Фаворит. Том 1. Его императрица

– - Маемся мы с тобой, -- сказал он ему, -- а куртизаны-то гляди как отплясывают. Нам тоже можно наверх вскарабкаться...

Один удар, один риск, один страх -- и фортуна твоя! Договорились клятвенно, пошли в храм Казанский и на последние грошики заказали по себе акафист и панихиду -- уже как по умершим.

– - А кто умер-то у вас?
– - спросил дьякон.

– - Рабы Божий -- Василий с Аполлоном...

Послушали они, как их отпевают, и уговор скрепили:

– - Вдвоем все сделаем, чтобы измены не было, нам-то на двоих от Иванушки самые большие куски достанутся. Вот только подождать надобно, когда царица в Курляндию отъедет...

Но в конце мая Аполлона Ушакова отправили фурьером в Смоленск по делам казенным; на переправе через Шалонь кони вынесли на берег пустую кибитку, обитую рогожей, а самого Ушакова не стало -- пропал (утонул?). Мирович захотел новых пособников себе приискать. И начал зубы заговаривать служителям придворным. Один камер-лакей сам на опасную беседу навязался.

– - Ты в Шлюсселе караулы-то держишь?
– - любопытствовал.
– - А вот скажи -- Иванушка там ли мается иль давно его порешили?

Мирович сказал-да, там, и окна у него краской забрызганы, чтобы никто не подглядывал его. Стал он нарочно жалеть лакея:

– - Кафтанишко -- ай-ай!
– - плох у тебя. Эх, не так при Елизавете вашего брата одевали, раньше-то и жизнь была веселее.

Камер-лакей охотнейше соглашался:

– - Осударыня новая лакеям чинов не дает. Ранее мы при царях послужим -- и в офицеры, бац! Мои приятели уже давно воеводами в провинциях служат, почтмейстерами в губерниях. А теперь всем нам, лакеям, подыхать в ранге лакейском...

Мирович сказал, что беду можно поправить, если царицу на царя переменить. А лакей ответил:

– - От добра худа не ищут! При Катерине зато воровать можно, сколь желательно. Посуди сам: дня не было, чтобы я из дворца с пустыми руками ушел. Уж что-нибудь (тарелку или конфет), а детишкам в радость, жене в забаву домой притащу... Ну-ка, придет Иван грозный! Он за такие дела все руки нам повыдергивает.

Слабы надежды найти героев среди лакеев... Возвратясь в Шлиссельбург, решил Мирович уповать едино на полковых пьяниц: "Во хмелю-то люди сговорчивей". Приметив капитана Василия Бахтина, начал он худое на императрицу наговаривать. И хотя Василий Бахтин не раз с лавки падал, но лыко вязая исправно:

– - Это ты прав! Худо нам. Опять же ране жалованья совсем не давали. А сейчас дают. Но при Елизавете -- серебром. А стерва ангальтска -- медяками... Получил я тут. Полмешка сразу. Не поднять. Нанял телегу. Везу. А сам думаю: ах, за што страданья таки? И говорю кучеру: заворачивай, мол. Он и завернул. Прямо в трактир! Купил я вина. На цел месяц. И вишь, гуляю.

А утром, когда его, трезвого, хотел Мирович далее в свои замыслы вовлекать, капитан Бахтин сразу за шпагу схватился.

– - Пшел вон! Чего разбрехался тут? Да я бога кажиный день молю за матушку нашу, государыньку нашу пресветленькую...

Значит, надо действовать в одиночку. Средь ночи Мирович проснулся в поту. Перед иконами дал Всевышнему новый обет: "Дьявольских танцев не творить!" Не плясать до тех пор, пока Иванушку царем не сделает. Зато уж потом... И виделась ему картина чарующая: во дворце Зимнем он фрейлину Скоропадскую увлекает в гопак, при этом лакей на блюде подносит ему шмат сала с чаркой шампанского, а все иноземные послы ахают в восхищении, когда Мирович закурит трубку, какой нет даже у гетмана...

Отныне Мирович во всем видел только указующий перст Божий: сам Всевышний привел его в караул Шлиссельбурга, Бог заставил барабанщика проболтаться об Иоанне, специально свел его с Ушаковым, даже слова гетмана о фортуне -- все это признаки благословения свыше. Но при этом Мирович продолжал слать челобитные в Сенат и лично Екатерине, взыскуя официальной милости.

На пороге предстал генерал-прокурор империи.

– - Матушка, -- доложил князь Вяземский, сияя как именинник, -- ревизию строгую учинил я, и вот тебе новая калькуляция: годовой доход России не шестнадцать миллионов, как издавна считали, а целых ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ... копеечка в копеечку!

Екатерина не сразу освоилась с новым бюджетом:

– - Благодарю. А теперь мне бы знать хотелось, в какой карман все эти годы влетали недосчитанные двенадцать миллионов?

– - Если старое ворошить, лес голов рубить надобно...

Екатерина вызвала кондитера Робека, велела запасаться сахарной пудрой, ванилью, эссенциями и шоколадом:

– - По приезде в Ревель сразу начинайте кремы взбивать. Я рыцарство тамошнее столом изобильным "трактовать" стану...

Орлов сказал, чтобы не забывала о Ломоносове:

– - Болеет он. А врагов много. И грызут его...

Разбирая бумаги сенатские, Екатерина засмеялась:

– - Смотри! Опять Мирович тужится, что нужда одолела. Не дать ли ему сто рублей "кабинетных", дабы не докучал мне более?

– - На всех попрошаек не напасешься, матушка.

– - И то правда, друг любезный...

Чтобы не тратить время на писание резолюции, Екатерина надорвала угол прошения Мировича (сие действие означало: "Возвращено с наддранием"). Явился Панин; императрица по-хозяйски окунулась в глубины его политического портфеля, извлекая бумаги.

– - Что кипит больше всего?
– - спросила.

– - Обратите высочайшее внимание на депеши Обрескова. Воля ваша, но Алексея Михайловича я бы сменил. Люди не железные и где сил для борьбы взять? Служба дипломата на Востоке особая, послы Венеции, пребывая у Порога Счастья, тройное жалованье имеют, а день службы им в формулярах за три дня почитают.

– - Пусть терпит, -- отвечала Екатерина, пробегая глазами депеши Обрескова.

– - Его последний раз Мустафе представляли, так два янычара руки скрутили, вот так и беседовал.

– - Пусть терпит, -- жестко повторила Екатерина...

Перед отъездом сама императрица и члены ее кабинета были забросаны подметными письмами: анонимные авторы предрекали скорую катастрофу, гибель и хаос. Екатерина перевезла Павла в Царское Село, изолировав его от столицы. В эти дни императрица резко сократила расходы на содержание Иоанна.

– - Хватит обжираться! Если мастеровые в Питере на пятачок живы, так ему полтинника на день станется...

В этих словах слышалось уже явное озлобление. Между тем Гришенька Орлов снова напомнил ей, что не мешало бы повидаться с Ломоносовым.

А он устал. Только что ушли от него молодые штурманы флота, пришлось много говорить, немало высчитывать... Замышлялось нечто великое! Под видом китобойной флотилии скоро уйдут к Шпицбергену корабли -- отыскивать пути во льдах, чтобы из Архангельска в Камчатку проникнуть. Задуманное береглось в глубочайшей тайне даже от сенаторов. Ломоносов был автором этой экспедиции!