Фазы неизбежности

Нынешней ночью для графа стала очевидной еще одна тревожная истина: та самая, в которой женщина не посчитала нужным признаваться — в слепом стремлении уничтожить своего «создателя» Нази Дарэм рисковала уничтожить саму себя.

Время медленно утекало, приближая рассвет, размеренно и гулко тикали часы на каминной полке — неумолимо вращались черные копья стрелок, точно так же, как и сам фон Кролок, вынужденные идти по кругу, вырваться из которого самостоятельно уже не могли.

— Сколь много страсти таит ваша ненависть, почтенная фрау Дарэм, — оторвав взгляд от тускло-серого предрассветного сияния, призрак которого лишь угадывался между горными вершинами, с кривой усмешкой посетовал граф, обращаясь к своей бездыханной собеседнице, и с горечью добавил: — И сколь много ненависти в вашей страсти. Что ж… Герберт!

— Ну и до чего ты додумался? — молодой человек, появившийся ровно секунду спустя после зова старшего фон Кролока, полувопросительно, полуудивленно окинул взглядом представшее перед ним зрелище, показавшееся виконту довольно странным. Его отец полулежал на кровати справа от тела фрау Дарэм, и вид у него был какой-то на редкость отрешенный, словно мысли его все еще блуждали где-то в сферах, Герберту недоступных. Младший фон Кролок таких настроений графа терпеть не мог, поскольку, как правило, за этой молчаливой задумчивостью, больше похожей на оцепенение, не следовало ровным счетом ничего хорошего.

— У меня есть к тебе очень личная просьба, — твердо проговорил Кролок, через комнату глядя своему наследнику прямо в глаза. — Это тот редкий случай, когда я прошу тебя просто довериться и сделать, как я скажу, не задавая лишних вопросов.

— Начало твоей речи мне уже не нравится, — хмурясь, признался Герберт, в ответ получив лишь едва заметную улыбку графа. Отец и впрямь редко обращался к нему с просьбами, еще со времен его ученичества больше привыкнув раздавать распоряжения, а уж личных просьб виконт и вовсе мог припомнить лишь пару за все время их знакомства.

— Уверяю, продолжение будет не столь кошмарным, как рисует твое воображение, — заметил фон Кролок. — Полагаю, оно тебе даже некоторым образом понравится. Я всего лишь предлагаю тебе еще раз выйти на прогулку.

*

Возвращение в мир, принадлежащий живым, на этот раз далось Дарэм сложнее обычного, словно она продиралась сквозь постоянно цепляющийся за одежду колючий кустарник, затрудняющий каждый ее шаг на пути к цели. И поскольку время на изнанке всегда текло совершенно иначе — а точнее, темные ее глубины не были подвластны шагу часов в принципе — распахнув, наконец, глаза, Нази не имела ни малейшего представления, который час или, если уж на то пошло, который день. А возможно — который год. По крайней мере, она нисколько не удивилась бы, если бы выяснилось, что с момента ее весьма нелепого падения за грань в реальном мире прошло гораздо больше суток, ибо даже для живых двадцатиминутное пребывание на тропах превращалось в личную застывшую бесконечность. Что уж говорить о немертвых.

Привычным, выверенным по силе жестом сдвинув в сторону крышку саркофага, Нази села, подстраивая зрение к царящей в склепе Кролоков темноте, а заодно и чутко прислушиваясь к окружающей ее действительности.

Огромное каменное строение, как и всегда, жило своей собственной жизнью — где-то заскрипела раскачиваемая сквозняком дверь, тихо позвякивали хрустальные подвески дремлющей под потолком бального зала люстры, которая, как и кладбищенские вампиры, «оживала» только в ночь зимнего солнцестояния, в библиотеке огонь с треском пожирал дрова… Деловито зашуршала мешками нацелившаяся на куколевские запасы крупы мышь, и Дарэм мельком подумала, что мерзавку стоит изловить, покуда она не нашла себе достойную компанию и не расплодилась. Мышь в замке завелась уже при Нази. Неизвестно было, откуда она явилась посреди зимы, зато отсутствие конкуренции при наличии мешка с зерном явно стало для нее поводом задержаться в столь гостеприимном месте. Страдал от ее присутствия один только Куколь, чей провиант вот уже неделю подвергался разбойничьим набегам, однако сам горбун противопоставить хвостатой ренегатке мог только мышеловку, на которую и без того не обделенное разносолами животное, разумеется, плевать хотело, а попросить помощи у хозяев слуга стеснялся, и Дарэм не могла его за это винить. Представив себе реакцию графа или виконта на предложение выслеживать в замке мышь, а заодно и вообразив, как именно выглядела бы подобная охота в исполнении высших вампиров, Нази тихо фыркнула себе под нос, твердо решив прийти Куколю на помощь нынче же ночью, и наконец, огляделась внимательнее.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что в догадках своих Нази оказалась права — она и впрямь пришла в себя в неурочное время, поскольку гроб, принадлежащий Герберту, был вопиюще пуст, сияя из-под небрежно перекошенной крышки пижонским золотистым бархатом внутренней отделки. «Застилать постель» виконт, как уже успела заметить Дарэм, вообще не трудился, да и в целом, в пику аккуратному до тошноты отцу, склонен был превращать пространство вокруг себя в бардак, который сам он упрямо продолжал называть «творческим беспорядком». Отвернувшись от обиталища младшего фон Кролока, находящегося справа от нее, Нази обратила взгляд на саркофаг старшего, который, довершая иллюзию того, что даже «спать» она ложится под конвоем, располагался слева.

