Федор Алексеевич

В конце декабря Шестаков уже был в Батурине во дворце у гетмана. И тот, угощая его, говорил о кошевом с великим неудовольствием:

— Продался Серко султану, продался. У меня добрый подсыл в Сечи обретается, всё как есть доносит. Приезжал бей татарский от Хмельницкого, и с ним Серко ходил по кустам за руки держась, там кошевой и присягнул Хмельницкому.

Шестаков слушал гетмана, не перебивая, а более наваливаясь на вкуснейший свиной холодец с чесноком. В Москве такой вкусноты что-то не встречалось подьячему.

— Поедет с тобой войсковой товарищ Артем Золотарь. В четыре-то ока вы больше увидите, в четыре уха в два раза больше услышите. Дай вам Бог доброго пути.

Гетман поднял чарку и стукнул ею чарку подьячего.

— Спасибо, — отвечал Шестаков, так не проронив больше ни слова. Гетману молчаливость посланца не понравилась: «Кого они послали в Сечь? Этого молчуна, да они его там сырьём съедят. Одна надёжа на Золотаря, этому палец в рот не клади — откусит».

Так они и явились в Сечь — два посланца: один от государя, другой от гетмана. Кошевой Иван Серко встретил их приветливо, хотя с некоторой настороженностью. Но когда подьячий передал Серко государевы слова, кошевой растрогался:

— Спасибо государю за ласку ко мне, пусть он во мне всегда надёжен будет.

Велено было сзывать Раду. Ударили тулумбасы, и когда на площади собрались казаки, кошевой с подьячим вышли из канцелярии и направились к степени — рассохшейся бочке. Золотарь на степень подыматься не схотел, а остался на краю толпы, дабы видеть всё со стороны.

— Атаманы-молодцы, — начал Серко, — ныне прибыл к нам государев посланец, который желает поговорить с вами. А уж вы послушайте, ибо привёз он до нас государево царское слово.

— А подарки? — крикнул кто-то из толпы.

— Словом сыт не будешь, — поддержал другой.

— А перебивать царского посланца я не советую, — нахмурился кошевой, и это произвело действие — толпа приутихла.

— Господа казаки, — начал Шестаков вполне уверенным голосом, — великий государь велел мне спросить вас, отчего вы не помогли Чигирину во время прихода турок?

Толпа затихла того более, даже вроде и шевелиться перестала, и подьячий перехватил взгляды близ стоявших казаков. Все они были устремлены на кошевого, и в них читался вопрос: что, мол, говорить?

«Эге, — подумал Шестаков, — а Рада-то у него в жмене».

— Ну чего ж вы молчите, атаманы-молодцы, — крикнул Серко. — Али языки проглотили? Чем мы могли встретить турок?

«Подсказывает», — догадался подьячий.

— Верно. Войска на коше мало было.

— И боезапасу никакого, — начали кричать из толпы.

— А за солью к кому побежишь? К хану!

— А рыбные ловли.

— А пленных куда?

— Верно народ кричит, — заговорил Серко. — Если турки на Сечь пошли, они бы нас в порошок стёрли. И потом, нам жить нечем, а с ханом мы договорились, что он у нас выкупит пленных.

— И он выкупил?

— Выкупил. Хорошо заплатил, а на эти деньги мы хлеба закупили. Не ханские деньги — мы б с голоду перемерли. Вот тут и суди. На одной рыбе годами сидим. Москва о нас не заботится, а гетман спит и видит Сечь разрушенной.

— Великий государь велел спросить вас, господа казаки, — закричал опять Шестаков, — почему, когда турки бежали из-под Чигирина, вы вместо того, чтобы бить их, помогали им переправляться через реку?

И опять была озадачена Рада столь прямым и жёстким государевым вопросом. И опять взоры на кошевого: как он станет выкручиваться.

— Турок и крымцев, бежавших из-под Чигирина, мы не громили потому, что войска в Сечи было мало и мы надеялись на мир с ханом, все разошлись по промыслам, — опять стал отвечать за Раду Серко. — Вот пожаловал бы государь, велел прислать к нам своих ратных людей, а гетману приказал бы прислать полк полтавский да ещё запасы, мы бы по весне перемирие с ханом нарушили и пошли б в Крым войною. Верно, атаманы-молодцы?

— Верно-о, — вскричала толпа, и даже шапки вверх полетели, как знак полного одобрения.

— Ну вот, — сказал Шестакову кошевой, — видишь, запорожцы по-прежнему верны царскому величеству, и если когда отклоняются вбок, то лишь по великой нужде.

Вечером оба гостя сидели за столом с кошевым и войсковым писарем Быхоцким, пили горилку, закусывали жареной рыбой и лепёшками. Серко, опьянев, ударился в воспоминания:

— Вот государь Алексей Михайлович, царствие ему небесное, присылал к нам ратных людей вдоволь и запасы слал, заботу проявлял. А ныне? Государь велит помогать, а гетман своё гнёт, городовых казаков к нам не пускает, хлеб не пускает, переправы и те к рукам прибрал. Так куда ж запорожцу податься? В разбой?

Шестаков, увлёкшись жареной рыбой, каковой тоже в Москве не всегда найдёшь, не заметил, как перемигнулись Серко с Золотарём и вышли во двор вроде бы по нужде малой.

Когда дверь за ними затворилась, Быхоцкий сказал подьячему:

— Раду при Серко бесполезно спрашивать, все его боятся. Кто супротив него скажет, недолго проживёт, того могут прямо на кругу убить.

— Да, я заметил, как казаки ему в рот смотрели.

— И за что ему государь так благоволит?

— Великий государь наш всем благоволит, даже закон преступившим прощает.

— Ангельская душа.

— Именно.

Выйдя на крыльцо, Серко и Золотарь помолчали, наконец кошевой понукнул:

— Ну?

— Я, Иван, не хотел тебя при москале пытать, потому как вопрос у меня не лёгкий, я бы сказал, даже колючий.

— Ну давай колись, чего кружишься.

— Гетману стало известно, что ты с Хмельницким в союз вступил. Верно ли это?

— Как посмотреть, Артем. Ежели с гетманской колокольни, то я с ним в союзе, а ежели с державной, то совсем наоборот.

— К тебе приезжал бей от Юраса?

— Приезжал.

— И вы с ним, взявшись за руки, ходили.

— Хых. Может, гетману донесли, где я до ветру портки скидываю?

— И ты присягнул на верность Хмельниченке, — продолжал давить Золотарь.

— Гетману твоему доносят то, что видят. А то, что я задумал, кто донесёт? Никто. Лишь я могу. Так вот, можешь передать ему, что затеялся я с Юрасом не корысти ради, погнавшись за званием гетманским, которое он мне обещает. Ежели скинуть бы лет двадцать, может быть, и польстился на это. А ныне? Не сегодня-завтра Всевышний призовёт, о том ли думать надо? Я Хмельниченку заманить хочу, чтоб повязать его и в Москву отправить.