Феромон

– А-а-а! Твою мать!
– не выдерживаю я, прижимая её к себе. И сила, что выплёскивает в неё моё семя и не даёт мне сдержать этот вопль, воронкой утаскивает меня в такие глубины, где я понимаю, что не люблю её - я её боготворю. Что я дышу ей, живу и умру тоже только ради неё.

– Ан, - обхватываю я её, прижимаясь к влажной спине. И меня трясёт уже не от возбуждения, от счастья, что я её всё же нашёл. И какого-то суеверного неоправданного страха, что ведь всего этого могло не случиться.
– Не знаю, зачем я вообще жил без тебя.

– Чтобы однажды встретить меня, конечно, - усмехается она. И я её отпускаю, но только чтобы она развернулась и обняла меня, устроившись на моих коленях.

– С добрым утром, мой ненасытный.

– С добрым утром, красавица, - аккуратно кладу между нами одеяло. И поясняю на её вопросительный взгляд: - Иначе это никогда не закончится. А я принёс тебе завтрак.

– Тогда давай завтракать, - целует она меня в уголок губ, но потом передумывает и захватывает в плен мои губы, заигрывает с языком, кокетничает с его влажным кончиком.

– Я же говорю, это никогда не закончится, - переключаюсь я на её налитую грудь, на дразнящие соски. Моментально затвердевшие, набухшие, требующие ласки.

– Нет, ты прав, - отступает она, улыбаясь на ощущаемую даже через толщу одеяла плотность.
– Иначе у тебя ни на что не останется сил.

– У тебя не останется, - улыбаюсь я, вручая ей кофе. И, не найдя ничего другого поблизости, расстилаю на её коленях халат с фирменной эмблемой отеля и вручаю булочку.

– Что это такое?
– рассматривает она тонкую запечённую корочку.

– Это бриошь. По крайней мере, так мне сказали во французской кондитерской на углу.

– Вкусно, - с набитым ртом она роняет на халат крошки. И если есть что-то умилительнее того, как она спит, то это то, как она ест.
– Какие у нас планы?

– Сейчас посмотрю, что там с расписанием и билетами, - встаю я с кровати.
– Проведаем отца и, - наклоняюсь, чтобы поцеловать её в плечико, - летим домой.

– А суд?
– беззаботно отхлёбывает она из стакана кофе, но смотрит так, словно ждёт каких-то новостей.

– Думаешь, Йорн не справится?

– Уверена, что справится. Тем более с такой подготовкой.

– Но?
– допив свой кофе, выкидываю стакан.

– Думаю, лучше бы нам успеть.

– Как скажешь, - открываю информацию о билетах.
– Вылет каждые два часа. Значит, всё будет зависеть от того, как себя чувствует отец и...
– смотрю, как она задумчиво рассматривает эмблему отеля, - и от того, как быстро ты соберёшься.

Она сгребает халат, чтобы не рассыпать крошки и, смерив меня уничижительным взглядом, исчезает в ванной. И даже закрывает защёлку. Умная девочка. Удержать меня в рамках рядом с ней так не просто.

Но все мои вещи в другом номере, и, крикнув ей, чтобы меня не теряла, ухожу собираться туда.

– Вот ты больной, взять два номера, - качает она головой, когда я сдаю ключ от второго.

– Я гордый и упрямый.

– Нет, ты сумасшедший, - смеётся она.

Затянутая в броню строгого костюма и от того только ещё более желанная. Я просто не могу, когда она рядом, завожусь даже не с полпинка, я просто перманентно на взводе.

Я схожу от неё с ума. Держу её за руку на улице. Целую в лифте. И даже стоя у постели отца, не могу отказать себе в удовольствии - положить руки на её плечи. И бессовестно гладить большим пальцем по шее, пока она сидит и внимательно слушает лечащего врача.

К счастью, благоприятные прогнозы оправдались. И после врача, поболтав с отцом, Анн встаёт. Пришло время прощаться.

– Ну, давай держись! Теперь всё зависит только от тебя, - обнимаю я своего родителя.

– Не дождётесь, - улыбается он сквозь слёзы и грозит мне узловатым пальцем: - Звони. Хоть иногда. А то знаю я тебя: работа, карьера, некогда, дела.

– На это, надеюсь, я выделю время в своём плотном графике, - нарочито смотрю на часы и тоже улыбаюсь.

Анну отец обнимает куда как теплее и крепче, чем меня. И даже не знаю, каких богов благодарить за то, что послали мне её. Эту рыжую, которая совсем и не рыжая, но вредная, словно натуральной рыжей родилась.

– Домой?
– сжимаю её руку, пристёгивая ремни безопасности в самолёте.

– К тебе или ко мне?
– усмехается она.

– А у тебя жёсткий матрас?
– парирую я. И, вспоминая ту встречу, в больнице, вдруг понимаю, что именно она сказала мне в тонущей машине. «Я люблю тебя!» То, что однажды я уже слышал, но не запомнил.

Я люблю тебя. И мир словно становится шире. Как жаль, что тогда я этого действительно не услышал. А может, и нет, потому что сегодня мне точно не о чем жалеть. С ней рядом я забыл даже о своём феромоне.

И словно в насмешку над моей беспечностью, надо мной склоняется стюардесса, чтобы принять заказ по меню.

Ан показывает пальцем, задавая уточняющие вопросы. А я со всей силы вжимаюсь в спинку кресла, потому что аккуратная причёска девушки от меня в каких-то нескольких дюймах.

– Это всё?
– поворачивается она ко мне.

– Всё?
– гляжу я на Ан. И только убедившись, что она спокойна и согласно кивает, поднимаю взгляд на стюардессу.
– Да, спасибо.

– И вам, - улыбается любезная, но не более того девушка.

Но облегчённо я всё равно выдыхаю, только когда она уходит.

А когда приносит нам закуски и по стаканчику кофе, снова пристально слежу за её реакцией. Не раз случалось мне выходить из самолёта с номерами телефонов стюардесс. Случалось и большее, иногда даже во время полёта. Но или присутствие Ан на неё так влияет, или... что-то опять происходит с моим феромоном, о чём я не знаю.

– Дэйв, - звоню я из зала прилёта, пока Ан говорит по телефону с Йорном. И стараюсь выглядеть беззаботным.
– Ты там как? К суду готовишься?

– Как отец?
– отвечает он мне вопросом на вопрос.

– Лучше. А ты откуда знаешь?
– удивляет он меня своей осведомлённостью.

– Ричард звонил Ив. Рад, что всё обошлось. Что у тебя?

– Всё хорошо. Дэйв, ты случайно ничего не хочешь мне сказать?
– кошусь я на девушку, что, осматриваясь по сторонам, встаёт ко мне так близко, что даже простая любезность велит мне отодвинуться, а уж привычка - отпрянуть на безопасное расстояние как можно скорее. Только я не делаю ни того, ни другого.