Флоту - побеждать!

_ Дозвольте обратиться, ваше благородие!
– подлетел к Чебыкину кондуктор со смешной и не очень благозвучной фамилией Мышковатый.

– Чего тебе?

– Явите божецкую милость, разрешите братве из землянок выбраться - силов ведь никаких, каждую секунду ждём с матросами, когда накроет. В темноте. Второй час уже...

– А здесь вам легче, что ли будет?
– недовольно отозвался мичман, хотя, представив, что переживают его подчинённые в темноте землянок, понял что легче.

Но боевая ситуация сама сняла сомнения командира батареи по поводу дальнейших действий: к басам своих одиннадцатидюймовых мортир, присоединились и тенора полевых батарей, которые, видя пассивность артиллеристов защищающих Наньшань, начали осыпать фугасами проволочные заграждения, а шрапнелями окопы и батареи русских.

– Давай всех на батарею!
– злобно прорычал Чебыкин.
– Вполне можем попытаться добросить свои снаряды до этих наглецов.

– Покорнейше благодарим!
– откозырял, просияв, Мышковатый, а через три минуты от пушек уже доносилось:

– Первое готово!

– Второе готово!

– Третье готово!

И так далее до шестого.

– Огонь!
– махнул рукой мичман.

Загрохали пушки, и понеслись трехкилограммовые шрапнели к вражеским позициям.

– Перестарались, - пробубнил себе под нос командир батареи, пронаблюдав разрывы.
– Уменьшить прицел на два деления!.. Огонь!

На этот раз белые комочки разрывов вспухли как раз над тем местом, где плескало огнём с японских позиций.

– Накрыли, ребята! Беглый огонь пять патронов на том же прицеле!!

Батарейцы с азартом продолжили. Ещё несколько серий удачно долбанули над японскими пушками, и огонь неприятельских орудий на данной позиции ослаб, почти прекратился.

– Молодцы, братцы!
– успел крикнуть мичман своим подчинённым...

Только это и успел. В грохоте канонады никто, разумеется, не услышал шипения приближающейся одиннадцатидюймовой бомбы. А она прилетела. И взорвалась прямо на батарее морских десантных пушек мичмана Чебыкина. Рвануло как раз между третьим и четвёртым орудиями. Чуть позади их. Сами эти две пушки и их расчёты были мгновенно уничтожены. Орудия номер два и пять вышли из строя, комендоров посекло осколками и щебнем, но убило только одного. Не пострадавших на батарее не имелось ни одного - и мичмана, стоявшего на правом фланге у орудия номер шесть, огрело по голове камнем, а в плечо угодил осколок. И это ещё легко отделались - на большинстве позиций пушки вообще стояли практически колесо к колесу. Если бы Чебыкин неделю назад не настоял на своём, не вытребовал бы для своей батареи расстояние не менее десяти метров между пушками - выкосило бы всех.

Сознание и чувства возвращались медленно и не все сразу. Первой пришла боль. Ныло всё тело, но особенно голова и плечо. Затем стала всё сильнее чувствоваться отвратительная горечь во рту, слух сообщил, что рядом имеются кричащие и стонущие, а с трудом просыпающееся сознание настоятельно просило не открывать глаза, чтобы не видеть ещё и источники этих стонов и криков. Но пришлось.

Что-то типа землянки, но серьёзно побольше обычной. Свет стоявшей неподалёку керосиновой лампы и то бил по глазам, так что снова пришлось зажмуриться.

– Очнулись, ваше благородие?
– послышался радостный шёпот Мышковатого.
– Как вы?

– Где я?
– голос звучал еле-еле.
– Что с батареей?

– Так в лазарете. На батарее убито шестнадцать матросов, остальные все переранеты - мне вон тоже колено камнем разбило...

– Что пушки?

– Две пехотские помогли вывезти, с остальных поснимали прицелы и замки и оставили...

– Попить дай.

Вода была довольно тёплой и слегка солоноватой, что, впрочем, и неплохо - с языка не только смывалась, но и слегка забивалась солёным вкусом нестерпимая горечь от шимозы.

– Спасибо, Тихон Гаврилыч, - оторвался от кружки мичман.
– А почему ушли с батареи? Кто приказал?

