Фишка
Шрифт:
Аня отыскала заботливо переписанный в записную книжку номер телефона и сняла трубку...
– Вот, Анна Владимировна, в этой комнате вас ожидает человек, с которым вы, возможно, свяжете свою дальнейшую судьбу, - остановил Аню перед закрытой дверью молодой мужчина с холеной бородкой.
– Прошу вас, не волнуйтесь, ведите себя естественно. Вы оба знаете, почему вы здесь, поэтому не должно быть никаких двусмысленностей. Ведь вы оба входите в экспериментальную группу людей, добровольно согласившихся помочь нам в наших исследованиях, за что мы вам безмерно благодарны. По результатам, полученным с машины, вы оба отвечаете требованиям, предъявляемым вами к выбираемому спутнику жизни с учетом особенностей ваших характеров. Ну, будьте непринужденнее, - еще раз подбодрил он.
– Прошу вас, сюда.
Дверь бесшумно отворилась, и Аня вошла в небольшую, обставленную по-домашнему мягкой мебелью, комнату.
– Это ты?
– одновременно раздались два голоса - мужской и женский, сливаясь в один удивленный и радостный возглас.
"ПРАВДА, СМЕШНО?"
– Вот видите, мы знакомы всего два часа, а вы уже назвали меня хохотушкой. Да что вы, я не обижаюсь, я к этому привыкла. Такой уж у меня характер. Меня так еще в школе называли, и, надо сказать, все меня любили за веселый нрав. Помню, в последнем классе мы дружили с одним мальчиком. Он был самым красивым и эрудированным во всей школе. Девчонки его просто обожали, а мне страшно завидовали. Только моя подруга Нелька Волкова его терпеть не могла, называла его выскочкой и "ерундитом". Когда он после уроков догонял нас, чтобы проводить меня домой, она всегда фыркала и сразу же уходила. Представляете, как я смеялась, когда они вдруг поженились? Мы тогда уже оканчивали институт. Он меня, как обычно, провожал после занятий и вдруг пригласил на свадьбу. Я так хохотала, что чуть в обморок не хлопнулась. И на их свадьбе веселилась больше всех. Как они живут? Не знаю, я ведь тогда переехала в другой город. Окончила институт и уехала по распределению. Наверное, хорошо живут, ведь он мне на своей свадьбе признался, что еще в школе любил Нельку. Как на новом месте? О, меня встретили хорошо. Даже квартиру дали. Как молодому специалисту. Коллектив замечательный, добрые все такие, отзывчивые. И скучать не давали. В гости просто нарасхват, наперебой приглашали. Душой компании называли. Я, конечно, ценила такое отношение: когда аврал и на работу могла в выходной выйти, и с чьим-то ребенком посидеть. А что? Я ведь свободная и всегда веселая. А потом познакомилась с хорошим человеком. Влюбилась прямо с первого взгляда, а он мне почти сразу и предложение сделал. Свадьба у нас была комсомольская. В кафе пришлось праздновать, так много народу было. Умер? Почему же умер - мы разошлись. О, это уж совсем смешная история вышла. Вообразите: через неделю после свадьбы он мне вполне серьезно заявляет, что женился на мне из-за квартиры. Давай, говорит, разводиться и делить квартиру. Оказывается, у него уже давно была невеста, а теперь она должна вот-вот родить, но жить им негде. Поэтому он и решился на такой мерзкий поступок, прости, мол, меня, негодяя, а друзьям скажем, что ошиблись в чувствах. Я так хохотала, что чуть совсем не слегла. Зачем же квартиру делить, говорю, живите, а мне одной и в общежитии не тесно. Правда, смешно? Невообразимо смешно. Да, вы угадали, я потом уехала, решила перебраться поближе к югу. Всегда, знаете ли, тепло любила. Да и здоровье что-то стало... Нет, замуж я больше не выходила, не решалась. Танечка? Танечка - его дочь. Ну какой же вы смешной, простых вещей не понимаете. Танечка - его дочь, я просто ее растила. Ах, так вы не знали? Он ведь меня потом нашел, разыскал даже в другом городе. Раз иду с работы, поздно уже было, а у двери двое дожидаются - мужчина и девочка. Я и подумать не могла, что это ко мне. А пригляделась, да так и ахнула - он! Но в таком виде! И девочка... Вся бледненькая, худенькая, плохонькая, одета кое-как. Ну, пригласила я их, поужинали, чаем напоила, поговорили. Да все в толк не возьму, о чем это он. А как поняла, ручьем слезы из глаз, уж тут изменила своему веселому нраву. Девочка-то, оказывается, сирота. Мать умерла - это та его невеста. А он, как видно, уже тогда пил, вида только старался не показать. Короче, оставил он Танечку мне. Помогать, правда, нам не смог, да и не надо было, нам и моей зарплаты хватало. Вон, какая из нее теперь невеста получилась, красавица, умница, ласковая такая. Правда, грустит часто, не в меня. Оно и понятно, я ведь ей не родная мать. Только она не любит об этом, мамочкой меня называет. Да и жених ее, то есть с сегодняшнего дня уже муж, тоже меня стал так называть. Как же, говорит, мамочка, вы без нас тут жить будете? Правда, смешно? Разве ж я пропаду? Слезы? Это, наверное, от смеха. Почему ж одна? Скоро ее отца из лечебницы будут выписывать, у меня будет жить. Он мне так и заявил: дочь, мол, вырастила, теперь меня выхаживай, тебе все равно больше не для кого жить. Ну разве не смешно? А вот и музыка! Пойдемте, пойдемте, на свадьбе полагается веселиться.
