Феникс

Основываясь на моем высказывании, главный прокурор, рыжеволосый мужчина с бульдожьим лицом и соответствующей хваткой, брызгая праведной слюной, блистая красноречием и энергией, обвиняет меня в покушении на убийство. Затем мне предъявляют обвинение в попытке расколоть семью колониста Давида Сардиновича Робизона, путем склонения к прелюбодеянию его жены - Калерии Борисовны Робизон-Аршинниковой.

Додик, как примерный школьник в классе, поднимает руку и, получив слово, высказывает протест, в том смысле, что имя его не Давид, а Давыд, "произошла досадная описка".

Судья вносит необходимые исправления в документы и вновь устремляет свои беспристрастные очи на меня.

Я соглашаюсь, что половая связь имела место, но разрушать семью ни в коем случае никто не желал.

Владлена обвинили почти в том же. Хулиганство и попытка изнасилования путем обмана, выразившегося в том, что обвиняемая, будучи женщиной, выдавала себя за мужчину.

В связи с этим наш адвокат задает вопрос обвинителю: "Каким образом, в таком случае, обвиняемая, будучи женщиной, могла бы изнасиловать пострадавшую, если вообще последнюю можно назвать пострадавшей?"

Пока обвинительная сторона думает над этим вопросом, адвокат развивает тему защиты, сказав, что подсудимая также не может быть обвинена в попытке расколоть семью, поскольку подруга истца не является его законной женой, а стало быть, речь может идти о свободной любовной конкуренции, что ненаказуемо. Так же, как и любовь женщины к женщине.

В конце речи адвокат предложил суду освободить нас из-под стражи, поскольку срок заключения, положенный за хулиганство, мы уже отбыли и по существу дела большего наказания не заслуживаем.

Главный прокурор потребовал смертной казни для обвиняемых, учитывая их, обвиняемых, социальную чуждость, склонность к терроризму и сексуальным извращениям.

Каждый, наверное, сталкивался с нечто подобным. Есть суды, есть судилища, преследующие политические цели, а есть судебные фарсы, своим явным идиотизмом попирающие человеческие понятия о справедливости, своей очевидной глупостью и мелочностью ставят человека в нравственный тупик, в углу которого люди только пожимают плечами, закатывают глаза и плюются. Таковым был и наш судебный процесс.

На следующий день судебное заседание продолжилось. С противной стороны произошла замена. Главный прокурор заболел, у него поднялось давление и в зале теперь присутствовал его подчиненный - прокурор Загашин.. Мужчина с ледяными глазами и тонкими губами иезуита, как оказалось, зря время не терял, успел собрать новый материал для обвинений. Теперь обвинение основной упор делало на террористическом акте, учиненном мною, каковой акт только по счастливой случайности не привел к многочисленным человеческим жертвам.

Тут я всерьез задумываюсь. Это было убийственное для меня обвинение. И, надо признать, справедливое. Я понимаю, что слишком легкомысленно отнесся к своей "шалости" с гранатой, не особенно заботясь о последствиях. А они действительно могли быть тяжкими. Я полагал, что все уже забыли об этом инциденте. И они бы забыли. Или сделали бы вид, что забыли. Но я сам нарвался. Вести себя нужно было тихо.

От последнего слова подсудимого Владлен отказался. А я заявил, что действовал по велению чувств, охвативших меня. И чувства эти были благородными. Что я пытался спасти свою возлюбленную и остальных людей, как мне казалось, силой увозимых в неизвестные края. В конце я полностью раскаялся, но только в эпизоде с гранатой.

Присяжные удалились на совещание.

Через час они вынесли вердикт: "Гражданина Колосова Георгия Николаевича признать виновным по всем пунктам обвинения. Широкову Владлену Афанасьевну признать виновной за участие, хотя и пассивное, в террористическом акте, а также - в хулиганских действиях, без попытки изнасилования".

Судья, почесав лысину, выносит окончательное решение:

– Гражданина Колосова приговорить к высшей мере социальной защиты - расстрелу! Широкову Владлену Афанасьевну - к двум годам тюремного заключения условно и к ста ударам розгами по задней части тела и спине. Приговор может быть обжалован в течение 15 дней путем подачи прошения о помиловании в Народное собрание либо непосредственно Его Высокопревосходительству Магистрату Хумету лично.

Я спрашиваю у адвоката, сможет ли женщина выдержать 100 ударов розгами. Адвокат отвечает: "Смотря какая женщина и смотря какие розги. Ежели розги будут достаточно крепкими и вымочены в соляном растворе да бить будут с оттяжкой, то летальный исход вполне вероятен. Впрочем, женщина - такая живучая тварь, что ничего гарантировать нельзя".

"Но это же варварство!" - возмущаюсь я. "Безусловное варварство, - соглашается адвокат, - но вы должны понять - у колонистов так мало развлечений... что это может негативно сказаться на их психике".

"Уже сказывается, - отвечаю я.- Пороть женщину принародно - это неслыханно!"

25-й ДЕНЬ 1 ГОДА Э.П.

Два дня назад, сразу после суда, мы подали апелляции на имя Его Высокопревосходительства Магистрата Хумета. Аналогичные прошения подали в Народное собрание. Не стану хвастаться, что мне не было страшно. Нет, я испугался за свою жизнь, за жизнь Владлена. Но потом пришла какая-то отупляющая сознание апатия. Она была похожа на усталость, усталость от жизни. Впервые, мне кажется, я понял, что такое суицидное настроение, сгубившее некогда моего брата.

Кстати о моем "брате", то есть о джентри, похожем на Андрея. Ни он, ни его высокие коллеги на процесс не явились, но я чувствовал их незримое присутствие. Возможно, они следили за ходом дела с помощью скрытых камер наблюдения. Очевидно, подсознательно я надеялся на помощь со стороны Лжеандрея. Так уж устроен человек - он доверяет внешнему сходству, ошибочно принимая внешнее за внутреннюю суть. Но потом мне стало все равно.

И вдруг сегодня днем, только что, пришла бумага из Магистратуры. На ней рукой Хумета коричневыми чернилами была начертана резолюция: "В ПОМИЛОВАНИИ ОТКАЗАТЬ". Ниже - малоразборчивая приписка: "На усмотрение Народного собрания".

Вечером нас с Владленом заковывают в цепи и, не говоря ни слова, выводят из каюты-камеры. Мы выходим из корабля на подгибающихся, ватных ногах и полной грудью вдыхаем свежий воздух Новой Земли. Может быть, это мои последние вдохи. Нас ведут на "Марсово поле". Там уже собрался весь народ. Мы идем, гремя цепями, под любопытствующими взглядами людей. Владлен испуганно оглядывается на меня, а я высматриваю столб позора, к которому меня должны привязать перед расстрелом. Спасибо, что хоть не повесят.