FIDES

– Значит, мне придётся быть лабораторной мышью… Летучей… – грустно вздохнула девушка, – «опять загвоздка во мне».

– Готовься к завтрашним урокам, не надо нам лишних зельеваров, – приобнял её Северус.

Нина чувствовала, что он до сих пор «под током», хотя и без «маски», и прижалась к нему посильнее, но он ещё больше напрягся.

– Давай сделаю массаж? Тебе надо расслабиться и отдохнуть, – Нина поцеловала его в щёку и расстегнула рубашку, – ложись.

– Ну, ложись! – она просто сняла его рубашку в ответ на его настороженный взгляд..

В её движениях не было привычного стеснения, и мужчина покорно упал на одеяло. Стеснялась Нина только своей непрофессиональности, – навыки массажиста она тренировала на подруге Кате, которая, будучи психологом, всё время намекала, что она не лучший объект для утоления тактильного голода. Но не сопротивлялась.

А сейчас объект был более чем подходящий, и отсутствие практики легко скрывалось за уверенными и плавными движениями.

– У тебя синяки на полспины! – возмутилась девушка.

– Твоим экспеллиармусом можно было горного тролля завалить, – проворчал он в подушку.

– Это комплимент? – она заметила, как в ответ приподнялись уголки его губ, и сходила в кабинет за мазью.

Уже через несколько минут профессор тихо мурлыкал что-то себе под нос, и в итоге почти уснул.

– Я пойду погуляю, Сев, – шепнула ему в ухо Нина и, погладив по спине, накрыла пледом.

Девушке надо было прийти в чувство после такого трудного и нервного дня, и она отправилась на улицу, стараясь не попасться на глаза идущим на ужин студентам. Ей встретился только Дамблдор.

– Добрый вечер, мисс Норден, – поздоровался он. – Хотя, мне пора привыкать звать Вас по имени, мисс Нина, если Вы не возражаете, – лукаво улыбнулся директор.

– Как хотите, – вяло бросила девушка. Говорить по-прежнему не хотелось. Можно было, конечно, сделать замечание на тему такой «мощной» поддержки обвинения, но… всё было уже позади и подлежало забытью. Нервы дороже.

– Вы не желаете отужинать с коллективом? – не унимался старец.

– Чтобы каждый спросил, когда свадьба? – задала прямой вопрос Нина.

– А что, дата уже назначена? В таком случае, это будет настоящее торжество!

– Простите, Альбус, я понимаю, что всё рассказать могли и мальчишки, но могу я Вас попросить… не задавать этот вопрос хотя бы Снейпу.

– Что Вы, я и не собирался, – подмигнул ей директор. – Сегодня не было утренней почты, мисс. Значит, вполне возможно она будет вечером, – Дамблдор достал из кармана пакетик сладостей и пошёл дальше по коридору.

Девушке пришлось потащиться следом, потому что как-то подозрительно это было, про почту.

Вопреки опасениям, преподавательский состав обсуждал исключительно личность бывшего узника Блэка, – вспоминали и его школьные мародерские годы, и что/как/почему привело его к такой жуткой участи…

Но совы действительно вскоре принесли почту, – к ученикам разлетелись их личные птицы и рыжеватые сипухи из школьной совятни. Выше всех в зале пролетел огромный почти чёрный филин с ярко-жёлтыми горящими глазами и желтыми перьями на груди; с чёрными «ушками» и мощными когтистыми лапами. Сделав несколько кругов под потолком, незнакомая птица гордо опустилась на учительский стол перед Ниной.

Едва увидев карандашные каракули, девушка открепила записку от птичьей лапы и вышла из-за стола. Филин тронулся за ней, и от размаха широких крыльев вздымалась мантия девушки. Опуститься на плечо птица не решалась, да и плечо явно не годилось для таких размеров «почтальона». Пришлось выйти на улицу и, чтобы уж точно никто не помешал, дойти куда шла – до озера.

Там девушка развернула перемотанную шнурком бумажку с подписью сверху, словно бы для совы: «Нине Норден СРОЧНО», и бегло скользнула взглядом по строчкам. Несколько секунд, и сердце, кажется, остановилось. Не упало, не ударилось с размаху о рёбра, не расплавилось тяжёлым свинцом в груди, – просто замерло и исчезло, как будто его никогда там не было. Нина как будто перестала дышать. Но снова и снова пробегала строки, трясущимися руками удерживая мятый листочек.

«Нина, это Энди! Мы возвращаемся домой через 1,5 месяца в полнолуние. Это произойдёт само и от нас никак не зависит. Да, я хочу обратно, но мне страшно, потому что мы ничего не успели. У нас есть время, чтобы не исковеркать своё будущее...

Ещё, мой дедушка хотел сделать меня хранителем дерева Рода, но я не смогу и всё равно невозможно. Но будет лучше, если те 3 палочки вернутся к нему, это как-то связано со временем. Нина, прости. Мне тоже очень страшно, и… я понимаю, как тебе нелегко будет вернуться отсюда…».

Последние строки португалка писала явно со слезами, потому что край листа был покрыт размытыми пятнами. Лаборантка Хогвартса даже не заметила этого, и опустила руку с письмом, пространно глядя на чёрную воду озера. Широко открытые глаза смотрели без страха, просто в них что-то погасло, сломался фонарик, перегорела лампочка, исчезла… жизнь, едва появившаяся тёплым пушистым облаком вокруг её давно переломанных крыльев.

Очнулась она, когда филин, неспешно вышагивавший по жёлтой травке, подскочил и ущипнул её за руку.

– Ответа ждёшь? Лети… мне нечего сказать. Лети, – махнула она на птицу, проглотив ком в горле, но почтальон когтистой лапой поскрёбся по её мантии на манер собаки.

Девушка достала из кармана карандаш и нацарапала поверх письма: «Энди. я не смогу его бросить». Письмо было возвращено под ремешок с пряжкой на совиной лапе, и филин взмыл в пасмурное мутное небо.

Нина опустилась на колени с единственным вопросом: «За что?..». Не то чтобы она сильно хотела к кому-то обратиться, да и не знала, к кому взывать, – к Богу ли, к чёрту; к Мерлину, к основателям Хогвартса, ко всем святым или ко всем проклятым… Просто ноги у неё подкосились, и в молитвенной позе она уткнулась лицом в ладони. Слёз ещё не было, не было и криков: внутри оборвалась главная струна, и звук исчез.

– Северус… – выдохнула она с болезненной судорогой, рваные хрипы, отдалённо напоминающие вдохи, совершенно не позволяли дышать. Сквозное ранение в душу казалось пробило заодно и лёгкое, но сердце не задело. Сердце словно отсутствовало.

День и без того выдался тяжёлым. Но это были только цветочки чудовищного растения под названием «судьба», оплетавшего каждый закоулок бытия подобно «дьявольским силкам», знакомым Нине по травологии. Но… ведь «дьявольские силки» болеют от солнечного света, и достаточно крикнуть «люмос солем!». Опутавшая её жизнь буйная «растительность», очевидно, не могла ничем болеть и показала первую завязь своих плодов.