Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:

– - Приговоренная к веревке не сгорит и не утонет!

Но летом 1754 года Екатерину с великим бережением доставили из Москвы в Петербург; лошади ступали шагом, проезжали за день не более 30 верст (эта дорога взяла у нес месяц жизни). Шувалов не спускал с нее глаз. Ближе к осени, когда двор вернулся из Петергофа в столицу, он отвел беременную женщину в пустую комнатушку Летнего дворца, где было много пыли и мало мебели.

– - Желаю вашему высочеству, -- сказал Шувалов, -- в сем милом убежище порадовать ея величество родами легкими и приятными...

Екатерина поняла, что в этой конуре ей будет так же хорошо, как собаке в будке. Словно перед смертью, простилась она

с близкими и, почуяв первые боли, перешла в камеру своего заточения, сопровождаемая акушеркой фон Десршарт; по обычаю того времени, рожать следовало на полу, который и застелили матрасом. В два часа ночи Екатерина всполошила повитуху криком -- начались схватки. Разбудили императрицу, прибежал Шувалов с женою. Совместно они послушали, как исходится криком Екатерина, и, перекрестясь, удалились... Десять часов мук закончились.

– - Кто у меня?
– - спросила Екатерина.

– - Мальчик, -- ответила акушерка...

Моментально, будто из-под земли, нагрянули всякие бабки. Елизавета, командуя ими, опеленала новорожденного голубой лентою ордена Андрея Первозванного, все бабье, охая и причитая, удалилось с младенцем. Следом за ними скрылась и фон Дершарт.

– - Пить... дайте воды, -- просила Екатерина.

Никто не подошел, потому что подойти было некому. А встать она была не в силах. Екатерина лежала в неприятной сырости, мечтая о сухой простыне и большой кружке холодной воды.

– - Люди, где же вы?
– - звала она, страдая.

Веселая музыка из глубин Летнего дворца была ей ответом. А в соседних комнатах мужа играли в биллиард и пьянствовали.

– - Пить, -- металась она.
– - Ну хоть кто-нибудь...

Великим князем Павлом, правнуком Петра I, она заслонила романовский престол от посягательств Брауншвейгской династии -ради этого позвали ее в Россию, не отказывали в забавах и нарядах.

– - Люди, помогите же мне, -- тщетно взывала она...

Комком собрала под собой мокрые простыни и ногами, плача, ссучила их в конец матраца. Ликующие водопады, опадая с безмятежной высоты, прохладно шумели в ее ушах, и она -- пила, пила, пила... Вдруг явилась графиня Шувалова, безбожно разряженная в пух и прах, сверкая массою драгоценностей, уже порядком хмельная. ("Увидев меня все на том же месте, она ужаснулась, сказав, что так можно уморить меня до смерти".)

– - Воды, -- взмолилась перед ней Екатерина.
– - Графиня, вы же сами женщина рожавшая... я умираю от жажды.

– - Господи, да неужто я вас забуду?

И с этими словами ушла, больше не появившись. Музыка гремела и буйствовала, а вокруг Екатерины сосредоточилась вязкая, невыносимая и, казалось, противная на ощупь тишина. Все покинули ее! Летний дворец содрогался от плясок. Шла гульба -дым коромыслом, и никто о ней даже не подумал. Пьяный муж заглянул в двери, но тут же скрылся, крикнув жене, что ему очень некогда.

Было утро. И день миновал. Праздник продолжался.

Наступила ночь -- уже вторая ночь.

– - Пи-иить... пи-ить хочу-у!
– - осипло кричала Екатерина.

Наконец музыку выплеснуло из глубин дворца, возник меркнущий желтый свет, она услышала топот множества ног, будто ломилось целое стадо, и голоса пьяных людей, спешащих к ней... В дверях явилась сама императрица! Елизавета была в розовой робе, отделанной золотым позументом, кружева фиолетовые, а пудра с перламутровым оттенком. Слов нет, она прекрасна, но была бы еще прекраснее, если б не была так безобразно пьяна! Вперед выступил камер-лакей, держа на золотом блюде "талон" Елизаветы о награждении роженицы немалыми "кабинетными" деньгами.

