Феромон
Шрифт:
Я вообще ни разу не видела, чтобы он когда-то при мне что-то ел. Риверу не нравится сам вид приёма пищи. Его мутит от прилипших к женским губам крошек, от вида размазанного соуса, даже от запаха еды, если им пропитываются волосы или одежда. Но это, наверно, знаю только я.
– Пожалуй, мне тоже, - бросаю на отца уничижительный взгляд.
Если его план был разжалобить Ривера, то он с треском провалился. Зато у него получилось разозлить меня.
– Я могу вас подвести, - поднимается Том, едва проронивший за весь вечер пару слов.
– Спасибо, не стоит. Отличная идея!
– мы произносим это одновременно:
Ладно, чёрт с ними! Спорить сейчас с отцом - всё равно что стоять на пути у бегущего носорога. Отъедем от дома вместе, а там я попрошу водителя меня высадить - и дело с концом.
27. Анна
Меня настигает жестокое разочарование, когда выясняется, что за рулём безумно дорогой спортивной машины Ривер приехал лично. Не удивлюсь, если это он тоже предусмотрел.
– Прошу, - открывает он дверь. Но меня больше беспокоит, когда он её за мной закрывает.
Хант бы сейчас сказал: не дёргайся. Но ведь Ривер как раз добивается обратного.
– Томми, меня укачивает на скорости больше пятидесяти миль в час, - вцепляюсь руками в сиденье, глядя на мелькающие огни, кусты, дома. Всё сливается в одну бесформенную массу.
– Смотри вперёд, а не в боковое стекло, - он даже не скрывает, как доволен. Словно всё идёт именно так, как он задумал.
Я слушаюсь. Где-то внутри, наверно, мне даже нравится, как он мной управляет. Так же ловко, легко, изящно, талантливо, как ведёт эту машину. Такое мастерство всегда подкупает. Хочется довериться его рукам, поддаться, расслабиться с уверенностью: он точно знает, что делает.
И я никому ничего не должна, я свободная женщина, я могу ему позволить делать с моим телом всё, что ему заблагорассудится. Я даже уверена, что буду в восторге. Скажу больше: я хочу этого. Но меня останавливает странное чувство, что я могу этому противостоять. У меня есть выбор: согласиться или отказаться. И до тех пор, пока он есть, я буду говорить ему «нет». Ненавижу, когда меня заставляют принимать решения.
– Я живу в другом районе, - второй раз подаю я голос за всю эту долгую молчаливую поездку.
– Я знаю.
– Тогда куда мы едем?
– я больше не смотрю ни на дорогу, ни на спидометр, ни на его руки, уверенно лежащие на руле. Я хочу домой. Мне плохо. Мне тоскливо. Мне уже даже не страшно. И я внезапно понимаю почему.
– Хочу показать тебе одно место, - улыбается Ривер, пока я лезу за телефоном.
– Залив.
– Ночью?
– рассеянно бросаю взгляд на мост, по которому мы несёмся, пока включаю телефон. Боже, как же медленно он загружается.
– Ночью. С глубины в четырнадцать метров.
Ну, наконец-то! Да! Два пропущенных звонка от Ханта.
– Что? Что ты сказал? Что значит с глубины?
– рассеянно поднимаю глаза на Тома, когда в руках у меня раздаётся звонок.
– Эйвер!
– хватаю трубку. Наверно, слишком радостно. Наверняка, слишком поспешно.
– Привет, звонила?
– ещё успеваю услышать его бодрый голос. Прикрыть глаза от
Приближалась, тянула к себе нефтяным пятном, в котором я испугалась испачкать ноги. И поджала их инстинктивно, когда машина полетела с моста.
– Анна? Анна!
– ещё звучит голос Ханта, когда от удара телефон вылетает у меня из руки. Ледяная вода течёт в салон со всех щелей, и я даже не вижу куда он падает.
– Ну вот, - расстроенно оглядывается Ривер.
– Гениальное произведение инженерной мысли, эстетика пули, а воду пропускает, как дырявая консервная банка. Говно ваш Бугатти!
– Том, - я не произношу это, шиплю, шепчу, придушено хриплю, глядя на потоки, заливающие салон.
– То-о-ом! Мы тонем.
– Скажи «да» - и нас вытащат, - упирается он руками в руль, с любопытством исследователя всматриваясь в моё лицо.
Машину тянет вниз мордой вперёд. Всё ещё горящие фары освещают плавающий мусор в зеленоватой воде. Но почему-то не хочется ни биться в дверь, ни стучать в стекло, чтобы выбраться, хочется отогнать пузыри воздуха, вырывающиеся из-под капота и закрывающие обзор.
– Я скажу «нет», Том, потому что нас всё равно вытащат.
– Почему-то наваливается такая усталость, что мой голос звучит обыденно, даже скучно.
– Нас вытащат. Живыми или мёртвыми. Сегодня или завтра. Нет, Томми. Прости, но нет.
Я не знаю почему мне кажется, что у меня всё ещё есть выбор. Но мне всё равно, умру ли я сейчас. Я словно сплю. Словно сама, а не машина, погружаюсь на дно бессознательного. Впадаю в транс. Я не могу, не хочу, не умею бороться. Сейчас - не могу.
А ещё я твёрдо уверена, что Том не позволит нам умереть.
У него такое спокойное и такое красивое лицо.
Но я хочу видеть другое. И я с таким рвением кидаюсь шарить руками в воде, словно именно от того, найду ли я этот чёртов телефон, и зависит моя жизнь.
– Я знаю, чем ты мне нравишься, - вдруг смеётся Ривер, когда я отстёгиваю ремень безопасности. Вскрикиваю, соскользнув в ледяную воду, и со всей дури ударяюсь головой о панель.
– Не своим страхом, Анна. Своим бесстрашием. Ты такая же одержимая, как и я.
Он отпускает руки и вжимается грудью в руль, больше не удерживая тело на весу. Клаксон звучит не громко, не победно, а как-то приглушённо, мычаще, беспомощно. Но я в отличие от него ликую, потому что нащупываю телефон.
– Эйв, - зажимаю его в дрожащих руках и шепчу, глядя на ещё горящий экран.
– Эйвер, - всё плывёт перед глазами, но ничто не кажется сейчас таким важным, как произнести его имя.
– Эйвер.
Затянутые металлической сеткой лампы. Поцарапанный, старый, до боли знакомый бейсбольный щит.
– Эйвер Хант, - повыше вскидываю подбородок.
– Я люблю тебя.
28. Эйвер
– Анна? Анна!
Твою мать, да что со связью! Чёрт знает, сколько я уже ору в эту дурацкую трубку, а там только что-то хрипит, шипит, булькает и вообще происходит хрен знает что.