Флетчер Мун — частный детектив

Единственное, на что меня хватило, — это вяло удивиться, почему это звезды на темном небе гаснут одна за другой. А потом их не осталось совсем — одна лишь чернота.

Глава 5 ВРАЧЕБНЫЙ ТАКТ ДОКТОРА БРЕНДАНА

Очнулся я в полном одиночестве, что показалось мне в высшей степени несправедливым. Я всегда знал, что когда-нибудь это случится: удар, а затем провал в беспамятство. В нашем ремесле такого рода неприятности неизбежны. Однако в моей душе жила романтическая вера в то, что, когда я открою глаза, вокруг моей постели будут толпиться обеспокоенные родственники и поклонницы. Увы, никого рядом не оказалось. Стерильная больничная палата была совершенно пуста.

Вторым, что, как я наивно полагал, не входило в условия сделки, была боль. Стоило хоть чуть-чуть пошевелиться, как возникало чувство, будто мозг просачивается сквозь трещины в черепе. На самом деле череп мой был совершенно цел, я отделался всего лишь поверхностным ушибом. Это мне объяснил пышущий весельем врач, который заглянул в палату с утренним обходом спустя довольно-таки немалое время после того, как я пришел в себя.

— Видел в кино, как плохие парни делают котлету из хороших парней?

— Да.

— Так вот, именно это с тобой и случилось.

Доктор Брендан был бы уже покойником, если бы я мог поднять голову, не завизжав, точно какая-нибудь девчонка. Он вел себя так, будто мне года четыре, не больше.

— Я имею в виду, — продолжал он, — что в действительности в этих фильмах никто никого не бьет.

— Скажете тоже…

— Да нет же, я серьезно. Это все трюки. Человеческий организм не приспособлен для того, чтобы выдерживать подобные экзекуции.

Я закрыл глаза, надеясь, что это заставит его уйти. Не тут-то было.

— Тебе вообще повезло, что ты остался жив после такого удара. Выглядишь ты, прямо скажем, скверно, но травма сводится главным образом к ушибу черепа… Ну, если не считать носа. Основной удар приняла на себя левая рука.

Я открыл глаза.

— И что с моим носом?

— Сломался, словно куриная косточка. Сегодня вечером мы тебе его вправим. А рука превратилась в свиную отбивную.

— В голове звенит.

Доктор Брендан осмотрел мои уши, посветив в каждое крошечным фонариком.

— Последствия травмы. Это пройдет.

В моем воображении возник яркий образ чудовища Франкенштейна.

— После операции тебе придется пить обезболивающие таблетки, — добавил доктор. — И наверное, стоит поносить темные очки.

— Зачем? Свет будет вредить глазам?

Доктор Брендан смущенно захихикал.

— Нет, просто чтобы ты пореже смотрелся в зеркало. Некоторое время ты будешь здорово смахивать на тролля.

— На тролля?

— Боюсь, что да. Привыкай к тому, что по меньшей мере месяца два «страшила» станет твоим вторым именем. А возможно, и первым. И даже фамилией.

Я застонал, и в носу что-то запузырилось.

Доктор Брендан наконец сжалился надо мной:

— Извини, Флетчер. Мне казалось, шутка поднимет тебе настроение.

— Поднимет настроение! — прогундосил я. Каждый слог сопровождался взрывом боли в носу. — Вы сумасшедший?

Врач повесил мою медицинскую карту на спинку кровати.

— Нет-нет, что ты, — светским тоном ответил он. — Просто делаю свое дело.

Доктор Брендан попросил меня сказать, сколько пальцев он показывает, пришел к выводу, что сотрясения мозга нет, и привел из коридора моих родных.

Мама едва не упала в обморок, увидев мое лицо.

— Все не так плохо, как выглядит.

Я попытался улыбнуться, чтобы успокоить маму, но, судя по тому, какое у нее сделалось лицо, лучше бы я не пытался.

— О боже мой, Флетчер… — Она расплакалась. — Когда мы нашли тебя в саду, то подумали, что ты умер. Хейзл услышала шум, и папа вышел наружу. Что случилось? Расскажи!

Я ответил чистую правду, до последнего слова:

— Я увидел, что в саду кто-то есть, и вышел посмотреть. Потом меня ударили клюшкой, а очнулся я уже здесь.

Я старался говорить невозмутимо, будто ничуть не испугался, и вообще… Однако очень трудно сделать хорошую мину при плохой игре, если у тебя все лицо в лиловых кровоподтеках.

Маме захотелось погладить меня по волосам, но ей пришлось ограничиться поглаживанием воображаемой макушки на расстоянии двадцати сантиметров от настоящей.

— Какой ужас! — причитала она. — В нашем собственном саду, прямо у наших дверей… И ты, дурачок, высунулся из дому посреди ночи! Детектив называется!

Мамино сочувствие таяло на глазах.

— Точно, — поддакнула Хейзл. — Ты что, ужастиков ни разу в жизни не смотрел?

Она вдруг достала диктофон и сунула его мне под нос.

— Кстати, можешь описать точно, что почувствовал в момент удара? Я пишу рассказ…

— Хейзл, прекрати! — прошипела мама. — Бедному мальчику больно.

Но моя сестра и не думала отступать.

— Ладно, пусть тогда хотя бы расскажет, какую боль испытывает. Обжигающую? Пульсирующую?

Допросу Хейзл положил конец папа, спросив меня:

— Это как-то связано с твоим расследованием?

— Может быть. Не знаю. Я же всего-навсего разыскивал пропавшую безделушку…

— Ну, неважно. С расследованием покончено, оно тебя вон куда завело. Мы мирились с твоей детективной деятельностью, считая, что вреда от этого не будет. Я видел, как ты увлечен, и поэтому не запрещал тебе заниматься твоим хобби. Однако с этого дня все расследования только через меня. Уяснил?

Я кивнул. Какой смысл спорить с людьми, которые так нервничают? Можно будет поговорить о расследовании позже, когда мое лицо не будет выглядеть так, что его вид утешил бы и Квазимодо.

Улучив момент, когда родители не смотрели, Хейзл шепнула мне:

— У меня для тебя кое-что есть. — На ее ладони лежал мой блокнот. — Ты обронил его в саду.

— Спасибо, сестрица.

Этим вечером доктору Брендану пришлось нелегко: он был настроен разговаривать со мной, как с четырехлетним, но обстоятельства то и дело вынуждали его переходить на язык тех, кому уже за десять.

— Хочешь леденец? — спросил он.

— Нет, спасибо. А куклы у вас случайно не найдется?