Несколько мгновений Дарэм потребовалось для того, чтобы сообразить — крышка графского вместилища плотно закрыта, и это означало, что владелец все еще внутри. Если бы сердце Нази билось, оно бы в этот момент точно пропустило пару ударов от волнения.

Бесшумно соскочив на пол и ни на секунду не переставая прислушиваться к малейшим колыханиям пространства, Дарэм в один мягкий прыжок подскочила к гробу и бесцеремонно заглянула внутрь, чего не делала с самого первого, еще прижизненного визита в вампирскую усыпальницу. Благо теперь обливаться потом, чтобы хоть на несколько дюймов сместить тяжелейшую каменную крышку, Нази не приходилось.

На фоне багряно-алого шелка обивки старший фон Кролок выглядел еще более бледным, чем обычно, и вид его, как и в прошлый раз, показался Дарэм удивительно умиротворенным, каким почти никогда не бывал в бодрствующем состоянии. Должно быть, оттого, что дух графа, способный подавлять окружающих даже на расстоянии, сейчас пребывал слишком далеко от его тела.

Надолго ли — вот в чем вопрос.

Зазор между пробуждением Герберта и пробуждением его отца в среднем составлял двадцать минут. Возможно, чуть меньше, а возможно — чуть больше. Сколько из них уже прошло? А точнее, сколько их у Дарэм еще осталось? Как ни прислушивалась Нази, она так и не смогла уловить каких-либо свидетельств пребывания виконта, из всех признаков жизни или ее подобия отчетливо слыша только вздохи и шарканье ног Куколя где-то наверху, да цокот зубов приснопамятной мыши, отчаянно набивающей пузо.

— Герберт? — тихо позвала Нази, чувствуя, как от напряжения у нее начинают мелко подрагивать руки. Младший фон Кролок, не желая экспериментировать с силой ментального зова в исполнении Дарэм до того момента, пока зов этот не будет давать стабильного и безболезненного для его персоны результата, по-прежнему всегда был настроен на женщину акустически, так что, в случае, если виконт был где-то в замке, он непременно откликнулся бы или хоть как-то обозначил свое присутствие — однако ничего подобного не произошло.

Лихорадочное, горячечное волнение схлынуло с Нази так же быстро, как и появилось, оставив после себя спокойствие, какое не раз накатывало на нее во время особенно сложных и опасных операций, когда сомневаться, равно как и отступать, становилось попросту поздно.

«Есть время для размышлений, — глядя своей молодой супруге в лицо обсидианово-черными глазами, говорил Винсент Дарэм. — А есть время для действий, и очень важно никогда не путать их между собой».

Нази вновь посмотрела на гроб. Похоже, столь нужное ей время для действий на самом деле пришло, и никто не знал, как скоро этот момент будет упущен. Второго подобного шанса у нее может не быть.

Огонь — второе средство упокоения вампиров — Нази отмела в самом начале, посчитав для ее целей непригодным. Поверхностные ожоги даже девяноста процентов тела вампир способен был залечить с помощью посмертной регенерации, и при сожжении следовало убедиться, что труп немертвого прогорел полностью, исключив малейший шанс на восстановление. Учитывая, что вампиры, как и люди, были довольно «сырыми», процесс кремации являлся занятием небыстрым и хлопотным. Опираясь на собственные знания по этому вопросу, Дарэм могла сказать, что на сожжение носферату графского роста и комплекции до «удовлетворительного» состояния ей потребовалось бы порядка четырех часов, и около тридцати килограмм дров в придачу. Да и то, если тело предварительно расчленить.