Феромон

– Мистер Хант, - слегка склоняет она голову, поворачиваясь на моё приветствие.
– Как прошёл суд?

– Спасибо, хорошо.

– Миленькая коллекция, - показывает она на шары для боулинга.
– Особенно вот этот, с цифрами.

– Спасибо, - оставляю я без особо внимания её любезность и показываю на диван.

– Не предложите даме выпить?

– Тяжёлый день?
– наливаю в стакан виски.

– Очень, - с благодарностью принимает она выпивку.
– Но я пришла сказать вам спасибо.

– Чем обязан?

Она выдыхает, осушает залпом свой стакан, даже не настаивая на компании. Делает глубокий медленный вдох. И снова выдыхает - теперь перед тем как начать разговор.

– Вы спасли мой брак.

– Вот как? Всё же вы приняли решение его сохранить?

– Не сразу. Не сразу. Но вы подали мне идею нанять частного детектива. Он выяснил, где и с кем встречается мой муж. И мне пришлось изрядно потрепать этой стервочке, своей тёзке, её жиденькие волосёнки. Но теперь она точно оставит в покое моего мужа, и никто не сможет сказать, что жалкая актрисулька Николь Уайт не может постоять за себя.

– Эта актрисулька, насколько я помню, стала женой сенатора, так что назвать её жалкой и десять лет назад ни у кого не повернулся бы язык, - улыбаюсь я.
– Но если вы всё выяснили и ваш брак в безопасности, зачем нужен вам я?

– Неужели повод с благодарностью не сработал?
– улыбается она, пока я пополняю её бокал.

– Она принята, - присаживаюсь я на подлокотник дивана.
– Но...

– Вызовите меня свидетелем по вашему делу.

– По какому делу?
– она определённо начинает меня удивлять.

– Мистер Хант, ваша психолог - любовница одного моего старого друга. Скажу вам больше: они начали встречаться, когда он был ещё её пациентом. И однажды я их застала у него дома.

– Не хочу показаться грубым, но что в доме вашего друга делали вы?

– Привезла собаку подпилить нечаянно сломанный коготь, - наклоняет она голову, повторяя моё движение.
– Да, да, не смотрите на меня так. Он бывший актёр. Порноактёр. А теперь собачий парикмахер.

– Ну, скажем, понимаю: век порноактёра недолог, и надо на что-то жить. Но вы отдаёте себе отчёт, как всё это выглядит со стороны?

– Считаете, это бросит тень на мою репутацию?

– Вас накроет бетонным блоком, а не тенью, миссис Миллер.

– Но ведь у вас закрытое заседание. А у меня есть сведения, которые помогут её наказать, - крутит она в руках бокал.

– Наказать?
– ничего не понимаю я.

– Стив чуть не покончил жизнь самоубийством после её лечения. Она мало того, что трахалась с ним, она довела его до срыва, понимаете?

– И вам теперь негде стричь свою собачку?
– позволяю я себе грубо пошутить.

Она проглатывает и мою шутку, и вторую порцию виски не морщась. И я в замешательстве, но всё же наливаю ей следующую.

– Он хороший человек, Эйвер, - осуждающе качает она головой.
– И это меньшее, что я могу для него сделать - лишить её лицензии.

– Боюсь, на том закрытом заседании судят меня, а не Лили Гринн. И что бы она ни совершила, мне всё же хотелось бы оправдать своё доброе имя, а не заляпывать грязью чужое. Но если мне не удастся одержать победу, я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением.

– Нет, мистер Хант, - выдохнув, она выпивает третью порцию и, отставив стакан, встаёт. Когда вы победите, обещайте взяться за этот дело.

– Не могу обещать, Николь, - развожу я руками. И понимаю, что рискую впасть в немилость, но не могу.
– Я не орудие личной мести.

– Но в любом случае, можете на меня рассчитывать как на свидетеля. Эта похотливая лицемерная сучка выбирает себе пациентов не просто так. Она положила на вас глаз, а вы единственный ей отказали, - уверенно заявляет она и направляется к выходу.
– Она не бедная овечка, какой прикидывается.

– Николь, - вызываю для неё лифт, - как вы вообще узнали об этом деле?

– Я - жена сенатора, - пожимает она плечами, делает шаг в кабину, разворачивается, нажимает на кнопку.
– А мой муж записался к ней на приём.

Ну, что ж, я всегда знал, что этот мир тесен. Что чем выше поднимаешься по любой лестнице, тем людей всё меньше и площадки всё теснее.

Там, наверху, сенаторы обращаются к лучшим психологам, психологи спят с порноактёрами, актёры общаются с бывшими коллегами по цеху... а я еду в такси туда, где меня не ждут, и мне глубоко наплевать на всех, кроме одной рыжей девушки, которой я везу цветы и шар для боулинга с цифрами «520».

Даже если получу эти шаром по голове и цветами по роже. Даже если услышу в свой адрес столько гневных слов, сколько не слышал за всю жизнь. Всё равно. Я попытаю счастье.

Но её дом встречает меня тёмными окнами, тишиной и какой-то могильной пустотой. Хотя информатор Йорна сказал, что проследил её до дома и больше она никуда не отлучалась.

Сквозь занавески не мелькает экран телевизора. В замочную скважину не пахнет едой. И сколько бы я ни прислушивался, из квартиры не доносится ни шороха.

Я не пугаю эту тишину пронзительным звонком. Поднимаю цветочный горшок. Увы, ключа нет. Поднимаю безрезультатно все цветочные горшки. А потом пробираюсь сквозь кусты и долго всматриваюсь сквозь тонкую штору, пока глаза привыкают к царящей в комнате темноте.

Она спит. Просто спит. Обняв подушку. Свернувшись калачиком. Подтянув к груди колени. Дышит ровно и спокойно. И на её безымянном пальце всё ещё поблёскивает проклятое кольцо. Она не сняла его, даже оставшись одна.

Как верный пёс я сажусь на крыльце на страже её сна. И сейчас моё единственное желание - погасить луну, что выползает на небосклон так не вовремя, чтобы не будила её своим светом. И большего я не хочу. Только чтобы ничто не тревожило её сон. Не мучило. Не беспокоило.

Опираясь затылком на косяк её двери, я рассматриваю тучи, что сгущаются на небосводе. На мигающие звёзды, что то мелькают, то исчезают между ними.

Вытянув ноги, на её крыльце я встречаю ночь.

Подняв воротник, борюсь с холодом и налетевшим ветром.

И даже первые капли дождя не пугают меня.

Не знаю, спал я или грезил наяву, но только к утру, промокнув насквозь и продрогнув до костей, я всё же заставляю себя встать и идти. Втянув голову в плечи, наступая в лужи, я заставляю себя переставлять ноги.