Фельдмаршал Репнин

– Вы слышали, князь?
– обратился Репнин к генералу Волконскому, находившемуся в этот момент на командном пункте.
– Пошлите своих казаков. Думаю, этого будет достаточно, чтобы заставить янычар вернуться в крепость.

Казаки, стоявшие наготове, тотчас отправились на выполнение задания. Однако Репнин этим не удовлетворился. Вслед за казаками на Браиловскую дорогу из третьего корпуса были посланы дополнительно два пехотных батальона с двумя полевыми орудиями. Что до остальных пехотных батальонов, то Волконскому было предложено во взаимодействии с батальонами Кутузова и Салтыкова усилить их активность по захвату опорных пунктов внутри лагеря, которые всё ещё оставались в руках неприятеля.

Бой в лагере продолжался до полудня. Выбитые из окопов и прочих земляных сооружений турки не нашли лучшего, как отступить на господствующую высоту: у них там стояли орудия. Но Кутузов только и ждал этого момента. Он дал сигнал своей кавалерии, и та плотной массой устремилась на отступавшие толпы противника. Среди турок началась паника, они ударились в беспорядочное бегство.

8

О нападении русских войск на Мачинский лагерь верховному визирю сообщили ещё в девять утра. Сераскир Гассан-паша, лично доставивший ему эту весть, доложил, что русских много, но воины всемогущего султана оказывают им достойное сопротивление. На поле боя пока царит равновесие. Но если великий визирь приведёт на поле боя для усиления турецкой армии 20-тысячное войско, что стоит в Гирсове, охраняя его сиятельство, то русским от поражения не уйти...

Визирь немедленно вызвал коменданта крепости и приказал ему выстроить войска для марширования в сторону Малинского лагеря.

–  Вынесите знамёна, и пусть янычары подтвердят свою клятву драться с неверными не на жизнь, а насмерть.

–  А кому прикажете вести войско?
– спросил комендант.

–  Я сам поведу.

Церемония клятвоприношения заняла минут двадцать, и вот уже толпы янычар, почти не соблюдая строя, оказались за пределами крепости. Они торопились. Кто-то пустил слух, что русские переправились на правый берег Дуная с огромным обозом всякого добра, и ради того, чтобы не остаться без добычи, стоило поспешить.

Верховный визирь, окружённый военачальниками и слугами, ехал следом за авангардным отрядом, состоявшим из конных янычар. Около него держался сераскир Гассан-паша, не перестававший говорить о коварстве русских, вероломно напавших на турецкий лагерь, и о том, как они скоро за это жестоко поплатятся, когда в бой вступят отборные полки янычар, ведомые верховным визирем. Визирь его не слушал, больше того, ему стало казаться, что сераскир впутывает его в опаснейшее дело, исход которого невозможно предсказать. Почему он решил, что русские сразу же покажут спину, как только войско янычар покажется на поле боя? Пока такого не случалось: русские хорошо обучены, умеют владеть оружием, дисциплинированны. А что воины Порты? Янычары считаются цветом турецкой армии. Но вот они, эти янычары... Едут с притороченными к сёдлам мешками да сумками, будто не на войну собрались, а на рынок, продать товар... А про уставной строй и говорить нечего. Не признают они воинского строя, идут толпой... Стыдно смотреть. Потому-то, наверное, турки и терпят поражения даже тогда, когда сражаются с противником в большинстве. Видимо, всё-таки прав был советник, когда говорил, что с такой армией русских не победить. А коль нет надежды на победу, надобно договариваться о мире...

Вдруг авангардный отряд остановился, впереди показалась толпа, валившая в обратном направлении, - кто с ружьями, а кто и без...

–  Что за люди, откуда они взялись?
– грозно спросил визирь.

Подъехавший начальник авангардного отряда доложил, что это остатки находившегося в лагере разбитого турецкого войска.

Со вспыхнувшим гневом визирь стал оглядываться по сторонам:

–  Где Гассан-паша, почему его не вижу?

–  Нету Гассан-паши, - отвечали ему.
– Был всё время со всеми и вдруг исчез.

