Фатерлянд

Даже обычно невозмутимый Ямада на этот раз выглядел возбужденным.

— Я никогда не стрелял даже из водяного пистолета! — кричал он, обнажая передние зубы и хохоча вместе с остальными. В своем возбуждении он напоминал кролика, который неожиданно обнаружил морковку и самку с течкой.

Хино и Татено тоже смеялись. Мори до этого не слышал, чтобы неразговорчивый Хино с его пустой, ничего не выражавшей физиономией, как у каменного бодхисаттвы, когда-либо смеялся.

Сам Мори испытал знакомое ощущение, о котором почти забыл со времени своего появления в Фукуоке, — он вдруг почувствовал себя в полном одиночестве. Все остальные хлопали друг друга по спинам, смеялись, говорили об оружии, но он, как ни старался, не мог заставить себя присоединиться к всеобщему веселью.

У него в памяти все еще оставались яркие воспоминания о парке Охори. Он видел отблески огня на окнах автобусов, слышал выстрелы автоматической пушки, от которых вздрагивала земля… Металлический осколок, упав в пруд, издал громкое шипение; пули, попадая в грунт, вздымали его вверх, и земля опадала, как дождь; в воздух взлетела оторванная детская рука… Все эти картины вспыхивали в его мозгу одна за другой. Одному корейцу пуля попала в правое плечо, но он тут же перебросил пистолет в левую и застрелил спецназовца, подбежавшего, чтобы добить его. Корейцы не кричали, не скрежетали зубами — они просто сражались со спокойным и бесстрастным видом рабочих на фабрике или людей, упаковывающих ящики. Да, нужно было побывать там, думал Мори, чтобы увидеть, как четко и слаженно действуют эти самые «корейцы»: как быстро меняют магазины своих пистолетов, как умело выбирают укрытия и прячутся в них. Простой просмотр по телевизору не дал бы такого полного впечатления.

Он смотрел на веселящуюся компанию, и ощущение дискомфорта только усиливалось. Мори пугали люди, объединенные общими эмоциями, но раньше он никогда не чувствовал так сильно своей отчужденности. Но, с другой стороны, раньше в их группе и не было такого единения. Обычно, если кто-то смотрел военный фильм или ужастик, прочие оставались равнодушными или же откровенно скучали. Оружие — настоящее оружие — имело притягательную силу для всех.

Винтовки, которые Мори таскал со склада, были куда как тяжелее, чем спелые арбузы, что ему пришлось разгружать на очередной временной работе пару недель назад. Когда Такеи распаковал пистолет и дал ему подержать, небольшой вроде бы предмет показался Мори тяжелее ноутбука, и он не смог удержать его на вытянутой руке более двух секунд.

Пистолет был не только тяжелым, но и незнакомым для Мори предметом. Он понимал, что не сможет справиться с ним, не говоря о том, чтобы стрелять из него. Вот солдаты Корё владели оружием безупречно, словно оно было естественное продолжение их рук. Едва закончилась стрельба в парке, Мори подобрал с земли сплющенную в комок пулю. Он несколько раз прижал ее к своему плечу, но все, что ему удалось, — это оставить на коже красноватый отпечаток. Мори не мог представить, как такой маленький кусочек металла пробивает плоть, рвет мышцы и кости и создает ударную волну, разрывающую внутренние органы. В парке Охори он понял, что пули только в фильмах заставляют людей вылетать через окна и все такое. Пули не подбрасывают людей в воздух — они прошивают тело с невероятной скоростью. Один из четырех офицеров Специальной полиции, бежавший к зданию ресторана на подмогу, был убит наповал, когда пуля пробила ему грудь и вышла через спину. Другой же, которому пуля угодила в плечо, нырнул в канаву, прицелился с левой руки и дважды с близкого расстояния выстрелил в голову японскому спецназовцу, который подбежал, намереваясь добить его. Все это произошло буквально в нескольких метрах от Мори, прятавшегося за корейским БТРом. Выстрелы прозвучали почти одновременно: ба-бах! Первая пуля срезала верхнюю часть черепа спецназовца, а вторая проделала отверстие в середине лица. Мгновение спецназовец оставался на ногах, слегка запрокинув голову, по которой лились кровь и ошметки мозгов. Он двинул нижней челюстью, как бы пытаясь что-то сказать, а потом рухнул на землю, сотрясаясь в смертельных конвульсиях.

Ямада рассказывал Синохаре о пистолетах и винтовках, которые Такеи дал ему подержать.

— Это насто-о-олько кру-у-уто! — говорил он, сверкая глазами и демонстрируя свою кроличью улыбку.

Мори не обижался на других за их веселье и возбуждение, просто у него возникло ощущение, будто он отделен от чего-то важного. Это было то чувство, которое он не мог сознательно рассеять. Еще в детстве на него опустился какой-то невидимый колпак, изолирующий его от остальных и лишавший возможности двигаться. Впервые это случилось в автобусе, который отвозил детей в садик. На Мори вдруг нахлынуло тревожное чувство, будто бы он один, отдельно от остальных. Он стал сомневаться, действительно ли он сидит в салоне. Это сомнение соединилось с его внутренним ощущением, словно одна деталь конструктора «Лего» с другой.