– - Сто тыщ... копеечка в копеечку!
– - выпалила императрица (и,

падая, успела ухватиться за лакея).
– - Наследника ты родила... вот и жалую!
– - Она со смаком расцеловала лакея (очевидно, с кем-то его перепутав) и спросила: -- Чего еще ты желаешь?

– - Кружку воды, -- ответила ей Екатерина...

Лишь через сорок дней Екатерине было дозволено впервые глянуть на сына. Ведьмы-бабки показали Павла с таким видом, будто они его где-то украли, и тут же проворно утащили младенца на половину царицы. Полгода дворцы Петербурга, царские и барские, тряслись от пьянственных катаклизмов: Елизавета, ее двор, гвардия и дворянство столицы неистово праздновали появление наследника. Екатерина в этом бесновании не участвовала...

Когда возвратился из-за границы ее любимый Сережа Салтыков, Екатерина взмолилась перед ним о тайном свидании:

– - Утешь меня! Мне так плохо одной...

Обещал -- и не пришел. Екатерина упрекала его:

– - Как ты мог? Я всю ночь не сомкнула глаз. Ждала...

И получила ледяной ответ:

– - Извини, Като! У меня в ту ночь разболелась голова...

"Ну что ж. Надо испытать и самое тяжкое для любящей женщины -- да, следует знать, как ее бросают... безжалостно!"

Екатериною овладела меланхолия: "Я начала видеть вещи в черном свете и отыскивать в предметах, представлявшихся моему взору, причины более глубокие и более сложные". Именно в это время, оскорбленная и отверженная, она обратилась к Вольтеру.

Екатерина пришла к его пониманию через Тацита, через Монтескье с его высоким пафосом "Духа законов". Впервые она задумалась над словами -- республика, абсолютизм, деспотия. Она постигала социальные сложности мира в канун очередной войны -войны России с Пруссией... Время было удобное для размышлений! Сейчас ей никто не мешал -- даже сын, которого Елизавета скрывала от матери. Екатерина приучила себя читать даже то, что обычно никто не читает, -- словари, энциклопедии, справочники и лексиконы. Неторопливо и обстоятельно, делая из книг обширные выписки, том за томом, не пропуская ни единого абзаца, как бы скучен он ни казался, великая княгиня взбиралась по лесенке знаний -- все выше и выше... Был век осьмнадцатый -- век просвещенного абсолютизма, и она, разумная женщина, готовилась оставить свое имя в этом удивительном времени!

Екатерина удалилась от людей (как и люди от нес). В жутком, неповторимом одиночестве, окруженная лишь книгами, выковывалась новая Екатерина -- с железной волей, поступающая всегда зрело и обдуманно, как полководец в канун решающей битвы. Вскоре она сама ощутила внутреннее свое превосходство над людьми при дворе. Нет, она, как и раньше, могла поболтать о пустяках, но даже в пустом житейском разговоре оставалась в напряжении мысли, которому никто не властен помешать...

Летом 1755 года иностранные послы уже начали извещать Европу о дурном здоровье Елизаветы. В эти дни царица выгнала прочь любимого садовника Ламберти, который, занимаясь пророчествами, предсказал императрице, что она умрет в расцвете славы русского оружия. Ламберти пешком приплелся в Ораниенбаум к Екатерине:

– - Ты не боишься будущего? Так возьми меня...

Екатерина подальше от дворца (чтобы реже встречаться с мужем) развела в Ораниенбауме собственный садик. Ламберти был угрюм и, пренебрегая условностями двора, упрямо титуловал Екатерину словом "женщина", а у великой княгини достало ума не поправлять старика. Она очень скоро привыкла к согбенной фигуре садовника, бродившего среди цветочных клумб, и почти не замечала его.

Но однажды Ламберти сам окликнул ее:

– - Женщина, подойди ко мне ближе.

Поделиться с друзьями: