Феромон
Шрифт:
Я заставляю себя уходить от неё.
Всю ночь я думал, что скажу. Искал правильные слова, подбирал красивые аргументы, подключал логику, рассудок и интуицию, но к утру понял какая это всё херня.
Это для меня всё происходит в новинку. Я чувствую себя снова восемнадцатилетним. Словно навёрстываю то, что упустил тогда. А упустил я всё: не любил, не страдал, ни за кем не ухаживал, не писал глупых стихов, не стоял под окнами в надежде увидеть хоть тень, хоть силуэт той, что ранила моё сердце. Этого не было. Я всё пропустил, словно из-за тяжёлой болезни. И заболел я своим феромоном.
Это для меня всё по-настоящему,
Несмотря на все её признания, это всё же была месть. Месть справедливая и изощрённая. Месть, о которой я даже не подозревал.
Для меня это была лишь ошибка юности, которую я попытался как-нибудь исправить. Царапина, на которую капнул йодом и подул. Но для Ан это была не просто обида, не просто порез на коже, а очень глубокая рана, которая всё же должна зарасти изнутри. Затянуться, зарубцеваться, отболеть.
Я так поторопился оставить всё это позади, перечеркнуть, забыть. Поспешил заставить её отказаться от прошлого. От всего, с чем она жила годами. Даже от Ривера, который ей по-своему дорог. Я стремился присвоить её себе, не считаясь с её желаниями, не щадя её чувств, не заботясь о её потребностях.
И так увлёкся собственными ощущениями, что и думать забыл, что для неё это всё, может быть, по-другому. Что она любит меня не так. Что ей надо время. Надо сесть и подумать. Оценить и взвесить. Отторгнуть или принять.
Она сильная, умная и упрямая, но я совсем забыл, какой хрупкой бывает даже сталь. Она отступала, дразня меня равнодушием. Я рвался в бой, стремясь её покорить. Но пришло время отступить и мне.
Я ловлю первое же такси, что попадается на дороге.
В своей одинокой квартире задёргиваю шторы. Выключаю свет. И, кое-как согревшись под горячим душем, падаю ничком на кровать.
Я слишком привык побеждать. Но я никогда не сдамся, даже если сейчас проиграю.
85. Анна
Как странно чувствовать себя ни живой, ни мёртвой.
Фараоном, уложенным в саркофаг. Меня словно заживо забальзамировали. Превратили в безжизненную мумию. В куклу. В ходячий труп.
Я дышу, моргаю, двигаюсь, даже бегаю. Что-то решаю, звоню, записываю, разговариваю с людьми, но меня словно выключили - я ничего не чувствую.
Равнодушный мозг вяло реагирует холодными вспышками на то, что вчера мне было дороже всего на свете.
Сообщение, что моего отца забрали в больницу? Печально. Но с ним всё будет в порядке. Я говорю с его лечащим врачом.
Цветы и шар для боулинга на моём крыльце? Мило. Но надо вернуть это неуместное признание. Тем более, предназначенное когда-то не мне.
Когда-то он страдал по Иве Уорд. Плевать. Потому что теперь мне нужна именно Ива.
Есть своя прелесть в том, что можно не париться из-за таких глупостей, как чувства. Я вхожу в квартиру Дэвида, чтобы поговорить с Ив и не испытываю даже неловкости.
– Мне нужна твоя помощь, - кладу перед Ивой Уорд папку с делом Ривера.
– Ты просишь моей помощи?
– небрежно открывает она первую страницу. Ива всё в том же маленьком халатике
– Я не прошу. Ты возьмёшься за это дело независимо от того, нравится оно тебе или нет, - осматриваюсь я. Надо отдать ей должное, она навела здесь порядок. В квартире стало уютно.
– С чего бы это?
– хмыкает она, листая страницы.
– С того, что ты отличный адвокат, а ещё у меня есть на тебя кое-что. По слиянию Баретта. И не только, - кладу я перед ней вторую папочку, не особо церемонясь.
– Шикарное кольцо, - встречает она мой взгляд не дрогнув. Да, в отличие от Глена, у Ивы Уорд всегда были железные яйца.
– Неужели Хант сделал тебе предложение?
– Ривер, Ива, - и бровью не веду я.
– И ты вытащишь его из тюрьмы или останешься не просто без работы, без лицензии.
– Да ты вроде и без лицензии неплохо пристраиваешься, - снова кусает она яблоко, делая вид, что ей плевать.
– Даже не пытайся, - усмехаюсь я на её жалкие попытки меня задеть.
И хоть ей не нравятся мои угрозы, она всё же присаживается за стол и склоняется над папочкой. Вчитывается в строки, начисто забыв про темнеющий на столе огрызок, пока я рассматриваю висящее на сушилке бельё и от нечего делать заглядываю в пустые кастрюли.
– Если не хочешь давать показания, то нужно заявить о вашем желании пожениться уже сегодня, - загибает она пальцы, что-то подсчитывая в уме.
– Потому что повестку тебе вручат в ближайшие часы, а их священник не приходит каждый день.
– Я в курсе, - сажусь напротив неё на стул.
– Я взяла это у его предыдущего адвоката. Он меня и просветил. Но теперь я не могу встретиться с Ривером без тебя.
– Ну что ж, - встаёт она.
– Тогда поехали, встретимся.
И в том, что я не прогадала, когда выбрала её, становится понятно с первых же секунд нашего появления в прокуратуре. Она даже в офис окружного прокурора входит без стука. И он лично выходит её проводить. Скрипя зубами и натянуто улыбаясь, но явно готовый идти на уступки.
– Я раньше работала тут, - небрежно поясняет она, отвечая на приветствия бывших коллег и старательно растягивая губы в улыбке, когда мы выходим.
– И наша задача сейчас не упустить ни одной формальности. При нынешнем прокуроре легче всего развалить это дело, придравшись к несоблюдению протокола. А его адвокату уже отказали в прошении отпустить обвиняемого под залог.
Она решительная. Быстрая. Молниеносная. Я не успеваю ни за ходом её мыслей, ни за звонками, ни за передвижениями. И половины не понимаю из того, что она говорит. Но главное, она знает, что делает. А я знаю, что делаю я.
– Мисс Ривз, - приглашают меня в бронированную дверь.
– У вас десять минут, - выходит Ива, оставляя нас одних с Томом в маленькой комнате.
– Прости меня, Том, - кладу я на стол документы по делу «Визерикуса», сажусь напротив и складываю руки на папку так, чтобы он видел кольцо.
– Но так надо.
– Жаль, - гладит он мои пальцы.
– Это так самоотверженно с твоей стороны, но я не могу принять твою жертву.
– Нет, можешь, - упрямо поднимаю я подбородок.
– Я передумала. Я выйду за тебя замуж. А ты обещал сдержать своё слово.