Фомич - Ночной Воин
Шрифт:
– Ты куда, Борода?
– спросил удивлённо Оглобля.
– А чем я хуже тебя?
– вопросом на вопрос ответил тот.
– Я тоже пойти желаю. Я вам в пути пригожусь. Оружием я не ахти как владею, но зато наговоры, заговоры, травы целебные знаю, лес, зверей и повадки их ведаю. Возьми...
– Что ж, - после недолгого раздумья махнул рукой Фомич.
– Не с одного же меча в дороге кормиться. Мудрость тоже требуется. Вставай по правую руку... Ну, еще двое...
Вперёд вышли, как всегда отчаянно отталкивая один другого локтями, Балагула и Домовой.
– Я!
– Я!
–
– А ты куда лезешь?!
– У тебя даже коленок нет!
– А у тебя есть, только ты их не моешь!
– А при чём здесь умывание?
– А при чём здесь коленки?!
– Вот как дам сейчас!
– Это я как дам сейчас!
– Это я дам!
– Нет, это я дам!
– Куда же мне вас с собой в поход брать, если вы не с врагом воюете, а друг друга лупите?
– спросил насмешливо Фомич.
– Это военная хитрость такая!
– ответил Балагула.
– Увидит враг, как мы один другого колотим безжалостно, подумает: как же они будут нас бить, если своих так бьют? Испугаются враги и убегут сами.
– Ну, если убегут, - улыбнулся Фомич, - тогда вставайте по правую руку, только сразу бить друг друга не начинайте, подождите, пока враги появятся.
– Так что же, - Оглобля уткнулся взглядом в острую макушку вставшего рядом с ним Балагулы, маковкой достигавшего как раз его коленки.
– Значит, мы теперь с тобой в одном войске состоим. Так что ли, животное?
– Какое я тебе животное?!
– завопил Балагула, привстал на цыпочки и едва не отхватил ковшом Оглобле коленку, которую тот едва успел отдёрнуть.
– А кто же ты?
– удивился Оглобля.
– Не человек же ...
– Он лучше всяких там людей!
– вышел на защиту своего приятеля Кондрат, на всякий случай выставив перед собой однорогий ухват.
– Я и не спорю, - согласился добродушный Оглобля.
– Только нам ведь вместе в дальний путь идти. Должен же я знать, кто рядом со мной идёт.
– С тобой идёт прекрасное существо, мой лучший друг - Балагула, важно пояснил Домовой.
– Вот ты и расскажи нам, кто он такой твой друг приятель, - попросил Оглобля.
– А то и вправду, идём вместе, а с кем - не знаем. Существо, не существо, человек, не человек.
– Давно это было, - начал Кондрат...
Глава четырнадцатая
Откуда есть пошёл красавец Балагула
Давно это было. Жил да был в одном большом селе возле леса мужик. Мужик как мужик, только немножко слишком балаболистый, шебутной. Про таких, как он, в народе говорят, "без царя в голове". Куда ветер дунет, туда он и думает.
Сам по себе он был безвредный, безобидный. Лёгкий был человек. Только очень беспечный.
Все односельчане на огороды трудиться, а он залезет на крышу, развалится там на солнышке, и лежит, тренькает на балалайке, песни дурашливые горланит.
Не грызи подсолнухи,
не гляди с укором,
цвёл я как черёмуха,
вырос мухомором!
Я нашёл себе деваху,
на окраине села.
Всё смотрел, да только ахал.
Она плюнула, ушла.
Ты куда меня ведёшь,
сладки песенки поёшь?
Я веду тебя в сарай,
иди, не разговаривай.
– Эй!
– кричат ему односельчане.
–
– Иди ты!
– восклицает мужик, и тут же запевает:
Ох, сарай, ты мой, сарай,
непокрытый мой сарай!
Я куплю мешок соломы,
и покрою свой сарай.
Ясный месяц укрылся за тучи,
мои лапти на той стороне.
Ничего мне в жизни не надо,
лишь бы лапти вернулись ко мне!
Ох, сарай, ты мой, сарай,
непокрытый мой сарай...
И всю песню сначала. И так поёт он, пока не плюнут односельчане, не отстанут от него. Лежит он так-то, опять идут к нему соседи:
– Пойдём мост ремонтировать!
– зовут они.
– Мост общественный провалился, всем миром чиним.
Мужик, вздохнув, берётся за балалайку:
– Сейчас приду, только песню допою!
– Это какую песню?
– спрашивают односельчане.
– Про сарай, - радостно отзывается мужик.
– Нет!
– возмущаются соседи.
– Знаем мы тебя! Это бесконечная песня. Мы никогда не дождёмся, что она кончится.
– Хорошо, - соглашается мужик.
– Тогда я спою про ворону и про мост.
– Ну, про ворону давай, - нехотя соглашаются односельчане.
Мужичок быстренько хватает балалайку и запевает во всё горло, да так громко, что ему тут же в голос отзываются все собаки в селе.
Он лежит на полусгнившей крыше, зияющей дырами, солнышко ласково гладит лучами его сияющую плешь, а он болтает ногами, лупит по струнам балалайки и блаженно орёт покорно слушающим его соседям, ждущим конца песни, чтобы отправиться на ремонт моста.
Однажды еду: вижу мост,
под мостом ворона мокнет,
взял ворону я за хвост,
положил её на мост,
пусть ворона сохнет!
Он ударяет по струнам и садится. Односельчане, страшно довольные тем, что песня такой короткой оказалась, ждут, что сейчас он слезет и пойдёт чинить мост.
Как бы не так! Они забыли, с кем имеют дело. Мужичок тренькает по струнам и продолжает петь:
Еду дальше, вижу мост.
На мосту ворона сохнет,
взял ворону я за хвост,
положил её под мост,
пусть ворона мокнет!
Односельчане со слабой надеждой вздыхают, надеясь, что теперь-то песня вся, но ничуть не бывало! Мужичок начинает всё сначала:
Однажды еду: вижу мост,
под мостом ворона мокнет...
Рассерженные соседи, понимая, что этот прохиндей опять бессовестно надул их, плюют и идут чинить мост сами. А мужичок, лёжа на крыше, до самого их возвращения попеременно мочит и сушит на мосту несчастную ворону.
Так что в работе мужичок БЫЛ совершенно бесполезен. Но зато если уж где свадьба, или другая какая гулянка, тут уж без него никак! Да он в таких случаях и не заставлял себя просить дважды. Он хватал свою балалайку, съезжал на тощем заду по сгнившей соломе с крыши, и спешил туда, куда его приглашали.
И уж веселье там обеспечено. Гости скучать не будут, да ещё и на много лет воспоминаний о весёлой гулянке останется.
За это и терпели мужичка. За это и подкармливали. Иначе не выжил бы он. Огород у него репьём, сорняками, да лопухом-крапивой весь зарос.