Фазы неизбежности

— Признаться, даже вообразить себе подобного не могу, — усмехнувшись той воистину детской непосредственности, которая временами все еще была свойственна его статридцатиоднолетнему наследнику, фон Кролок опустил взгляд на юношу и добавил: — Но, если тебе угодно, утешь меня лживым заверением в том, что ты впредь хотя бы потрудишься доставлять трупы своих обескровленных любовников в замок, вместо того, чтобы вынуждать меня под утро срываться неизвестно куда.

— Отец! — голубые глаза юноши возмущенно сверкнули, и он совершенно «по-кролоковски» поджал губы, обиженно выпятив подбородок. Однако, когда ладонь графа скользнула по его волосам, виконт притих, растеряв весь свой запал, ибо моменты столь открытого проявления привязанности в их «семье» были весьма редки, и оттого, пожалуй, особенно ценны.

— Не тревожься, — мягко проговорил граф, пропуская сквозь пальцы золотистые пряди на затылке сына, — тем более, за меня. Так или иначе, я разберусь с этой проблемой, обещаю. А теперь ступай. Мне и вправду нужно подумать.

Молодой человек некоторое время молчал, очевидно, пытаясь потянуть время, как, впрочем, бывало всякий раз, когда старший фон Кролок позволял себе выказать по отношению к собственному наследнику подобную эмоциональную слабость, а затем сказал:

— Только учти, если ты и теперь не будешь держать меня в курсе всех событий, я приму меры!

— Одна мысль о том, каковы они будут, приводит меня в ужас, — хмыкнул граф, и Герберт, скорчив довольно забавную гримасу, которую, должно быть, сам почитал миной весьма устрашающей, шагнул, даже не потрудившись подняться на ноги и оставив под рукой графа одну только пустоту. Высшая степень мастерства. Если виконт в чем-то и сумел превзойти своего приемного отца, а заодно и всех известных ему вампиров, так это в умении ходить сквозь пространство.

Оставшись в одиночестве — тело фрау Дарэм в сложившихся обстоятельствах за компанию считать было бы глупо — Кролок, сложившись в кресле едва ли не вдвое, уперся локтями в собственные колени и пристроил подбородок поверх сцепленных ладоней, задумчиво рассматривая Нази так, словно ее труп способен был натолкнуть его на верные идеи.

Возможно, Герберт был прав, предлагая выждать время, однако граф слишком отвык полагаться на мифическое провидение, отказываясь признать, что в данном случае он утратил контроль над происходящим. И, вместо того, чтобы максимально тщательно продумывать оставшиеся у него варианты, Кролок глупейшим образом тратил свое время, в очередной раз задаваясь вопросом, не совершил ли он роковой ошибки, с губительной самоуверенностью посчитав оправданным решение оставить фрау Дарэм подле себя, и тем самым самостоятельно заложив пороховой заряд под собственное существование.

— Чертова женщина, — вновь пробормотал граф, позволив себе на мгновение прикрыть глаза.

Больше фон Кролока в замке, да и, пожалуй, за его пределами о вампирах не знал никто. За исключением, может быть, самой Дарэм, задать вопрос которой сейчас не представлялось возможным… Уцепившись за мелькнувшую в сознании идею, граф задумчиво прищурился.

Что есть ментальность — функция человеческого мозга, или часть его духа? Сосредоточившись, фон Кролок мысленно потянулся к связи между ним и Нази — всегда крепкая, похожая на толстую витую струну, она все еще была на месте, однако на этот раз казалась истончившейся, зыбкой, уходящей куда-то слишком далеко, чтобы граф мог ощутить расстояние. Там, где, в теории, пребывала сейчас Дарэм, такого понятия, как расстояние, не существовало вовсе.

Переместившись на край постели, фон Кролок для верности взял безвольную руку женщины в свою, дабы создать для своего разума своеобразную точку фокуса, и наугад позвал. Его «голос» тут же рассеялся, канув в пустоту, которая осталась все так же безучастна и молчалива, однако граф, которому терять было особенно нечего, а торопиться — некуда, позвал снова, на этот раз потянув за нить связи, так, что та едва ощутимо завибрировала.

«… достанете?» — пришедший из тьмы отклик был настолько слабым и прерывистым, что граф не столько услышал, сколько угадал содержание ответа.

«Верно, — рассудив, что более развернутые реплики через зыбкую границу мира пройти, вероятнее всего, не способны, согласился фон Кролок. — Что ты сделала?»

На этот раз ответа пришлось ждать еще дольше, словно женщина раздумывала, стоит ли вообще открывать карты.

«…зовалась некро…тией, — наконец, коротко откликнулась Нази, и уточнила: — Пыталась».

«Зачем?» — граф, кажется, и сам прекрасно знал ответ на этот вопрос.

«Привычка», — в отличие от обычного мысленного общения, когда оба они находились в одной реальности, сейчас внутренний голос Дарэм был полностью лишен даже намека на эмоции, как, вероятнее всего, и голос самого Кролока. Однако он не сомневался, что Нази прекрасно поняла истинную суть его вопроса. И предпочла не отвечать, чем только подтвердила догадки графа.

«Ты знаешь, что делать?» — поинтересовался он, и на этот раз с ответом его собеседница не задержалась.

«Смутно, — откликнулась она. — Ждем… цикла… теории… должно… тать. Если следующей… не очнусь… думать».

Должно сработать… в этом ответе не содержалось ничего, пусть даже и отдаленно похожего на уверенность, однако, похоже, выбора ни у Дарэм, ни у самого графа и впрямь не было. До позднего, сумрачного рассвета оставалось не более трех часов, но солнце уже ощутимо преобладало над луной, а это, в свою очередь, означало, что до завтрашнего вечера шансов восстановить связь духа Нази с ее же телом было ничтожно мало.

«Я тебя услышал», — сообщил граф и, чувствуя, что подобное общение отнимает у него, а значит, вероятно, и у самой Дарэм слишком много сил, предпочел «замолчать», углубившись в собственные, весьма мрачные размышления. Прислонившись затылком к резному изголовью формально принадлежащей ему кровати, так и не выпустивший руки женщины фон Кролок, устремил рассеянный взгляд на почерневшую от времени бронзовую ручку входной двери.

Если Нази ошиблась в своих предположениях и к следующему вечеру не сумеет вернуться в собственную физическую оболочку — у них, пожалуй, действительно серьезные проблемы. А возможно, напротив, такой исход мог бы с легкостью избавить от этих проблем их обоих.

Останься Нази на тропах, и все стало бы гораздо легче — отсутствие предсказуемости без сомнения притягивало, будоражило кровь, увлекало. И становилось причиной непредсказуемости его собственных реакций, от которой Кролок уже порядком успел отвыкнуть. И которой не слишком хотел. Так легко было бы «сломать» Дарэм, превратив в подобие прочих людей, коих побывало в этом замке немало — привычное, стабильное, понятное, легкое в обращении… Вот только сломанной Дарэм была Кролоку не нужна. А «целой» — угрожала его тщательно выверенному внутреннему балансу.

Если бы Нази со своим безрассудным благородством не была столь поспешна в своем решении, если бы сам граф лучше подготовился к возможному обороту дела, не позволив ей «заразить» себя этой поспешностью… Бессмысленные, беспомощные рассуждения, никуда не ведущие и порожденные осознанием того, что он, Кролок, с недостойной его опыта беспечностью загнал себя в ловушку. Одна часть графа отчаянно желала, чтобы Дарэм исчезла, оставив его в состоянии давно изведанного душевного спокойствия, вторая — так же отчаянно боялась, что желание первой исполнится.