Фатерлянд

У Ямады было три костюма, которые он купил на деньги, заработанные на той или иной временной работе, и все три — бежевого цвета. Он утверждал, что один был итальянского пошива, но Мори-то знал, что костюм сшит в Гондурасе. Мори тоже иногда находил себе временную работу: упаковывать товар в картонные коробки или прохаживаться по улицам с рекламным щитом на груди и спине. Однажды ему предложили поработать в местном книжном магазине — эта работа оказалась лучшей из всех, так как у Мори появился беспрепятственный допуск к дешевым книгам.

Тоёхара доложил:

— Два бронеавтомобиля с пулеметами и автопушкой вот-вот должны прибыть в Одо.

Вышло так, что по телевизору именно в этот самый момент показывали движущиеся полицейские броневики. Они уже въехали в район Одо.

— Ага, значит, вы снова следили за ними? — произнес Исихара.

— Да.

Остальные смотрели на Мори и Тоёхару так, словно хотели сказать: «Ого, вы опять выслеживали "корёйцев"?» Никто не проявил большого интереса к тому, что ребята увидели накануне. Даже Ямада никак не отреагировал, услышав рассказ Мори. Правда, Мори не умел рассказывать истории, да и по телевизору круглые сутки крутили сюжет из парка. В равнодушном отношении Ямады Мори уловил что-то близкое себе самому. Ведь никто из них никогда не делился своими эмоциями с другими людьми. Когда дети испытывают печаль или счастье или впечатляются каким-нибудь фильмом или книгой, или вообще чем-нибудь красивым, они спешат поделиться этими впечатлениями с родителями и друзьями. Рассказывая о своем опыте и слушая рассказы о чужом, люди учатся делиться эмоциями. По крайней мере, именно так было сказано в книге, которую Мори нашел в приюте. Он точно не знал, что такое «делиться эмоциями», но был уверен, что ничего подобного с ним в жизни не случалось.

Мори вырос в новых кварталах на границе префектур Токио и Саитама. Его отец работал менеджером по продажам в агентстве недвижимости, головной офис которой находился в Токио. Через год после рождения Мори компания разорилась. Чтобы не потерять купленное в кредит жилье и продолжать оплачивать частный детский сад старшему брату Мори, отец устроился в деревообрабатывающую мастерскую, которую содержал его приятель. Однажды, работая на токарном станке, отец получил травму, в результате которой лишился указательного и среднего пальцев на левой руке. Отец был человеком молчаливым, но после этого случая совсем перестал разговаривать, а через некоторое время прекратил выходить из дома. После реабилитации в психиатрической клинике он получил работу в мясной лавке неподалеку от дома, где жарил мясные лепешки и крокеты. Почасовая оплата его труда составляла шестьсот восемьдесят иен. С самого детства Мори слышал от матери одно и то же: «Твой отец зарабатывает шестьсот восемьдесят иен в час». Поскольку семья не могла прожить на его заработок, мать Мори пошла работать в «МосБургер», и какое-то время у них на обед было мясо или чили-бургеры. Мори и его брат то и дело слышали от матери, что она, работая, стерла свою задницу до костей, зато теперь может устроить их обоих в частные школы. Амбиции насчет частных школ проистекали из того, что ее саму жестоко третировали одноклассники, когда она училась в государственной школе. Но Мори так и не смог поступить ни в одну частную школу, куда бы мать ни обращалась. Она все время плакала, говоря, что все ее жертвы и тяжелый труд пропали попусту. Отец, молчаливый как всегда, сидел за стаканом виски и смотрел в стену.

Мори пребывал в сомнениях. Если они настолько разрознены, смогут ли они бороться против общего врага? Когда Исихара обозначил врага, в каждом сразу взыграл боевой дух, но в связи с тем, что в группе отсутствовала иерархия, не было и никакого плана действий. Например, Мори или Ямада и оказались-то здесь потому, что тут никто не заставлял подчиняться приказам. Они решили дать бой Экспедиционному корпусу, но до этого было еще очень далеко. Никто не умел сотрудничать и делегировать права и обязанности. Даже у пяти сатанистов не было явного лидера, и уж тем более какого-либо конкретного плана; они просто придумали себе легенду и неуклонно придерживались ее, водя взрослых за нос.

«Сможет ли группа использовать комплекс приютивших их складов для нападений на «корёйцев»?» — задавался вопросом Мори. В кабинете Исихары было длинное окно, сквозь которое просматривалась часть района Одо, где вот-вот начнется обустройство казарм. Более тридцати многоквартирных домов, значительная часть которых стояла заброшенной. В домах оставались либо слишком бедные, чтобы куда-нибудь уехать, либо старые и немощные. Те, у кого не было ни друзей, ни родственников, умирали, и никто этого не замечал. Но ходили слухи, что, когда командующий Экспедиционным корпусом прибыл для осмотра зданий, он был сильно впечатлен: по его словам, брошенные квартиры настолько хороши, что в Пхеньяне в таких живут исключительно высокопоставленные служащие. Большинство квартир состояло из трех комнат и кухни, и в каждой могло поместиться около десяти солдат.