Димка зевнул и вернул рассказ в папку.
"Что ж, я, вообще-то, не специалист... Может, и неплохо, но первая папка, на мой взгляд, интереснее".
Он встал, потянулся и, перейдя в гостиную, остановился у окна. Ждать оставалось недолго. Через несколько минут дверь подъезда открылась, и из нее вышла Ленка с небольшой спортивной
сумкой через плечо. Она оглянулась и посмотрела на окно Димкиной квартиры. Тот отпрянул, но тут же рассмеялся."Нет, я не боюсь, но словить себя не дам", - все еще смеясь, подумал он.
Не желая терять времени, Димка быстро переоделся и, прихватив пакеты с мусором, выскочил во двор. Избавившись от мешков, он сходил за свежим хлебом и вернулся домой.
Укрепив ножки стола шурупами, он установил его на место, задвинул ящики и только после этого с замашками опытной хозяйки разложил гладильную доску и, включив утюг, принялся за белье. Но все это время с его лица не сходило озабоченное выражение, а в движениях чувствовалось какое-то странное нетерпение. Догладив белье, он с облегчением отключил утюг.
"Нет, видимо, произошла какая-то генетическая ошибка. Наверное, вместо меня должна была родиться девочка, - подумал он. - Мужчины просто не могут быть настолько любопытны, а я уже ничего не могу с собой поделать", - с досадой отметил он этот очевидный для него факт и, пройдя в кабинет отца, достал из нижнего ящика коричневую папку.
– Интересно, что там может быть?
– бурчал он себе под нос, раскрывая папку прямо на гладильной доске.
– Совсем тоненькая. Может, пустая?
В папке был всего один рассказ. Горя от нетерпения, Димка достал его и тут же, стоя, принялся читать.
"ЗАКЛИНАНИЕ"
Тонким пронзительным голоском запел свисток чайника на плите, звонко стукнула упавшая на пол ложка, злобно зашипела вода в кране, где-то наверху глухо охнула захлопнувшаяся дверь - и Вадим Евгеньевич проснулся. Он посмотрел на часы. Начало восьмого, можно было не спешить. Из кухни доносились шлепающие шаги Лиды и ее монотонный голос, отчитывающий Димку за вчерашнюю тройку по контрольной. Вадим Евгеньевич поморщился. Он уже давно стал замечать, что голос Лиды его раздражает. Как он мог когда-то слушать ее часами, восторженно заглядывая в глубокие карие глаза и перебирая пальцами ее длинные черные локоны? Куда все это ушло? Теперь он, каждый день наблюдая эту раздраженную, рано начавшую седеть растрепанную женщину, неустанно спрашивал себя: как могло случиться, что они связали свои судьбы, они, такие разные, такие ни в чем не похожие люди? Конечно, хозяйка она хорошая - всегда вовремя готов обед, всегда есть свежая рубашка и выглажен костюм. Да и дома, надо отдать справедливость, всегда чисто и уютно, всегда порядок, а уж о Димке и говорить нечего - такую мать, как Лида, еще поискать. Но почему ей нет дела до своей внешности? Почему у нее нет глубоких интересов? Почему она не растет, не развивается? Она совсем потерялась среди этих кастрюль, тряпок, утюгов, веников и тазов. А фигура? Куда подевалась ее талия, которой когда-то завидовали все девчонки из ее группы? Нет, что ни говори, а с Олей ее даже сравнивать нельзя. Оля...
Вадим Евгеньевич повернулся на бок и вздохнул.
Олю он заметил еще на первом занятии фольклорного кружка, руководителем которого он был. Да, он сразу обратил внимание на высокую русоволосую девушку, которая, затаив дыхание, ловила каждое его слово. На кружок она всегда приходила раньше всех и не пропустила ни одного занятия.
Оля оказалась глубоко и страстно увлекающейся натурой, вдумчивой и необычайно работоспособной. Уже через полтора года существования кружка она стала его старостой и правой рукой Вадима Евгеньевича. Больше того, во многом благодаря именно ее увлеченности и энергии, их кружок стал настолько популярным на факультете, что среди желающих попасть в него стали проводить конкурсный отбор.
Каждое лето несколько групп из кружка ездили по селам в поисках былин, сказаний, песен, обычаев и обрядов, а осенью проводились семинары - отчеты этих поездок.
Вадим Евгеньевич вспомнил тот теплый июльский деревенский вечер, насыщенный запахом скошенной травы, когда они с Олей под звездным небом возвращались от местной песенницы. Шли медленно, прогуливаясь. Шли и молчали под впечатлением интересной встречи, всего услышанного и записанного. Потом долго стояли под березами на берегу деревенского пруда и вслушивались в нарушаемую сказочными звуками тишину. Вдруг, тихонько вздохнув, чистым высоким голоском Оля задумчиво запела:
– Снежки белы ли да пушисты
Покрывали все поля,
Одного лишь поля не покрыли -
Горя люта моего,
Есть кусочек среди поля,
Одинешенек да стоит.
Он не клонит к земле да ветки
И листочков нет и да на нем,
Только я одна, бедна-несчастна.
Все горюю по милом;
День горюю, всю я ночь тоскую,
Понапрасно слезы лью.
Слеза канет, снег да растает,
В поле вырастет и да трава.
Никто травушку ли да не любит,
Никто замуж не берет.
Пойду я с горя в чистое поле,
Сяду я на огород,
Посмотрю я в ту дальнюю сторонку,