Фаворит. Том 1. Его императрица

Ломоносов был голоден -- он проследовал к столу.

В это же время, шагая под железными цепями, развешанными на шелковых шнурках, Рихман предупредил Соколова:

– - Отойди подалее, друг мой! Как бы тебя не...

Гравер сделал шаг в сторону; от железного прута отделился (неслышно и плавно) клубок огня величиною с яблоко, отливавший бледною синевой. Проплыв по воздуху, он едва коснулся лба Рихмана, и ученый -- молча!
– - опрокинулся назад. Все произошло в удивительной тишине, но затем последовал удар вроде пушечного. Отброшенный к порогу, Соколов закричал от боли ожогов...

Ломоносов дохлебывал щи, как вдруг двери распахнулись и в комнату почти ввалился слуга Рихмана:

– - Профессора громом зашибло... спасите!

Ломоносов бежал от 2-й линии до 5-й; в доме Рихмана его обступили рыдающие жена и мать ученого, испуганно глядели из углов дети. Под башмаками визжали осколки лейденских банок, а ноги скользили в медных опилках, которые были сметены вихрем разряда. Соколов суматошно гасил на себе прожженный кафтанишко.

– - Жив?
– - спросил его Ломоносов.

– - Бу-бу-бу-будто...

Ломоносов склонился над телом Рихмана. На лбу мертвеца запечатлелось красно-вишневое пятно (""а вышла из него громовая електрическая сила из ног в доски. Нога и пальцы сини, и башмак разодран, и не прожжен...") Ломоносов велел граверу:

– - Зарисуй все как было. Для гиштории сие полезно.

Он отправил письмо Ивану Шувалову: "...Умер господин Рихман прекрасною смертью, исполняя по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет..." Невежественное шипение слышалось по углам вельможных палат, и неистовствовал пуще всех Роман Воронцов, которого Елизавета за его безбожное воровство и хапужество прозвала хлестко: "Роман -- большой карман".

– - Когда гром грянет, -- бушевал ворюга, -- креститься надобно, а не машины запущать, кары небесные на себя навлекая...

Этот Роман Воронцов был родным братом вице-канцлера Михаилы Воронцова, он имел двух дочек -- Елизавету и Екатерину.

Елизавета скоро станет фавориткой Петра III.

Екатерина сделается знаменитой княгиней Дашковой.

Заслоняя других куртизанов, все выше восходила трепетная звезда Ивана Ивановича Шувалова: молодостью, красотой и разумом он победил иных любимцев Елизаветы, оставшись в истории ее царствования самым ярким и памятным. Шувалов частенько повторял при дворе слышанное от Ломоносова, а слышанное от Ванечки повторяла уже и сама императрица...

Петр I неловко объединил под одной крышей Академию наук со школою -- Ломоносов желал разъединить то, что не должно уживаться вместе, дабы Академия осталась гнездилищем научной мысли, а университет пусть будет школою всероссийской. Ученый настаивал перед фаворитом, чтобы во всех крупных городах заводились для юношества гимназии.

– - Без них университет -- как пашня без семян. А факультетов надобно иметь три, -- доказывал Ломоносов, -- юридический, естественный и философский. Зато теософского, каких в Европе уже полно, нам, русским, не надобно...

Шувалов просил у престола для создания университета по 10 000 рублей ежегодно, на что Елизавета -- прелюбезная!
– отвечала:

– - Ежели б не ты, Ванюшенька, а другой кто просил, фигу с маком от меня бы увидели, потому как казна моя пустехонька. Ну, а тебе, друг сердешный, отказу моего ни в чем не бывало и впредь не станется... Не десять -- пятнадцать тыщ даю!

Елизавета доказала свою пылкую любовь к Шувалову именно тем, что не прошло и полугода (!), как она, поборов природную лень, издала именной указ об основании первого русского университета.

Указ был подписан императрицей 12 января 1755 года -- в день, когда справляла именины мать фаворита, звавшаяся Татьяной.

От этой-то даты и повелось на святой Руси праздновать знаменитый Татьянин день -- веселый день российских студентов.

В бурной жизни великого народа появился новый герой.

Это был студент!

И писатель Михаил Чулков, автор первого в России романа о студенческой жизни, восклицал -- почти в восхищении: "Смею основательно заверить тебя, мой любезный читатель, что еще не уродилось такой твари на белом свете, которая б была отважнее российского студента!"

Появилось и звание: Студент Ея Величества.

* ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. Студент ея величества

Детина напоказ, натурою счастлив,

И туловищем дюж, и рожею смазлив.

Хоть речью говорить заморской не умея,

Но даст, кому ни хошь, он кулаком по шее...

Которые, с тех нор как школы появились,

Неведомо какой грамматике учились!

Ив. Мих. Долгорукий

1. КОРМЛЕНЬЕ И УЧЕНЬЕ

А в сельце Чижове все оставалось по-прежнему... Правда, появление сына доставило чете Потемкиных немало хлопот и огорчений. Гриц (так звали его родители) раньше всех сроков покинул колыбель и, не унизившись ползанием по полу, сразу же встал на ноги. Встал -- и забегал! Сенные девки не могли уследить за барчуком, обладавшим удивительной способностью исчезать из-под надзора с почти магической неуловимостью.

Но зато не умел говорить. Даже не плакал!

Дарья Васильевна пугалась:

– - Никак, немым будет? Вот наказанье Господне...

Нечаянно Гриц вдруг потерял охоту к еде, и долго не могли дознаться, какова причина его отказа от пищи, пока конюх не позвал однажды Дарью Васильевну в окошко:

– - Эй, барыня! Гляди сама, кто сынка твово кормит...

На дворе усадьбы в тени лопухов лежала матерая сука, к ее сосцам приникли толстые щенятки; средь них и Гриц сосал усердно, даже урча, а собака, полизав щенят, заодно уж ласково облизывала и маленького дворянина...

Папенька изволил удивляться:

– - Эва! Чую, пес вырастет, на цепи не удержишь...

Гриц еще долго обходился тремя словами -- гули, пули и дули. На рассвете жизни напоминал он звереныша, который, насытившись, хочет играть, а, наигравшись, засыпает там, где играл. Не раз нянька отмывала будущего "светлейшего" от присохшего навоза, в который он угодил, сладко опочив в коровнике или свинарнике. С раблезианской живостью ребенок поглощал дары садов и огородов, быстрее зайца изгрызал капустные кочерыжки, много и усердно пил квасов и молока, в погребах опустошал кадушки с огурцами и вареньями. Наевшись, любил бодаться с козлятами -- лоб в лоб, как маленький античный сатир... Маменька кричала ему с крыльца:

– - Оставь скотину в покое! Эвон оглобля брошена, поиграй-ка с оглоблей. Или телегу по двору покатай...

Ему было четыре года, когда он пропал. Дворня облазала все закоулки усадьбы, девок послали в лес "аукать", парни ныряли в реку, шарили руками по дну, а отчаянью Дарьи Васильевны не было предела. Опять беременная, с высоко вздернутым животом, она металась перед дедовскими черными иконами:

– - Царица Небесная, да на што он тебе? Верни сыночка...

А пока его искали, мальчик терпеливо качался на верхушке старой березы, с любопытством взирал свысока на людскую суматоху. С той поры и повелось: большую часть дней Гриц проводил на деревьях, искусно прятался в гуще зелени. Там устраивал для себя гнезда, куда таскал с огородов репу, которую и хрупал, паря над землею на гибких и ломких сучьях.