Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Что это? Вы желаете от меня избавиться, как от крысы?
Екатерина никогда не видела сына в таком бешенстве.
– - Успокойтесь, -- сказала она.– - Ошибки бывают даже в математике, почему бы им не быть на дворцовой кухне?
– - Я требую от вашего величества сурового следствия.
Васильчиков трусливо скрылся, а Гришка Орлов взял с тарелки острый осколок и внимательно оглядел его:
– - Стеклышко! Надо бы драть поваров наших.
– - Все!– - закричал Павел.– - Здесь все желают мне смерти!
– - Я не желаю спорить с вами, -- ответила императрица.– Если не верите мне, своей матери, так заводите с женою
– - Но я требую следствия и казни!– - негодовал Павел.
– - Убирайся вон, дурак, -- отвечала ему Екатерина...
Павел вернулся на свою половину. За столом, подозрительно скованные, сидели лучшие его друзья -- Разумовский с Natalie. Цесаревич вдруг разревелся, как дитя:
– - Она убила моего отца, разве она пожалеет меня?
– - Какая страшная женщина!– - добавила жена.
Разумовский отошел к окну, чтобы не видели его улыбки.
Он-то был умнее их всех... демон!
Екатерина спешно велела закладывать кареты:
– - Если мой сыночек думает, что можно по пустякам рубить людям головы, то после моей смерти он недолго процарствует и его же голова скатится в мой гроб... Это уж так! Едем отсюда...
Но сыну с невесткой указала следовать за нею в Царское Село, чтобы ни на минуту не ослаблять своего наблюдения за ними. Зная о заговоре, составленном для ее свержения, Екатерина хотела лишь убедиться: примкнет ли к заговору и невестка? Из Архипелага как раз приехал Алехан Орлов-Чесменский, явно удрученный потерей прежнего влияния брата при дворе. Он сообщил, что Степан Малый, прокладывая в горах дороги, заложил в скалу слишком много пороха и при взрыве ослеп. Дожи Венеции, не желая конфликтов с турками, подослали к нему убийц, и они зарезали Малого.
– - Нам все легче, -- отозвалась Екатерина.– - Я на этих самозванцев уже не обращаю внимания, так их расплодилось...
Удалив от "малого" двора Никиту Панина, она приставила к сыну генерал-аншефа Николая Ивановича Салтыкова, алчного до чинов и поживы прохиндея. Павел справедливо рассудил, что мать подослала к нему шпиона, а Екатерина, в ответ на упреки сына, доказывала, что Салтыков обуздает крайние порывы его настроений:
– - Я не могу позволить вам слушаться только жену, у которой ветер в голове, или Разумовского, ставшего вашим фаворитом.
– - У меня нет фаворитов!– - сразу напыжился Павел.
Екатерина тяжко вздохнула: что с ним спорить?
– - Если у тебя нету, так у жены заведутся.
Переходя с французского на русский язык, Екатерина всегда "тыкала" сыну. Павел сказал, что его жена воспитана в "благородных манерах".
– - Воспитание проверяется опытом, -- подавленно отвечала мать.– - А манеры не стоит путать с пустым манерничанием...
Чтобы смирить ретивость великой княгини, императрица назначила ей в обер-гофмейстерины суровую графиню Екатерину Румянцеву, жену фельдмаршала, которая никому из молодежи при дворе спуску не давала, боясь только одного человека на свете -- своего грозного мужа. Но русский язык при "малом" дворе оставался в загоне! Однажды, когда Natalie обратилась к царице по-немецки, та ничего не ответила, продолжая шушукаться с графинею Брюс.
– - Вы не желаете разговаривать со мной?
– - Желаю. Но только на языке российском...
Великая княгиня закатила глаза, угрожая потерей сознания.
Екатерина, опахнувшись
веером, сказала ей с издевкой:– - Вы, милая, в обморок перед своим мужем падайте, он это оценит как надо. А мы с графиней Брюс дамы ужасно невоспитанные, нравов злодейских, и жалеть вас не станем...
Вскоре картина заговора прояснилась настолько, что пора было действовать. Екатерина приступила к делу, когда к заговору в пользу своего мужа примкнула и Natalie. Список заговорщиков вскоре пополнился именами князя Николая Васильевича Репнина и персонами духовными; среди помощников Панина был подозрителен Денис Фонвизин. Екатерина жаловалась Орловым:
– - Худо мне жить стало! Даже "бригадир" и тот желает учить меня, как следует царствовать по всем правилам конституции...
Среди офицеров столичной гвардии тоже нашлись охотники до нового, "мужского" правления. Панин желал ограничить русское самодержавие олигархией аристократической, и в этом духе была сочинена им "конституция", которую Павел и заверил своей подписью, согласный ради короны поступиться даже некоторыми правами монарха. Но больше всего в этой истории Екатерину возмутило вмешательство в придворные дела юной невестки... "Кем быть?"
Поздним вечером, будучи одна, Екатерина грелась у камина. Позвонила -- пусть явится наследник. Когда сын пришел, она великолепно разыграла роль разъяренной мегеры, даже обычная кочерга в ее руках показалась Павлу грозным оружием.
Последние слова матери были разящими:
– - Помните! Тем, что вы живете в моем дворе и обладаете правами наследника престола, вы обязаны исключительно моему молчанию о вашем происхождении. Но стоит мне однажды раскрыть рот и объявить истину, как вас никогда здесь не станет, и где вы после этого окажетесь -- этого не знаю даже я!
Павел в ужасе побежал к себе в комнаты, своими руками вынес для матери полный список участников заговора.
Екатерина блистательно довела эту сцену до финала.
Даже не глянув в список (ей давно все было известно), она швырнула бумагу в пламя камина и помешала кочергой.
– - Я не желаю знать этих глупцов!– - сказала она.– - А ты передай своей жене, что Натальей Первой и Великой ей не бывать... Вряд ли что из нее получится, если до сих пор она не в силах произнести простейшее русское: здрасьте и до свиданья!
Конечно, Екатерина могла бы сказать и гораздо больше, но решила пощадить свое исчадье ада... "Это потом -- не сейчас".
Дени Дидро долго не видел Екатерину: всю жизнь пивший воду из Сены, он заболел от воздействия невской воды. Что дальше?
Дальше было интересно. В мрачном королевском замке с треском и чадом разгорелись дешевенькие свечи. Фридрих II принимал гостей и проезжих через Берлин знатных господ. Российский посол, князь Владимир Сергеевич Долгорукий, представил королю молодого князя Василия Долгорукого, сына Долгорукого-Крымского.
Король всегда был внимателен к русским офицерам:
– - Вы проездом, полковник? А куда путь держите?
– - Еду пить воды Ахенские и Пирмонтские...
– - Очень приятно, -- сказал король, -- что у вас, такого молодого, хватает времени для питья вод, а я вот, уже старик, и не вижу минуты отдыха... Кстати, полковник, какой на вас мундир?
– - Второго гренадерского, -- отвечал Долгорукий.
Фридрих перекинул трость из левой руки в правую.
– - Какие там воды?– - визгливо крикнул он.– - Вам надобно быть не здесь, а дома... Разве не знаете, что Второй гренадерский полк на почтовых [27] срочно отправлен в Казань?