Командир авангардного отряда напомнил о себе:

–  Как нам быть, продолжать движение?

–  Нет, мы возвращаемся в крепость.

–  А что делать с этими беглецами? Их число умножается с каждой минутой.

–  Пусть следуют за нами. Коменданту скажете, чтобы впустил всех.

В крепость возвращались ещё более быстрым шагом, чем при маршировании на поле боя. Всю дорогу визирь был зол и ни с кем не желал разговаривать. В крепости он приказал коменданту усилить караулы и, не удостоив его никакими объяснениями относительно причин возвращения корпуса, направился к себе. В рабочее помещение он дозволил войти только своему советнику, не принимавшему участия в прерванном походе.

–  Русские снова взяли верх?
– догадался о причине возвращения корпуса советник.

–  Когда наступит мир, я немедленно займусь формированием войск, - не отвечая на его вопрос, сказал визирь.
– Пока у нас будет такая армия, как сейчас, мы никогда не добьёмся победы.

Советник на это ничего не сказал, решив подождать, когда визирь окончательно успокоится. Возникшая пауза длилась долго. Но вот визирь, усевшись за письменный стол, заговорил снова:

–  Ты был прав, когда говорил о необходимости начать переговоры с русскими. Подбери людей, которые могли бы этим достойно заняться, а я тем временем напишу письмо русскому главнокомандующему.

–  Слушаюсь, мой господин, - низко поклонился советник и, не разгибая спины, попятился к выходу. Визирь остался один.

9

Когда неприятельские солдаты, гонимые русской конницей, бежали с высоты последнего оплота сопротивления и над полем сражения повисла тишина, Репнин понял, что дело сделано. Он приказал подать ему коня и поехал в захваченный лагерь.

Противник бежал так поспешно, что не успел даже снять палатки. Всё осталось на своих местах, в том числе и обозные повозки. Поражало множество трупов. Телами убитых и тяжело раненых были заполнены почти все проходы между палатками. Те, кто имел лёгкие ранения, теснились у брошенной штабной палатки, где был устроен перевязочный пункт. Работы для лекаря хватало.

Репнин слез с коня, чтобы поговорить с лекарями, узнать, нуждаются ли они в какой-либо помощи.

–  Не беспокойтесь, ваше сиятельство, - отвечали на его вопросы лекари, - дело привычное, сами управимся.

На площади против главной палатки появился на верховой лошади генерал Кутузов. Увидев Репнина, он молодцевато спрыгнул с коня и поспешил к нему. Поздравляя друг друга с победой, генералы обнялись.

–  Спасибо, Михаил Илларионович, за умелые действия, - поблагодарил Кутузова Репнин.
– Вы несомненно проявили себя главным героем баталии.

–  Я выполнял свой долг, только и всего, - скромно ответил Кутузов.

Вскоре к ним присоединились другие главные командиры. Репнин и их поздравил с победой.

–  Господа, - вдруг вспомнил князь Голицын, - а ведь сегодня у меня во рту ещё росинки не было. Думаю, у вас тоже. Не прикажете ли, князь, подать по бокалу вина? По случаю славного события.

–  Понимаю, вы этого заслужили, - улыбнулся Репнин, - но боюсь, я не смогу найти для вас даже одной бутылки вина, разве что водки... Впрочем, - добавил он, - мы выбрали не совсем удачное место для такого разговора. Приглашаю всех на командный пункт, там у меня палатка стоит, и мы что-нибудь придумаем.

Прибыв на командный пункт, военачальники, однако, заходить в палатку не стали, а постелили на лужайке ковры и устроили обед на открытом воздухе. К общей радости, адъютант князя Голицына привёз откуда-то сумку с выступавшими из неё запечатанными бутылочными горлышками.

–  Меня благодарите, - похвалился Голицын.
– Я ещё вчера сообразил, что вино нам пригодится, вот и прихватил. Подарок светлейшего, - добавил он тоном, которым как бы подчёркивал: раз вино от светлейшего, то отказываться от него никоим образом нельзя.