– Приказ генерала Фокова. Все разбитые батареи оставить. А завтра, я так разумею, что вообще все позиции очистим и к Артуру отступим...

– Как к Артуру!?
– приподнялся Чебыкин.
– Почему к Артуру? А Дальний?..

– Про то мне неведомо, вашбродь... И эта... Нога у меня разнылась. Прилягу я с вашего позволения...

– Конечно ложись. Тебе вообще вставать необязательно было. Спасибо!

Глава 13. Флоту - атаковать!

Генерал-майор Фок с откровенным удовольствием читал телеграмму от командира Пятого полка Третьякова: 'Позиции и батареи разбиты, держаться нет никакой возможности. Прошу разрешения отвести войска с перешейка'.

Такое, чуть ли не паническое сообщение, развязывало ему руки, и давало возможность выполнить пожелание Куропаткина озвученное Стесселем - не упираться под Цинджоу и отводить свою дивизию в Артур. Вероятно, командующий Манчжурской армией хотел оттянуть от себя к югу как можно большие силы противника, рассчитывая, что гарнизон Квантунского полуострова сможет связать их надолго. Мешали этому чёртовы подчинённые адмирала Макарова, которые громили со своих канонерок и миноносцев левый фланг атакующих японцев и топили вражеские корабли, обстреливавшие из бухты Цинджоу русские позиции. Появление у генерала Оку одиннадцатидюймовых мортир перед Наньшанем в корне изменило ситуацию. Тем более что канлодки Лощинского полностью расстреляли свои снаряды главного калибра и помочь уже не могли. Но командир Четвёртой дивизии не преминул поиздеваться над своим полковником:

– Такая позиция была у Третьякова! Я бы там всех японцев как крыс передушил... Готовьте приказ об отходе дивизии в Артур, штабс-капитан.

– Как в Артур, ваше превосходительство?
– слегка обалдел адъютант.
– А Дальний?

– А про Дальний, - сухо оборвал офицера Фок, - пусть болит голова у моряков. Наша задача, в первую очередь защищать крепость. Если этот идиот Третьяков не смог удержать перешеек, то нам остаётся только отступать.

На самом деле, Цинджоускую позицию защищали, вместе с моряками, около четырёх тысяч бойцов. Ещё почти четырнадцать тысяч штыков под началом собственно Фока стояло в резерве и до сих пор не сделали ни единого выстрела по врагу.

Было совершенно очевидно, что истрёпанные, истерзанные и измотанные на штурмах войска генерала Оку абсолютно не способны на преследование отступающих русских полков. Да и сам командующий японским корпусом прекрасно понимал, что если попытаться сейчас напасть на раненого русского медведя, то он, защищаясь, может так встать на дыбы, так размахаться своими когтистыми лапами и дать волю клыкам, что с Квантуна, может случиться, не удастся вывести и роты уцелевших преследователей.

Но отбыть в Порт-Артур командующему Четвёртой дивизии просто так не удалось. К генералу просто-таки вломился лейтенант Салтанов назначенный командовать морской артиллерией под Цинджоу.

– Ваше превосходительство, - выпалил моряк, - я получил приказ отходить со своими пушками к Артуру... Что это значит?

– Я вас не вызывал, лейтенант, - с нарочитой ленцой в голосе отреагировал на весьма эмоциональную тираду офицера Фок.
– Вы получили приказ? Так его надлежит выполнить и всё.

– Это предательский приказ!
– сорвался Салтанов.
– Морские пушки будут отходить на Дальний.

– Во-первых, господин лейтенант, - спокойно и с презрением ответил генерал, - потрудитесь соблюдать субординацию, и не смейте повышать голос на старшего в чине. Во-вторых, вы действительно подчиняетесь не мне, а Макарову, так что можете следовать, куда вам угодно. Вместе со своими пушками.

– Не премину так и поступить, ваше превосходительство, - лицо морского офицера просто горело ненавистью, ненавистью человека вышедшего из многодневных боёв к тыловой крысе, которая всё это время провела в комфорте, а теперь ещё и мешала выполнять приказ командующего флотом.
– Прошу только обеспечить мои орудия лошадьми, и выделить стрелков для сопровождения.

– Боюсь, что не смогу удовлетворить вашей просьбы, - продолжал издеваться Фок.
– Лошадей не хватает даже для вывоза раненых и армейских орудий.