Мори склонялся к мысли, что идея атаковать лагерь «корёйцев» неосуществима. Прямое противостояние с ними было попросту невозможным. Как сказал по телевизору военный аналитик, автобусы, в которых находились люди Штурмовой группы, разнесли в щепки тридцатимиллиметровыми снарядами, выпущенными из автоматических пушек, то есть, по сути, огромных пулеметов. Мори видел, как корчились внутри разрываемые на части спецназовцы. Это походило на сцену со спецэффектами из голливудского фильма. Когда в автобусы попали первые снаряды, тяжелые машины покачнулись и подпрыгнули. А через минуту от них остались лишь обгорелые остовы.

Такеи, полгода проживший в террористическом лагере в Йемене, предложил несколько стратегий. Одна состояла в том, чтобы обстрелять лагерь «корёйцев» из минометов, хотя в арсенале Такеи не было никаких минометов. Другая заключалась в использовании противотанковых ракет, которыми можно было бы жахнуть по бронетранспортерам, но и ракет в наличии тоже не было. Канесиро осторожно заметил, что хорошая стратегия может считаться таковой, если предусматривает оружие, которое есть в наличии. Но Такеи возразил, что партизаны всегда захватывают оружие у противника и используют против него же. Однако никто такого не видел, и подтвердить свою правоту Такеи не удалось. Оставалось немногое: взрывчатка, что приготовили Фукуда и Такегучи, и то оружие, которое имелось в чемоданах самого Такеи.

— Такеи-сан, — сказал Канесиро, — просто раздайте свой чертов арсенал, ладно?

Канесиро сидел на большом диване и нетерпеливо хмурился. Казалось, Такеи хочет сделать из раздачи какое-то театральное представление. В нем были задействованы Тоёхара, Андо и пятеро сатанистов, которые поднялись на третий этаж и приготовились. Мори уселся на ковер рядом с Ямадой и другими. Остальные разместились на диване и в креслах.

— Да скажите им кто-нибудь, чтобы пошевелились! — не вытерпел Канесиро.

— Из трусов не выпрыгни от нетерпения! — цыкнул на него Исихара, на секунду оторвавшись от своей книжки.

Казалось, его совершенно не интересует предстоящее шоу. Но это было обманчивое впечатление: Исихара мог выглядеть смертельно скучающим, но в следующее мгновение полностью преображался. Для Мори он был сплошной загадкой.

Канесиро, нетерпеливо посматривавший на лестницу, был того же роста, что и Мори, но гораздо стройнее его — наверное, вдвое меньше по весу. У него было узкое лицо с маленькими глазками, маленьким носом и ртом. Мори дорого бы дал, будь у него самого такие же черты. Канесиро трудно было назвать красивым, но он отличался гармоничным сложением. От него исходила какая-то самодостаточность, позволявшая всегда оставаться в центре внимания. Он мало ел — лишь изредка можно было заметить, как нехотя что-то жует. Мори же постоянно дико комплексовал из-за своего совоподобного тела и рыхлой физиономии. Его отец был немного пухловат, но мать и старший брат оба были худыми. Даже после короткой пробежки Мори приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Он сипел и хрипел так громко, что учитель физкультуры дал ему прозвище Паровой Свисток.

— Я хотел бы уже получить свое оружие, — пробубнил себе под нос Хино.

— Интересно, что мне достанется? — отозвался Мацуяма.

— Хотелось бы что-то полегче, — заметил Феликс.

Вокруг Фукуды и Такегучи собралась небольшая группа, которой они рассказывали о своих «печеньках», поясняя по ходу, что оружие — оружием, но у них штучки более зрелищные. Бомбы были разных форм — круглые, овальные, треугольные и звездообразные, довольно маленькие по размеру — умещались на ладони. И они действительно выглядели, как печенье. Такегучи говорил, что бомбочки сделаны из гексогена, смешанного с пшеничной мукой, разрыхлителем, солью, жиром и водой. Они не взорвутся на открытом огне, так что их можно было даже положить в духовку.

— Что, еще и есть можно? — усмехнулся Татено.

— Нив коем случае, — важно ответил Такегучи. — Они чрезвычайно токсичны и могут вызвать приступ, наподобие эпилептического припадка.

Гексоген некогда принадлежал иракским военным. Затем он попал на черный рынок, люди Такеи упаковали его и под видом оливкового мыла отправили в Японию. Лаборатория Фукуды и Такегучи располагалась в подвале корпуса «Е» и по вполне понятным причинам была недоступна для остальных — да никто и не хотел приближаться к этому месту.