Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

«Вот он и уехал… След его замело… Зачем? Зачем все это? Он такой славный… Красивые губы, глаза цвета сырой бирюзы… Похоже, я влюбилась сильно, но не умно…»

Она с грустью вспомнила их первую прогулку… Он, с бруммелевским узлом галстука при алмазной булавке, был неотразим и галантен… четверка цокала к дому, князь провожал ее, смущая тонкими комплиментами. Было прохладно, но весело. Внезапно она отпрянула, испугавшись, что он непременно обнимет ее, а она выдаст себя с головой от первого прикосновения.

Аманда улыбнулась печально, с губ слетело шекспировское: «Окончились турниры поцелуев, и в куклы

стало некогда играть…» Она вспоминала что-то еще, когда приглушенный щелчок двери заставил ее вздрогнуть и повернуться.

– Леди Филлмор,- к ней подходил отнюдь не походкой слуги тот самый швейцар, что провожал князя. В шагах четырех он замер и склонился в небрежном поклоне. Затем с хозяйской непринужденностью опустился в кресло, и холодные глаза встретились с напряженным взглядом Аманды.

– Я слушаю вас, Пэрисон,- тихо, сквозь зубы сказала она, брезгливо дрогнув верхней губой. Голос звучал отрешенно, точно она говорила сама с собой.

– Вы удивляете меня, мисс. Это я вас слушаю,-Нилл Пэрисон застыл в кресле: голова величественно поднята, плечи отведены назад.

Леди молчала. Прошла минута, другая…

– Куда поехал русский? К старому болтуну? Пакет у него? Когда он собирается покинуть Петербург? Да не молчите же вы!
–  человек в кресле жестко стрелял вопросами, не отрывая колючих глаз от молодой женщины.- Или вы решили опустить занавес, не попрощавшись со старыми друзьями?

Он внезапно поднялся, пугая оскалом крупных, неровных зубов. Аманда крепче сжала крест Осоргина. Она давно прекрасно знала: такая улыбка не обещает ничего хорошего.

– Послушайте, мне всё надоело. Сколько можно? Сначала Рим, потом Брюссель, Париж, теперь Петербург! Я устала, устала, слышите?!

Ее серо-голубые со льдинкой глаза закрылись, но спокойствия и гордой уверенности как не бывало. Когда, после секундного раздумья, она вновь распахнула глаза, в них было лишь немое страдание и боль.

– Если вы хотите знать мое мнение о вас,- Пэрисон невозмутимо разглядывал свои холеные ногти,- то…

– Мне на него плевать… - не скрывая отвращения, отрезала леди и, отойдя прочь от окна, подобрав ноги, села на разобранную кровать.

– Вот как?
– «швейцар» повернулся к ней, голос его отдаленно напоминал сопение линкольнширской волынки.- И так говорит благовоспитанная дама - дочь лорда Филл-мора?

– Не смейте трогать имени отца, Пэрисон, вам до него далеко, как до шпиля Биг-Бэна.

– О, не спорю. Так же, как и до казематов королев-ской тюрьмы, где он четвертый год вспоминает о своей ненаглядной дочке.

– Да как вы смеете!

– Смею,- мелкие глаза зло блеснули на красном, точно распаренном лице.- Довольно мне говорить о возрасте и благородстве вашего отца! Седина никогда не мешала Джеффри Филлмору быть негодяем.

Леди Филлмор, в родословной которой было без счету славных рыцарей, перед которой склонялись знатные фамилии и «мели землю перьями своих шляп», вдруг почувствовала железные объятия Фатума…

Задыхаясь от отчаяния, она схватила с консоли фужер с недопитым токайским, но он запрыгал в ее руке, и золотистое вино пролилось на голубую поляну персидского ковра. Она как-то враз сникла, подтянула колени к подбородку, уткнула лицо в ладони, часто вздрагивая всем телом.

Однако Пэрисон был неумолим, как

кромвелевский26 палач:

– Будьте благоразумней, леди! Иначе - пеняйте на себя. Впрочем, если вас не казнят, а бросят в Тауэр к старому кроту Филлмору, пособнику Бони27, это будет высокой милостью. Вам сие улыбается? А между тем, моя дорогая,-барон рассыпался хриплым смешком и положил широкую ладонь не ее упругое бедро,- вам стоит лишь захотеть…

– Вы! Животное!
–  Аманда отшвырнула его якобы по-дружески положенную руку.- Бригандажер!28 Грязный лжец!
–  всякая краска отхлынула от ее лица, глаза потемнели, сделались большими, почти безумными.- Эти увещевания я слышала уже тысячу раз в Лондоне, Риме, Париже - там, где за вашей тенью лилась кровь, ломались судьбы и сыпался яд… Сколько я еще должна сделать, чтобы спасти отца?! О! Вы прекрасно знаете, что он не виновен! Откровенность и честность сгубили его. Весь его грех в том, что он имел глупость в Сент-Джеймском дворце заметить: «Император Франции Буонапарте больше заботится о своем народе, чем его величество Георг IV».

– Это ваше последнее слово, мисс?
–  с угрозой надавил Пэрисон.

Но она будто не слышала. Глядя в одну точку немигающими, потемневшими глазами, Аманда с каждой секундой ощущала, как ширится и разливается вокруг нее зловещая пустота, и угадывала сердцем нечто ужасное, роковое, чему препятствовать и противостоять не было сил…

Она внимала заполошному стуку своего сердца и тупо молчала, чувствуя себя лишь орудием в цепких руках, понимая, как липко и навсегда спеленута паутиной интриг, сотканной из фальшивого блеска.

– Так что мне передать лорду Кастльри? Вы отказываетесь помочь своему отцу и Англии?
–  Нилл Пэрисон с плохо скрытой нервозностью комкал перчатку.

– Не надо, сэр, не говорите так!
–  встрепенулась она при имени человека, от которого в большой степени зависела участь ее самой и отца - последних из рода Филл-моров.- Я сожалею… Все глупо… Да-да… Я понимаю… -по нежным щекам катились слезы.

«Боже, какая красивая, спелая дура!» - холодно и спокойно в который раз резюмировал Пэрисон, однако не преминул, как требовала инструкция, сделать заученный шаг:

– Что с вами, мисс? Сколько опасных безумных слов, и для чего? Клянусь величием Англии, другая на вашем месте гордилась бы фантастической судьбой и была счаст-лива королевским доверием, выпавшим на ее долю. А вы?.. О, святой Яков!
–  воскликнул он неестественно высоким голосом и драматично закрыл лицо малиновым обшлагом своей раззолоченной ливреи.- Да знаете ли вы, леди, какие чувства испытываю я, член дипломатического корпуса, представитель древнего рода, в этой гнусной шкуре шута?!
–  тут Пэрисон с такой гадливостью воззрился на свое платье, точно по нему были рассыпаны чешуйки проказы.- Но я наступаю себе на горло, черт побери! Потому что вижу и слышу в этом маскараде во сто раз больше, чем на десяти бестолковых приемах сразу. И знаю, что такие, как вы и я, приносят его величеству не меньше пользы, чем сам легендарный Нельсон29.

Поделиться с друзьями: