Фомич - Ночной Воин
Шрифт:
Я замолчал и сердито засопел. Я, конечно, всё понимал и искренне сочувствовал Фомичу, но разрывался буквально пополам: сердцем я готов был пойти с ними, но разум долбил мне, что это глупо и бессмысленно.
Кто знает, как бы всё решилось, возможно, у меня хватило бы воли и ума отказаться, но вмешалась Кукушка:
– Он не хочет идти! Боится! Возьмите меня!
– Да что я?! Трусливей оловянной птички?!
– рассердился я.
– Иду я, иду...
– Ну вот!
– возликовал Фомич.
– Теперь порядок. Быстро собираемся и в дорогу! Времени у нас в обрез.
Мы пошли
И тут я увидел умело замаскированный шкаф в стене. В нём, к моему удивлению, стояла почти новёхонькая, хорошо смазанная тульская двустволка, а рядом висел на гвоздике патронташ. На верхней полке в шкафу стояли коробки с патронами.
Я нашёл в чулане тиски и ножовку по металлу, обрезал стволы покороче, взял картечь и жакан, оставив патроны, заряженные дробью, не на птичек мы шли охотиться. Надел патронташ на пояс, коробки уложил в рюкзак, а ружьё повесил на правое плечо, стволами вниз.
Настроение у меня несколько улучшилось. Это было для меня намного привычнее всевозможного холодного оружия.
– А меч ты за спину повесь, так, чтобы рукоять над левым плечом была, тогда в случае надобности легко достать правой рукой, - посоветовал мне Оглобля.
– Зачем мне теперь меч?
– удивился я, поглаживая ложе ружья.
– Не скажи!
– живо возразил Оглобля.
– В бою лишнего оружия не бывает. Не хватало - помню такое, бывало, а вот про лишнее - не помню.
Сам он тщательно приладил на спину два меча. Один под правую руку, другой - под левую. На поясе у него висел кинжал. Кривой татарский нож, отточенный как бритва, он засунул за голенище. Потом пересадил, предварительно наточив, старенький топор на свежевыструганное топорище, подлиннее.
Глядя на такие тщательные сборы и я, не став спорить с опытным в ратных делах Оглоблей, приладил меч за спину.
Фомич сидел в сторонке, погружённый в свои думы, и точил и без того острый клинок боевого меча.
Домовой осколком стекла полировал большую рогатину, чтобы не посадить занозу, рядом с ним лежала уже приготовленная увесистая дубина.
Балагула бродил по избе и сопел. Он брал в руки то один предмет, то другой, взвешивал на руке, качал головой и откладывал в сторону.
– Что ты маешься?
– спросил Домовой.
– Пойди, сделай себе дубину, как у меня. Или возьми меч, вон их полно после боя осталось.
Балагула только поморщился недовольно.
– Сам таскай такую тяжесть, - фыркнул он.
– Палку, если надо будет, я и в лесу под ногами подберу. Чего её из дома тащить?
– Ты что - совсем без оружия пойдёшь?
– спросил его приятель.
Балагула ничего Домовому не ответил и молча полез в погреб вниз головой.
– Что это он так полез? Свалится!
– удивился я.
– Нет, не свалится, - как мне показалось, с некоторым сожалением ответил Кондрат.
– Он всегда так лазит. Чистый обезьян...
В погребе был слышен стук и звон. Вскоре вылез оттуда Балагула. На поясе у него гирляндой висели... вилки!
– Ты зачем в мой сундук лазил?!
–
– Там моё приданое за столько лет собранное лежит!
– Приданое у невесты бывает, - возразил Балагула.
– Это только у вас так бывает, у тех, кто родился от человека и Лешачихи, - ворчал Кондрат.
– А у нас, у Домовых, приданое всегда за женихом.
– У тебя там, в сундуке, всё равно всё наворованное, - махнул на него Балагула.
– Не наворованное. А взятое у хозяев во временное пользование...
– Вот и я взял во временное пользование, - кивнул Балагула, и добавил.
– У тебя. И вообще - это будет моё оружие.
– Какое же это оружие?!
– потянулся к поясу с вилками Кондрат.
– Грозное!
– Что же ты этим оружием делать будешь?
– улыбнулся Оглобля.
– Врага по кусочкам кушать?
– Чёрные Воины выше меня?
– ответил вопросом на вопрос Балагула.
– Выше, - согласился Кондрат.
– Ниже тебя только табуретка, да и то не всякая.
– Кто бы говорил! Если тебя постричь, та ещё меньше меня будешь. Вот ты, допустим, Чёрный Воин...
– И что дальше?
– недоверчиво переспросил Домовой.
– Встань на скамью. Вот так, - командовал Балагула приятелем.
– Рост подходит. Бери теперь в руки свою дубинку и маши...
Кондрат взял в руки дубинку и махнул ею.
Прямо по голове Балагуле. Тот только охнул и сел на пол, привычно разбросав руки и ноги в сторону.
– Ты чего дерешься?!
– закричал он.
– Ты сказал "маши", я и махнул...
– оправдывался его дружок.
– Я сказал тебе в воздухе махать, а не по голове. Вот так и маши, а я будто подхожу к тебе сзади...
Кондрат увлеченно махал над головой дубиной, а Балагула, подкравшись сзади, ткнул его снизу вилкой в зад.
Не ожидавший такой каверзы Домовой взлетел под потолок, ударился об него головой, шлёпнулся вниз и сел прямо на стол, на воткнутую ему подлым образом вилку. Тут же он подскочил опять, взвыв от боли.
Выдернув вилку, он воздел дубинку и бросился на Балагулу, который прятался за столом и кричал оттуда:
– Я просто показать хотел! Я просто показать хотел!
– Да уймитесь же вы, обормоты!
– прикрикнул на разбушевавшуюся парочку Фомич.
– Надо вас дома оставить. Шуму - на сто вёрст вперед...
– Нет! Мы будем тихо!
– хором заверили его два обормота.
– Это мы оружие опробовали...
– Ладно. Все готовы?
– оглядел воинство Фомич.
– Все, - ответил Борода.
– Сейчас травочки в коробочки уложу да корешки по мешочкам.
– Балагула! Возьми Радио, - распорядился Фомич.
– Да на фига оно?
– поморщился сын человека и Лешачихи, с ненавистью глядя на огромный ящик.
– Как же мы новости узнавать будем?
– Ой, тоже мне, проблема! В лесу сорок полно...
– Всё. Разговор окончен. Или бери, или оставайся.
– Возьму, возьму... Только, смотри, Кондрат мало чего несет.
– Это я буду решать, кто мало, кто много, - рассердился Фомич.
– А я что? Раз надо, значит, надо, - стушевался Балагула.
– Я всегда и на всё ради общего дела готов.