Физика любви

Он совсем смущается:

– Да хорош тебе.

– Не обижайся, Миш. Что хочешь, чтоб мы обсудили? Что тебе интереснее подслушать?

– Петрова, а ты такая язва, оказывается.

Я притворно хватаюсь за сердце, и он с улыбкой качает головой.

Нам за столик приносят приземистые бокалы без ножки с толстым донышком и кучу стеклянных бутылочек колы. Я смотрю на их запотевшие бока и думаю, что мне жутко хочется пить.

С другой стороны стола происходит какая-то возня, и, приглядевшись, я наблюдаю следующую цепочку. Кудинов передает бокал Яну, тот – Глебу, а Янковский опускает его под стол и что-то туда наливает. Отдает обратно и принимает новый. Испуганно смотрю на Анатолия, но он заговорщицки мне подмигивает. Ну, что ж, по крайней мере теперь понятно, о чем с ним говорили парни. Я наливаю себе просто колу. Хватит с меня шальных пузырьков.

– Тебя до скольких отпустили? – спрашивает Оливка.

Я показываю ей сообщение от мамы:

 Януся, ты играла лучше всех! Отдыхай, будь дома к 11, напиши мне как вернешься. Уехала к т. Кате на дачу, буду в воскресенье.

– Т. Катя? – поднимает брови Настя.

Я закатываю глаза:

– Экономит время при написании слова «тетя». Вообще у нее таких «Т.» целых три, ездят друг к другу в гости. Когда они к нам заваливаются, лучше дома не появляться. Хохот, дым коромыслом.

И, помолчав, добавляю:

– Но вообще это даже мило. Такая дружба. Они с института вместе.

– Мы тоже такие будем.

– Стопудово.

– Ага, и я с вами, – восторженно вклинивается Попов.

Мы смеемся и толкаемся, когда в бар заходят ребята из соседней школы. Там вся волейбольная сборная и еще несколько девчонок. Они садятся за соседний стол, а Вадим подходит к нам и с фирменной улыбкой говорит, наслаждаясь неловкостью, которую принес с собой:

– Салют победителям. Отмечаете?

Потом он упирается руками в спинку нашего диванчика и склоняется между мной и Оливкой:

– Привет, девчонки.

– Уже виделись, – хмурюсь я.

– Как отдыхается?

– До твоего прихода просто супер, – парирует Оливка.

Першин наклоняется еще ниже, и я чувствую отчетливый запах алкоголя:

– Девчат, расслабьтесь. Я не кусаюсь. Просто подошел поздороваться.

Я смотрю через стол на Глеба, который мрачно наблюдает за нами. Он дергает подбородком и говорит:

– Вадос, иди к своим.

– Да без проблем, Глеб. Поздравляю.

Блондин выпрямляется и, широко улыбнувшись, уходит. Над нашим столом повисает напряженная пауза.

– Какой же говнюк, – с чувством говорит Манкова, и мы смеемся. Глеб улыбается и качает головой. В такт, как обычно, движется крестик в ухе.

Оливка наклоняется ко мне и шепчет на ухо, чтобы Попов уж точно не услышал:

– Ты заметила, что Янковский с тебя глаз не сводит?

– Не говори ерунды.

– Ты что, покраснела?

– Насть, не выдумывай, – отпиваю колу в попытке скрыть смущение.

Конечно, я вижу, что Глеб на меня смотрит. Причем чем больше он пьет, тем чаще его взгляд останавливается на мне. С какой целью, это, к моему сожалению и полному смятению, до сих пор неясно.

Оливка хитро прищуривается:

– Значит, вы не переписываетесь, и он на тебя не смотрит. Хорошо.

Снова хватаю бокал и выпиваю колу залпом. Морщусь от неожиданной горечи. Миша хохочет:

– Петрова, могла попросить, а не воровать мой бокал!

Черт.

Оливка хихикает, а я шумно выдыхаю носом. Что за дрянь они пьют?

– Винни, это ром! – с улыбкой кричит мне Глеб, будто в очередной раз прочитал мои мысли.

Я закатываю глаза и поднимаюсь с места. Самое время поискать туалет. Спасаться бегством, видимо, мое призвание.

– Ты в порядке? – спрашивает Ян.

Я киваю и ухожу. Внутри все печет.

В уборной я умываюсь холодной водой и прикладываю к лицу бумажные полотенца. Внимательно смотрю на себя в зеркало. Вид немного шальной, но счастливый. Может быть, и стоило полтора года провести в статусе невидимки, чтобы сейчас с щелчком встать в нужное место в пазле.

Смотрю на часы, сама себе напоминаю, что нужно следить за временем. Конечно, мне можно опоздать домой, мама не станет звонить с проверкой ровно в двадцать три ноль ноль. Но я обещала проводить Оливку домой, а тетя Лика более трепетно относится к комендантскому часу. Настя говорила, что это из-за того, что у них приемная семья. Если вдруг кто-то сообщит, что ребенок шатается по ночам, у них будут большие проблемы. Оливка маму очень любит и ни за что не допустит подобных неприятностей.

Я выхожу из туалета и направляюсь к своему столу, как вдруг кто-то хватает меня за руку и тянет на себя. Теряю равновесие и падаю на диванчик рядом с Вадосом.

– Яна! Посиди с нами!

– Нет, спасибо, – нелепо барахтаясь, пытаюсь подняться.

Парень снова тянет меня за руку:

– Мы тебя приглашаем, да, ребят? Это Максим, наверное ты помнишь его последнюю подачу, – парень в ответ кривится, – это Вано, Стасик…

– Фигасик, – резко перебиваю я.

Вадим присвистывает и обнимает меня за плечи.

– Какая у нас тут злючка-колючка.

Я смотрю на Глеба. Он сжимает челюсти так, что я вижу, как на скулах ходят желваки. Вадос тоже это замечает. И, видимо, поэтому широко улыбается и притягивает меня еще ближе к себе. Я вижу, как Ян успокаивающим жестом касается плеча друга.

Перед глазами все немного плывет, видимо ром добрался до моего мозга. Мне становится жарко, и я пытаюсь сбросить с плеча цепкую ладонь, но делаю это не слишком уверенно. Чувствую себя как муха, которая увязла в паутине и сразу же сдалась.

Вдруг Глеб рывком поднимается со своего места и в два счета оказывается около нас.

– Яна, пойдем, – рычит он.

Я вжимаю голову в плечи:

– В смысле?

– Она хочет остаться, братан.

Вместо ответа Янковский берет меня за запястье, но я отдергиваю руку и, сама не зная почему, с вызовом говорю:

– Никуда я не пойду.

Голубые глаза недобро сужаются:

– Нет, ты не поняла. Ты уходишь сейчас со мной, – и он с нажимом добавляет, – душа моя.

Внутри все неприятно замирает. Я снова вспоминаю, что Глеб знает мою постыдную тайну, и именно благодаря позорным рисункам и признаниям я здесь. Тогда я позволяю снова взять себя за руку и послушно поднимаюсь.

– Но моя куртка, – бормочу тихо.

– Я принесу.

– Я обещала проводить Оливку.

– Ян проводит. Ян! Проводишь Настю до дома?