво ухмыльнувшись, заметил, что такой пакетик на тридцать дней не очень-то растянешь.

На столике около кассы они заметили множество крохотных стаканчиков.

— Не желаете ли попробовать местного вина? — обратилась к Чану продавщица лет тридцати с небольшим. — Вы понимаете по-японски?

— Да, конечно, — ответил за всех Чо, и женщина расплылась в улыбке.

— Это черничное, — сказала она, протягивая поднос с четырьмя стаканами.

В это время Чо посмотрел в окно магазина. На улице курил Хан, а Ким Хак Су беседовал с девушками из Европы, больше полагаясь на язык жестов, нежели на свой английский.

— Такой стаканчик вряд ли повредит, — сказал Пак. — Оно очень крепкое?

— Нет, что вы, — замотала головой продавщица. — Это почти что фруктовый сок!

Чан взял с подноса стаканчик и понюхал. Вино совсем не отдавало спиртом, однако в нем чувствовалось что-то очень знакомое. Чо сделал глоток, и его лицо засияло от удовольствия.

— Это похоже на… на…

— На чернику! — закричал Пак.

Чан тоже пригубил и сразу же вспомнил о японском ботанике, который нашел чернику у подножия горы Пэктусан, выявил ее лечебные свойства, а затем разработал и стал продавать напитки и сиропы.