Фома Гордеев

Он встал и ушел, громко шаркая туфлями по полу. Фома посмотрел вслед ему и вполголоса сказал, хмуря брови:

– Леший разве разберет всё это... один говорит так, другой - этак...

– Вот и в книгах тоже, -тихо сказала Любовь. Фома взглянул на нее, добродушно улыбаясь. И она ответила ему неясной улыбкой. Глаза у нее смотрели

устало, печально...

– Всё читаешь?
– спросил Фома.

– Да -а...
– уныло ответила девушка.

– И тоскуешь?

– Тошно... Одна потому что... Слова не с кем сказать...

– Плохо твое дело...

Она ничего не сказала на это, а лишь опустила голову и стала медленно перебирать пальцами кружево полотенца.

– Шла бы замуж...
– сказал Фома, чувствуя, что ему жалко ее.

– Отстань, пожалуйста...- некрасиво наморщив лоб, ответила Любовь.

– Чего отстань? Ведь пойдешь же...

– Вот!
– со вздохом и тихо воскликнула девушка.
– Вот я и думаю -надо... А как пойдешь? Ты знаешь ли - я такое чувствую теперь, - как будто между мною и людьми туман стоит... густой, густой туман!..

– От книг, - уверенно вставил Фома.

– Подожди! И я перестаю понимать, что делается... Всё мне не нравится, всё чужое стало... Всё не так, как надо, всё не то... Я понимаю это, а сказать, что не так и почему, -не могу!..

– "Не так, не так..."-забормотал Фома.
– Это у тебя от книг... Хоть я и сам тоже чувствую, что не так... Это может и оттого, что еще молоды мы...

– Мне сначала казалось, - не слушая его, говорила Любовь, - что я в книгах всё понимаю...

– Бро -ось ты их!
– посоветовал Фома пренебрежительно.

– Ах, полно! Разве это можно бросить? Ты знаешь -сколько разных мыслей на свете! О, господи! И есть такие, что голову жгут... В одной книге сказано, что всё существующее на земле разумно...

– Всё?
– спросил Фома.

– Всё! А в другой - напротив.

– Погоди! Разве это не чепуха?

– О чем разговор?
– спросил Маякин, являясь в дверях, одетый в длинный сюртук и с какими-то медалями на шее и груди.

– Так...- хмуро сказала Любовь.

– Насчет книг, - добавил Фома.

– Каких книг?

– Да вот она читает... прочитала, что всё на земле - разумно...

– Ну!

– Ну, а я говорю - враки!

– Н -да...-Яков Тарасович задумался, пощипывая бородку и прищурив глаза.

– Это что за книга?
– спросил он у дочери, помолчав.

– Маленькая такая... желтая...-неохотно сказала Любовь.

– Ты ее положи-ка на стол мне... Это неспроста тоже сказано- всё на земле разумно! Ишь... догадался какой-то!.. Н -да... это очень даже ловко выражено... И кабы не дураки -то совсем бы это верно было... Но как дураки всегда не на своем месте находятся, - нельзя сказать, что всё на земле разумно... Прощай, Фома! Посидишь, али подвезти?..

– Посижу еще...

Любовь и Фома снова остались вдвоем.

– Какой он у тебя, -кивнув головой вслед крестному, сказал Фома.

– Какой?

– На всё откликается, всё своим словом покрыть хочет...

– Да -а... умный!.. А вот не понимает, как тяжело мне жить...- печально сказала Любовь.

– Я тоже не понимаю... выдумываешь ты много...

– Что я выдумываю?
– раздраженно крикнула девушка.

– Да, -всё это... не твои ведь мысли-то- чужие!..

– Чужие... чужие...

Она хотела сказать что-то резкое, но оборвалась и замолчала. Фома смотрел на нее и, поставив рядом с нею Медынскую, грустно подумал:

"Какое всё разное... и люди и женщины... И чувствуешь всегда разное..."

На улице темнело, а в комнате уже было совсем темно. Ветер качал липы. сучья их царапались о стены дома, точно холодно им было и они просились в комнаты...

– Люба!
– тихо сказал Фома.

Она подняла голову и посмотрела на него.

– Знаешь... я ведь поссорился с Медынской -то...

– Из-за чего?
– оживляясь, спросила Любовь.

– А -так уж!.. Она обидела меня...

– Ну, это хорошо, что поссорился, - одобрительно сказала девушка, -а то бы она тебя завертела... она- дрянь, кокетка... ух, какие я про нее вещи знаю!

– Совсем она не дрянь, - угрюмо сказал Фома.
– И ничего ты не знаешь... Всё вы врете!

– Ну уж, извини!

– Нет... вот что, Люба, -тихо и просительно сказал Фома, - ты не говори мне про нее худо... Я всё знаю... ей-богу! Она сама сказала...

– Са -ама?!
– удивленно воскликнула Люба.
– Какая... странная! Что же она сказала?..

– Виновата...-с усилием выговорил Фома и криво усмехнулся.

– Только?
– в вопросе девушки звучало разочарование; Фома услышал его и с надеждой спросил:

– Мало разве?..

– Очень ты любишь ее?

Фома помолчал, посмотрел в окно и смущенно ответил:

– Не знаю... Кажется... что теперь больше, чем прежде...

– Удивляюсь я, как можно любить такую?
– пожав плечами, спросила девушка.

– Еще как можно!
– воскликнул Фома.

– Не понимаю... Нет, это только потому ты привязался к ней, что лучше ее не видал...

– Не видал!
– согласился Фома и, помолчав, нерешительно сказал: -Может, лучше и нет... Она для меня - очень нужна!
– задумчиво и тихо продолжал он.
– Боюсь я ее, -то есть не хочу я, чтобы она обо мне плохо думала... Иной раз тошно мне! Подумаешь - кутнуть разве, чтобы все жилы зазвенели? А вспомнишь про нее и -не решишься... И во всем так -подумаешь о ней: "А как она узнает?" И побоишься сделать...

– Да -а, - задумчиво протянула девушка, - значит, ты ее любишь... Я бы тоже... если б любила, то думала бы о нем... что он скажет?

– И всё у нее - особенное, - рассказывал Фома.
– Говорит она по-своему... красива как, господи! И такая маленькая... как ребенок...

– Что же у вас вышло?
– спросила Любовь. Фома вместе со стулом подвинулся к ней и, наклонившись, зачем-то понизив голос, стал рассказывать. Он говорил, и по мере того, как вспоминал слова, сказанные им Медынской, у него воскресали и чувства, вызывавшие эти слова.