Тогда ему показалось, что это уже не ново, что чувство скрывалось внутри него, оно было похоже на смутное узнавание вроде того, что испытываешь при виде пейзажа, открывающегося из-за дерева после осенней бури. Он понимал, что его ощущения смехотворны — глупо сомневаться в том, что ты действительно сидишь в автобусе с другими детьми. Но потом он припомнил, что случилось однажды ночью, когда он пошел в туалет. Рядом находилось зеркало, и, когда Мори закончил свои дела и выключил свет, его отражение исчезло. Но ведь может же существовать какой-то переключатель, который способен сделать так, чтобы он, Мори, исчез из автобуса? Как бы то ни было, нельзя отрицать, что его отделил ото всех невидимый барьер, и этот барьер к тому же был невидим и для внешней реальности. Ощущение было просто ужасным. «Я на самом деле сижу с вами в автобусе? А вы действительно можете слышать мой голос и видеть меня или же только притворяетесь?» — хотел он спросить остальных, но побоялся, что его тут же отправят в дурдом.

Сердце Мори билось очень сильно. Он не испытывал ничего подобного с тех пор, как начал дружить с Ямадой и отправился с ним в Фукуоку. Почему это ощущение вернулось именно теперь? Он считал свое знакомство с Ямадой знаком судьбы. С Ямадой было легко — он казался каким-то менее уплощенным, чем остальные. Мори был полностью уверен, что если людей клонировать в пробирках, то конечным результатом выйдет что-то с лицом и телом, похожими на Ямаду. Кожа и мышцы у него были мягкими, податливыми, а на теле почти совсем не было волос. Мори вспомнил, как Ямада лежал голым в массажном кабинете и его спина блестела при тусклом свете лампочки без абажура. Если он потеряет его, то уже, наверное, не найдет себе нового друга. Да, можно вытатуировать кому-нибудь еще на плече Микки Мауса, но это будет совсем не то.

— Эй, Мори! — вдруг произнес Исихара, глядя прямо на него. — Эй, эвок!

Исихара, одетый во что-то наподобие льняной пижамы, раскачивался в своем кресле. Прозвище, которым он наградил Мори, было названием вымышленного племени из «Звездных войн». Исихара показал двухстраничный разворот журнала с порноактрисой, приподнял брови, пробормотал что-то загадочное вроде: «Слепой-слепой-слепой-слепой» — и расхохотался. На развороте актриса была запечатлена на четвереньках, с задранным вверх задом и наполовину погруженным в ее влагалище баклажаном. Исихара продолжал высоко держать журнал, как бы предлагая Мори получше его рассмотреть. Мори непонимающе уставился на фотку, а Исихара, ткнув пальцем в зад, скривился в гримасе: «Гемор, гемор, гемор, гемор», — видимо, поясняя, что у женщины геморрой. Все это выглядело настолько глупо, что Мори, забывшись, рассмеялся. И едва лишь первый смешок слетел с его губ, невидимый барьер отчуждения сразу же исчез. Конечно, Исихара не умел читать мысли, а просто выбрал Мори потому, что тот сидел ближе остальных. Но он не стал бы делиться своими шутками с Мори, если бы того не существовало, — и именно это соображение заставило раствориться невидимый барьер.

— А вот и мы! — крикнул Такеи с верхнего этажа. — Музыку, пожалуйста! Просто нажмите кнопку на плеере.

Синохара, стоявший рядом со стареньким «бумбоксом», последовал указанию, и в комнате раздались величественные звуки классической музыки.

— Вагнер, — на ухо Мори прошептал Феликс.

Такеи, обряженный в темно-синюю форму, стал медленно спускаться по лестнице. На нем были кожаные перчатки того же цвета, пуленепробиваемый жилет, с которого свисал треугольный гульфик для защиты паха, и наконец берцы. На локтях и коленях — гибкие прорезиненные вставки; к одной голени был прикреплен боевой нож, а поверх шерстяной лыжной полумаски был водружен шлем с радиогарнитурой. Куртка была слишком велика, а брюки мешковатыми, отчего Такеи больше походил на строителя, чем на спецназовца.

В руках он держал странного вида оружие, больше похожее на бластер из фантастического фильма. С виду оно напоминало прямоугольный кейс, к одной стороне которого была приделана пистолетная рукоятка, а к другой — оптический прицел. Где затвор, а где ствол — никто решительно не мог этого понять. Больше всего этот предмет напоминал не винтовку, а некий современный электронный музыкальный инструмент.

Такеи дошел до последней ступеньки, с видом благоговейного смирения отсчитывая шаги в такт мелодии Вагнера. Сойдя с лестницы, он повернулся к зрителям, выждал паузу и поклонился.

— Вот, — сказал он, — вот форма подразделения немецкого спецназа GSG-9, или же подразделения пограничной охраны. Для соответствующего эффекта при демонстрации этого комплекта мы выбрали музыку великого композитора, которого больше всего любил сам Адольф Гитлер, — Рихарда Вагнера! Большое спасибо всем! А теперь позвольте обратить ваше внимание на эту красоту. Это прообраз будущего всех штурмовых винтовок, знаменитая «хеклер-кох G-11». Стреляет 4.73-миллиметровыми патронами, короткими очередями по три выстрела. Делает невероятные две тысячи выстрелов в минуту! Синохара, дай, пожалуйста, следующий фрагмент. Да-да, правильно, нажми на клавишу «вперед».